Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе - Дэвид Бэггет
Раз персонаж по имени Гарри при ближайшем рассмотрении подлостей не совершает, то обвинение в аморальности приходится предъявить самой писательнице.
Она, мол, переносит в сказку гностико-теософскую теорию о расовом превосходстве «волшебников» над «маглами».
И в самом деле противопоставление духовной «расы» (посвященных «пневматиков») профанам («иликам») характерно для традиции западного эзотеризма. Гностическая библиотека из Наг-Хаммади (она была собрана в IV веке и найдена лишь в середине XX столетия) вполне ясно проводит эту границу: «Поистине, не признавай сих за людей, но считай скотами, ведь как скоты поедают друг друга, также у них, такого рода людей — они поедают друг друга, но они изъяты из истины, ибо любят сладость огня и рабы смертных и стремятся к делам осквернения, выполняют желания отцов своих» (Наг-Хаммади 2, 7, 141)[173]. «Есть много животных в мире, имеющих обличие человека» (Наг-Хаммади 2, 3, 119)[174].
Это те самые «апокрифы», которыми современная антицерковная пропаганда мечтает подменить церковные Евангелия…
По мысли современных гностиков — теософов и рерихианцев — человечество уже прошло через четыре «расы» (этапа) своей духовной эволюции (лемуры, атланты и т. п.). Сейчас на земле почти все народы принадлежат к пятой расе (хотя и есть несколько совсем отсталых)… Теософы же — это люди будущей, шестой расы. По самоощущению Анны Безант «теософ достиг вершины, опередив свою расу»[175].
«Новый мир», который настанет в эпоху new age, в чаемую теософами «эру Водолея» приведет на землю «шестую» расу, которая будет владеть оккультномагическими способностями. «Да, во всех теософических книгах можно найти указание, что шестая раса собирается в Америке», — пишет Елена Рерих[176]. Эта новая раса — раса Богочеловеков[177] и Сверхчеловеков[178]. Между правителями, просвещенными оккультным гнозисом, и обывателями проляжет расовая граница. «Теперешний вид человека будет рассматриваться как исключительный выродок»[179].
Граница между расами, проходящая по признаку владения оккультными способностями, — эта черта является характерной и для художественного мира Ролинг.
Это и в самом деле производит неприятное впечатление: среди людей-неволшебников не обнаруживается ни одного положительного персонажа. Конечно, есть надежда, что в следующих томах ситуация изменится (в пятом томе уже ничего уничижительного о маглах не говорится). И даже Дурсли — самые дурные из всех маглов (приемные родители и мучители Гарри) в пятом томе становятся уже более человечными. В начале «Ордена Феникса» Гарри впервые видит в тетке человека: «— Достаточно! — прошептала тетя Петунья. Она посмотрела на Гарри, как прежде никогда не смотрела, и внезапно, в первый раз в его жизни, Гарри действительно понял, что она сестра его мамы. Он не мог сказать, почему это обстоятельство подействовало на него так сильно в этот момент». А в конце тома Дамблдор так говорит о ней: «Ты был защищен древним волшебством, о котором Волан-де-Морт знал, которое он презирал и которое он поэтому всегда недооценивал — на свою беду. Я говорю, конечно, о том, что твоя мать умерла, чтобы спасти тебя. Она дала тебе длительную защиту, чего он никогда не ожидал, защиту, которая течет в твоих жилах по сей день. Поэтому я доверился крови твоей матери. Я оставил тебя ее сестре, ее единственной оставшейся родственнице.
— Она не любит меня, — сказал Гарри тотчас же.
— Но она взяла тебя, — парировал Дамблдор. — Она, возможно, взяла тебя с неохотой, с раздражением, против воли, с горечью, но все же она взяла тебя, и, поступив так, она скрепила заклятие, которое я поместил в тебе. Жертва твоей матери сделала кровные узы самой сильной броней, которую я мог дать тебе. До тех пор пока ты называешь домом место, где живет материнская кровь, Волан-де-Морт тебя там не сможет достать или причинить тебе вред. Он пролил ее кровь, но она живет в тебе и ее сестре. Ее кровь стала твоим убежищем. Тебе нужно возвращаться туда только раз в году, но, до тех пор пока ты будешь называть это домом, до тех пор пока ты там, он не сможет навредить тебе. Твоя тетя это знает. Я объяснил ей, что я сделал, в письме, которое я оставил с тобой на ее пороге. Она знает, что то, что она приютила тебя, возможно, хранило тебе жизнь в течение пятнадцати лет».
Но пока вопрос остается: зачем автор столь резко отделил мир Хогвартса от мира обычных людей (ибо использование оскорбительной клички есть именно резкое противопоставление)? И это притом, что ни интеллектуально, ни нравственно волшебники не превосходят «маглов».
И все же вновь и вновь скажу: если Рерихи посылали свои оккультные инструкции реальным политическим вождям (Сталину и Рузвельту), пробовали вмешаться в реальную политику и более чем серьезно относились к своим оккультно-расистским конструкциям, то Ролинг пишет всего лишь сказку. В волшебных сказках сюжет сосуществования разных «рас», разных типов существ с разными волшебными способностями является достаточно традиционным.
Кроме того, ролинговские волшебники не стараются возглавить «эволюцию человечества» — в отличие от теософских «махатм».
Наконец стоит заметить, что настойчивое именование обычных людей с помощью клички и в самом деле приводит к тому, что «ребенок исходно отчуждается от людей, изображенных в книге Ролинг»[180]. Но вот вопрос: от каких именно людей отчуждается тем самым ребенок? Сам-то читатель имеет волшебную палочку? Умеет колдовать? Считает ли себя колдуном? — Нет, нет и нет. Читатель всегда помнит, что сам он — из мира «маглов» (особенно если на день своего одиннадцатилетия он отчего-то не получил пригласительную открытку из Хогвартса). Значит, нарочито презрительная кличка относится и к нему. И тогда понятно ее использование: она создает психологический барьер, отделяющий детей от волшебников и тем самым мешающий читателю всецело отождествить себя с ними.
Критики, по их собственному признанию, прочитавшие лишь один том сказки из четырех вышедших (а именно второй)[181], обвиняют Ролинг в расистском презрении к человечеству на основании того, что семейство Дурслей изображено ею несимпатичным. «Но если вдуматься, что уж такого монструозного в отношении этих людей к своему племяннику? Они взяли крошечного сироту в семью и воспитывали десять с лишним лет, зная, между прочим, что отец его был колдун»[182].
Что ж, трезвое и замечательное рассуждение. Вот только построено оно на пустоте. На пустоте, зияющей в том месте сознания критика, которое должно было бы быть заполнено знанием того материала, что он своей критике подвергает. В данном случае вся эта конструкция строится на не-прочтении первого тома, в котором, собственно, и описывается жизнь Гарри у дяди Вернона. Малыша Дурслей держат под лестницей — в
