Лорен Грофф - Тайны Темплтона
— Нет, Вилли, я что-то не понимаю… Как такое может быть?
— Это ты мне расскажи!
— Но я не могу иметь детей! — воскликнул он. — Я с тремя женами расстался как раз из-за того, что не могу иметь детей! Нет, это просто невозможно!
— Но это случилось, — возразила я. — И я тому живое свидетельство. Можешь даже меня ущипнуть.
Это была шутка, но он и вправду ущипнул — целую неделю потом у меня на руке пониже плеча красовались два параллельных синячка.
— Как же так?! — недоумевал он. — Мне никто ничего не говорил! Я ходил болеть за тебя на все школьные матчи и ничего не знал?..
— Я и сама не знала. До вчерашнего вечера. А вчера вечером мать рассказала мне.
— Но я никогда ничего такого не делал с твоей матерью, клянусь!
— Да? Но мы же с тобой не какие-то призраки!
— Но я ничего такого не делал!
— Нет, делал. Напряги память и вспомни. Погожий денек ранней-ранней весной… почки распускаются на деревьях… Салат из помидорок… Вино…
Я наблюдала и видела, как лицо его (мое лицо) покраснело и его точеный нос (мой нос) уловил что-то глубокое и волнующее. Он растерянно заморгал и откинулся на спинку стула.
— Подожди, что-то вроде припоминается…
— Ты не спеши, папочка. Времени у меня впереди уйма — вся жизнь. — Я улыбнулась. Так широко, что даже испугалась, как бы лицо не треснуло.
Соломон Фолкнер вытер вспотевший лоб и задумчиво сложил губы трубочкой.
— Бог ты мой, точно! Но это так… извини меня… странно! Я ведь тогда вообще не помнил, что мы делали с Вивьен. С твоей мамой. Я проснулся наутро в ее доме — полуголый, голова раскалывается от похмелья. Ну и испугался. Испугался, что моя невеста обо всем узнает и тогда точно убьет меня. Поэтому я очень долго избегал твоей матери. Просто выбросил ее из головы. Вот черт, я даже не знал, что такое произошло! Как дерьмово-то все получилось!
— Да уж, и впрямь дерьмово, — согласилась я.
Он снова выпрямился и заложил руки за голову. Волосы его заметно поредели и поседели с тех пор, как я была школьницей, а он ходил с пышной кудрявой шевелюрой. Сейчас волосы были коротко подстрижены, и ему это шло.
Глаза наши встретились. Мне показалось, он с трудом сдерживает слезы.
— Ты прости меня за то, что я сейчас скажу, — проговорил он. — Но… Видишь ли, я человек не бедный, и… если есть какой-то способ проверить…
Я вскочила, чтобы уйти, но он схватил меня за руку:
— Подожди! Я тебе верю. Просто никак не могу свыкнуться с этой мыслью. Не могу поверить, что такое могло случиться!
— Понимаю.
— Это чудо какое-то! — Он покраснел. — Самое настоящее чудо! Ну надо же, у меня дочь!
— Да, и эта дочь — я, — кивнула я и сжала его руку.
— Да, и эта дочь — ты. — Он покачал головой. — О лучшем я и мечтать не мог.
Официантка бесшумно поставила перед нами еду, но мы к ней даже и не притронулись. Вскоре в ресторан хлынул народ — туристы и горожане, — подошло время обеда. Были среди вошедших и наши знакомые. Они сторонились нас, будто что-то улавливая, рассаживались за другие столики и поглядывали на нас, недоуменно шушукаясь.
«Ну вот вам, пожалуйста, и четвертая жена!» — наверняка думали некоторые из них. И я могла их понять — что же еще им думать?
Мы долго молчали, потом Сол вздохнул:
— Нет, о таком сюрпризе я и мечтать не мог! Ты не представляешь, Вилли Аптон, как я горжусь тем, что у меня есть дочь. Я… прямо не знаю, как и сказать… Я… тронут до глубины души!..
И все же я уже тогда поняла, что мое копание в предках, даже если его продолжить, вряд ли сильно изменит будущее. Допустим, какой-то первобытный человечек перебрался через Берингов пролив и умер, оставив в тундре скромные следы своего существования, чтобы люди из далекого будущего могли раскопать его останки. Но ведь до этого человечка туда, возможно, перебирались другие человечки, огромное количество человечков, и тоже оставляли следы своего пребывания на этой каменистой земле. К тому же у меня теперь был отец, а вместе с ним толстенный пласт предков, и я понимала, что выявить и установить их всех, всех их понять к тому же, просто невозможно, но они в любом случае запечатлятся в ДНК моих будущих детей. Но копаться — это слишком! Разобрать все это и понять — просто невозможно.
И все же нас тянет к этим вещам. Мы делаем вид, что понимаем. Нам обязательно нужно думать о первобытных людях, обитавших в Северной Америке, даже если мы не найдем следов их существования; эти толстенные пласты предков за спиной нужны нам как балласт. Иной раз мы не можем сделать какой-то шаг в будущее, если не ощущаем за спиной этого веса, этой тяжести, которая придает нам устойчивости. Даже если эта тяжесть воображаема. И чем больше пугает нас будущее; чем страшнее и сложнее оно кажется, тем больше нам нужен этот надежный вес за спиной. Я смотрела на моего отца, Сола Фолкнера, и чувствовала невообразимое облегчение. И для меня вроде бы даже не имел значения тот факт, что я наконец обрела его. Вроде бы. Но где-то в неизмеренных глубинах моей неподвластной логике души это имело значение. Очень большое значение. Мне было приятно ощущать за спиной его дыхание на этом длинном, уже пройденном мной пути. Мне было приятно осознавать, что на этом пути он тоже имел свое место.
После того как мы с Солом Фолкнером пожали друг другу руки и даже душевно обнялись на прощание, я рассеянно и задумчиво побрела по улице, пытаясь собраться с мыслями. Изнурительная жара была в самом разгаре, и даже наркоманы-школьнички не пинались и не прыгали друг другу на плечи, а смирнехонько сидели под старым дубом в парке. Дурачок Пиддл Смолли стоял, обливаясь потом, в желтом дождевике наизнанку и, зажав между ног метлу, звонил в колокольчик. Орали младенцы в колясках, машины, казалось, еле двигались, и даже у старой миссис Пи, подметавшей крыльцо почтового отделения, от пота промокла на спине блузка. Пройдя парк, только и оставшийся от Темпл-Мэнора, я увидела кое-кого на противоположной стороне улицы, и вялое, задумчивое оцепенение спало с меня. Я перешла через дорогу и заспешила в благодатную тень от коринфских колонн городской библиотеки, где в тенечке возлежал на ступеньках Иезекиль Фельчер.
Выглядел он шикарно. Мне захотелось потрогать его мускулистый брюшной пресс. И лицом похудел, даже как-то обозначились скулы. И загар очень шел ему. Заметив интерес в моем взгляде, он картинно повел бровью, чем очень насмешил меня. Потом совершенно серьезно и даже с грустью сказал:
— Иди сюда, Королева, давай поваляемся. Клевое тут местечко.
— Очень у тебя радикальный подход, — сказала я, присаживаясь на холодный мрамор.
— Я имел в виду, здесь прохладно.
— Да я поняла, Зики, поняла, что ты имел в виду. Ты сейчас на работе? Машины буксиришь?
— Угу. Просто денек сегодня спокойный выдался.
Я изо всех сил делала вид, что не замечаю, как он пристально разглядывает меня сбоку.
Какое-то время мы молчали, слушая голоса города и реки, где воды уже вполовину поубавилось со времени моего приезда в Темплтон, то есть всего за каких-то несколько недель. Зики повернулся ко мне.
— А знаешь, Вилли, я на тебя вообще-то обиделся, — заявил он. — Ты, я слышал, уезжаешь в Калифорнию?
— Да. — Я ничуть не удивилась его осведомленности. Накануне я заходила в библиотеку, чтобы передать Питеру Лейдеру книжку кулинарных рецептов от Ви. А заодно вернула Хэйзел Помрой листок с откровениями Губерната. Старушка очень обрадовалась и была растрогана тем, что я так забочусь о ее репутации. Конечно, меня не удивляло, что Зики уже знал о моем предстоящем отъезде, поэтому безо всяких околичностей я подтвердила: — Да, уезжаю, через несколько часов. Надо заканчивать эту чертову диссертацию и двигаться дальше.
— А дальше планируешь остаться в Сан-Франциско?
Я пожала плечами:
— Может быть. Но в конечном счете наверняка вернусь сюда.
— Забавно получится, потому что я как раз собираюсь туда ехать.
Я чуть не поперхнулась.
Что-о? Как это?
— Да вот подумываю податься в Беркли, — сказал Зики. — Не знаю только, возьмут ли такого старика. В Стэнфорде вроде берут.
— Может быть. А как же твои мальчики?
— Э-хе-хе… Не скажу, что с этим все просто. Очень даже непросто. Вообще, чем ты старше, тем сложнее становится жизнь. Я так понял, это надо учитывать.
— Я тоже так поняла.
— Но ты хоть чмокнешь меня на прощание? — спросил он.
Я придвинулась к нему и поцеловала в щеку, в то самое место, где иногда появлялась ямочка. Поцеловала и встала.
— Жаль, — сказал он. — Я-то надеялся, ты поцелуешь меня совсем в другое место.
— Пока, Зики! Веди себя хорошо, а будешь в Сан-Франциско, заезжай в гости.
Какой-то необъяснимый обмен флюидами происходил в этот момент между нами, в душе у меня защемило, и я испугалась, что, если не положить этому конец немедленно, сегодня я не уеду. Я рассмеялась, нарушая возникшую паузу.
