Нурали Латыпов - Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи
Однако вернёмся к борьбе идей. Власть, если тогда не понимала, то хотя бы сейчас должна понять: единственный путь поддержания авторитета страны в мире – генерация идей и поддержка реальных исследований, а не сонма псевдо-учёных и мутного потока фальшивых диссертаций. Причём идей не только общественно-политических, но и в науке вообще.
В Советском Союзе, где конец двадцатого века был ознаменован засильем догматизма в общественных науках, тем не менее находились точки роста для людей, производящих идеи (как тот же ИНИОН, как ряд кафедр МГУ и Ленинградского университета). Даже догматически зашоренный, Советский Союз заботился о поставке всё новых и новых бойцов на фронт войны идей.
Сейчас былого догматизма нет. Но идеологическую войну Россия проигрывает. Пока высшее наше постсоветское достижение – концепция суверенной демократии. Она в целом логична: если страна не суверенна, то её народ лишён возможности действовать по своей воле – демократично. Но, понятно, одной этой констатации никоим образом не хватит для ориентации в мире.
Передовые американские учёные считают: устаревшие экономические теории приводят к неправильному выбору целей и путей развития, то есть к неправильному распределению ресурсов. На реальное продвижение ресурсы не попадают, растрачиваются, и государство несёт колоссальные потери.
Идеи и экономические теории прибыльны, причём по большому счёту куда прибыльнее торговли обычными вооружениями и нефтью. В новом мире вложение в интеллект – одно из самых прибыльных. Просто для правильного вложения надо понимать сам предмет.
Несомненно выдающийся мыслитель Маркс утверждал: «мысли господствующего класса в каждую эпоху оказываются господствующими мыслями» Но у нас пока что-то не видно тех великих мыслей, которыми бы наш господствующий класс был проникнут. Соответственно этот класс заражает и всё общество губительным для нашей страны и культуры культом прожигания жизни. Например, советское телевидение – при всех своих недостатках – имело позитивный идеологический вектор, а сейчас тот самый господствующий класс конвертировал его в дебиливизор.
Мышцы вместо мозга
Увы, интеллектуальные ресурсы державы нынче используются ещё более варварски, чем в худшие периоды жизни СССР. Лучшие – знающие, изобретательные, творческие – умы утекают из стран бывшего Союза, как вода сквозь пальцы.
Взамен мы закупаем мышцы. Футболистов и баскетболистов ввозят по ценам едва ли не выше, чем в богатейших странах Запада. Вместо нобелевских лауреатов взращиваются «фабричные звёзды» и «светские львицы», а просветительская деятельность подменяется бессодержательными, зато порою непристойными телевизионными шоу.
Возьмём патент изобретателя. Таких патентов множество. Но все ли они воплощаются в жизнь?
За годы дикого капитализма – то есть «рыночных реформ 1990-х годов» – мы в интеллектуальном плане почти достигли уровня туземцев, когда-то менявших золото и алмазы на бижутерию. Тогда бюджетные ассигнования на всё, кроме бесчисленных чиновников, сократились во столько раз, что науку вообще исключили из числа стратегических приоритетов государства. Централизованная система управления развитием науки и техники была разрушена.
Надежды же на автоматическое действие рыночных механизмов не оправдались. В развитых странах давно известно: рынок близорук и лишь в редчайших случаях как-то способствует долгосрочным программам с неочевидным исходом.
Отечественная наука и даже общее образование были поставлены на грань выживания. Это грубейший стратегический просчёт. Но уже наметились первые, пока ещё узкие тропинки для выхода из кризиса.
Только с 1989-го по 2004-й год за рубеж у нас уехали порядка 25 тысяч учёных, а ещё около 30 тысяч по сей день работают за границей по временным контрактам. Это не просто 5–6 % общего научного потенциала России. Это наиболее продуктивные учёные самых востребованных специальностей.
Сегодня в российской науке занято – по министерским данным – менее 4/10 от уровня 1990-х годов.
Среди причин оттока кадров из России называют: низкий уровень оплаты труда, необеспеченность материально-технической и приборной базы, низкий престиж статуса учёного. Но главная беда не в скудном финансировании. Губительна прежде всего «невостребованность результатов фундаментальных и прикладных исследований экономикой».
Лауреат Нобелевской премии Жорес Алфёров утверждает: при нынешнем сырьевом уклоне российской экономики, без надежды на инновационное развитие, чуть ли не половина одарённых старшекурсников естественнонаучных и технических факультетов уходит в бизнес.
Мы считаем: проблему миграции учёных невозможно решить без мощных научных центров. Причём не только исследовательских, а в первую очередь крупных, научно-производственных. Спасительной идеей лично мне видится глобальный проект, способный – как в своё время ядерный и космический – аккумулировать и воспитать кадры. А может, и вернуть кого-то из-за рубежа. Участвовать в нём, кроме России, могли бы, например, Белоруссия и Казахстан. Мы уже передали людям, от чьей воли зависит судьба страны, конкретные предложения на сей счёт.
Четвёртого октября 1957 года Советский Союз первым вывел в космос искусственный спутник Земли. Весом больше 83 килограммов. Раз в десять тяжелее американских проектов. Мы доказали: наши ракеты несравненно мощнее и боевых грузов при необходимости поднимут больше. Для всего американского общества это был настоящий шок. Встала задача – прорваться в космос любой ценой. И цену заплатили действительно немалую.
Прежде всего выделили громадные деньги конструкторскому бюро Вернера фон Брауна. Создатель немецких боевых ракет Фау-2 после войны захвачен американской спецгруппой по отлову учёных. Но после того, как он сообщил обо всех тонкостях устройства Фау, оказался не у дел. Работал, конечно. Проектировал. Но денег ему давали немного – только чтобы не захотел покинуть страну. После запуска советского спутника фон Браун получил возможность работать в полную силу. Уже к середине следующего года его ракета вывела в космос первый американский спутник. Размером и весом, правда, с большой апельсин. До серьёзных и полезных грузов американским конструкторам пришлось ещё пару лет работать.
Чтобы эту работу впредь было кому вести, в Штатах радикально пересмотрели содержание всей системы образования. Структуру преподавания естественных наук практически полностью скопировали с нашей советской средней школы той эпохи.
Школа со строгой дисциплиной в США – большая редкость, а потому удовольствие необычайно дорогое. Платить готовы только те, кто хорошо понимает: без первоклассного образования пробиться в верхние слои общества тяжело, а удержаться на высоте и вовсе почти невозможно.
В 1969-м году инженеры, учившиеся в реформированных институтах, посадили на Луне космический корабль с людьми. А в 1981-м инженеры, учившиеся в реформированных школах, подняли в космос корабль многоразового пользования…
Теперь догонять надо нам.
А для этого мало обновить приборный парк и оборудование, внедрить самые современные информационные системы. Главное – специалисты! Сталин – при всех бесспорных прегрешениях последний советский лидер со стратегическим мышлением – не зря говаривал: «Кадры решают всё!»
А для их восстановления России может просто не хватить даже самых самоотверженных усилий нескольких поколений учителей, если продолжать в том же духе – духе пресловутого ЕГЭ.
Есть кем взять
Ещё Николай I Павлович Романов объяснил, почему откладывает (а то и вовсе отменяет) давно и явно необходимые реформы вроде упразднения крепостного права, жалобой «некем взять» – то есть нет (по меньшей мере в поле зрения) людей, способных сделать задуманное им дело. Правда, Николай Павлович изыскал способы существенно сократить сферу применения того же крепостного права (к концу его царствования оно охватывало примерно 4/10 населения империи), но до полной отмены дело так и не дошло. Тем не менее после его смерти его сын и наследник Александр II, невзирая на то, что «некем взять», довольно быстро сформировал собственную команду, осуществившую все необходимые преобразования. Правда, по ходу работы ему самому приходилось очень часто давить не только на дворянство в целом, но даже на эту команду, то и дело присоединяясь к мнению меньшинства на совещаниях. Но в конечном счёте дело ему удалось. Хотя, конечно, не лучшим образом: к конкретному формату реформы есть множество серьёзных претензий (так, в Пруссии, решавшей ту же задачу незадолго – по историческим меркам – до нас, результат вышел – по мнению и российских дворян, и разночинных критиков нашей реформы – куда лучше). Но стоило проявить волю и всерьёз поставить задачу – и люди для её решения нашлись.
