Алексей Исаев - Вторжение. 22 июня 1941 года
Бурная деятельность противника не ускользнула от советских наблюдателей. Пост на острове Найссар около полуночи обнаружил группу из трех больших и двух малых кораблей, шедших по направлению из Хельсинки на юго-запад. В районе острова эта группа повернула на запад. Из-за отсутствия корабельного дозора (тральщик Т-213 появится только после часа ночи 22 июня) и воздушной разведки на ближних подходах к Таллину произвести доразведку возможности не было. Характер действий кораблей остался невыясненным. Донесение поста на Найссаре не стало единичным. В 01.50 22 июня посты Тахкуна и Кыпу на острове Даго обнаружили шедшие без огней пять судов. Наконец, в 03.30 22 июня экипаж советского самолета-разведчика в составе старшего лейтенанта Трупова и лейтенанта Пучкова из 44-й отдельной разведывательной эскадрильи обнаружил в 20 милях севернее маяка Тахкуна группу кораблей, идентифицированную летчиками как «три миноносца и шесть катеров». Немецкие миноносцы к операции не привлекались, и за них летчики, скорее всего, приняли минные заградители или тральщики. С одного из «миноносцев» по самолету открыли огонь. Немного позднее в 15 милях северо-западнее маяка Тахкуна тот же самолет вновь был обстрелян «миноносцем», который в составе отряда из двух «миноносцев» и десяти сторожевых кораблей охранял транспорт, шедший курсом 330° со скоростью 8 узлов. В немецких источниках утверждается, что с советского самолета также велся огонь по кораблям. Так или иначе, первые выстрелы войны на Балтике прозвучали.
В ночь с 21 на 22 июня также были установлены мины с целью закупоривания со всех сторон выходов из Рижского залива и пролива Моонзунд. Эти заграждения устанавливались флотилиями торпедных катеров и флотилией морских тральщиков. Это были заграждения «Гота» у северного входа в пролив Моонзунд (выставлено двумя катерами, 12 мин TMB), «Кобург» перед входом в пролив Соэлозунд (ставилось 2 катерами, 12 мин TMB), «Айзенах» в западной части Ирбенского пролива (выставлено 5 катерами, запланировано 30 мин TMB, фактически выставлено 12 мин TMB), «Эрфурт» на западных подходах к Виндаве (выставлено силами 5 катеров, планировалось 30 мин TMB, фактически выставлено 24 TMB) и «Веймар» на западных подходах к Либаве (выставлено плановое количество из 30 мин TMB 5 катерами).[431]
Командир 3-й флотилии «шнелльботов» Фридрих Кемнаде вспоминал: «Постановка мин продолжается с 00.53 до 1.10. На берегу, как в мирное время, горят огни, ночь опускается только на время с полуночи до 01.15, при этом темнота весьма относительная».[432] Катера Кемнаде ставили мины на подступах к Либаве заграждение «Веймар». Однако позднее выяснилось, что оно было поставлено со значительной ошибкой, что сделало постановку бесполезной против советских кораблей.
Немецкий «шнелльбот» – торпедный катер. Это были достаточно крупные и хорошо вооруженные корабли. Трудности в борьбе с ними в 1941 г. испытывал даже Грандфлит.
В сравнении с «Апольдой» и «Корбеттой» эти выставленные катерами заграждения выглядят крайне скромно. Немцы не заблуждались относительно возможностей таких постановок, они считались «засорением». Кроме того, немецкие катера-«шнелльботы» ставили неконтактные мины TMB, тяжелее поддающиеся вытраливанию. Так, на небольшом заграждении «Гота» подорвались в 1941 г.: тральщик Т-208 «Шкив» 24 июня, гидрографическое судно «Вест» 27 июня, подводная лодка М-81 и транспорт «Кримульда» 1 июля.
Однако мины были обоюдоострым оружием. На заграждении «Эрфурт» не подорвалось ни одного советского корабля, зато его жертвой стали несколько немецких транспортных кораблей. Произошло это ввиду ошибок в постановке, что стало причиной неудач в его вытраливании после захвата Вентспилса.
Немецкая неконтактная мина TMB, подготовленная для постановки с катера.
Финны не оставались пассивными зрителями немецких минных постановок. Они не только предоставили базы и лоцманов немецким минным заградителям, но и ставили заграждения сами. Им досталась особая роль: постановка мин с подводных лодок в непосредственной близости от эстонского побережья. На совещании с немцами в Киле 6 июня 1941 г. финнам был поручен центральный сектор Финского залива. Ознакомившись с заданием, командиры подводных лодок поначалу не поверили своим глазам, но им было сказано, что это приказ высокого командования. Германский военно-морской атташе фон Бонин отметил 22 июня 1941 г. в своем дневнике: «Находившиеся сегодня в Финском заливе на задании финские подводные лодки получили разрешение командующего военно-морскими силами наносить удары, если им попадутся в высшей мере достойные цели (линкоры!) или возникнут очень благоприятные возможности для атаки».
Разумеется, превращение Финского залива и даже всей Балтики в страшный «суп с клецками» произошло не в первый день войны. Впереди были советские постановки на минно-артиллерийской позиции и создание немцами крупного заграждения «Юминда» на пути из Таллина в Кронштадт в августе 1941 г. Однако уже в первый день были заложены контуры войны на Балтике, в которой большую роль играли мины. Они собирали обильную жатву со всех участников конфликта.
При чтении описаний немецких минных постановок невольно возникает вопрос: неужели вся эта кипучая деятельность осталась незамеченной? Вышеупомянутый Ф. Кемнаде удивлялся: «…мы успешно выполнили свою задачу – поставить мины у самых дверей нового противника. Ни одна батарея не открыла огонь, ни один прожектор не осветил нас».[433] Справедливости ради нужно сказать, что береговые посты как раз докладывали об увиденном. Куда хуже было с корабельными дозорами. С находившихся в устье Финского залива подводной лодки М-99 и тральщика Т-216 ночью не поступило вообще никаких донесений. Лодка М-99 погибла уже 27 июня (торпедирована немецкой ПЛ U-149) и документов с нее не сохранилось. Поэтому достоверно неизвестно, что наблюдала ее вахта в ту странную и страшную ночь на 22 июня. Тральщик Т-216 6 июля 1941 г. подорвался на мине, и с него также не сохранилось документов. Немцы по крайней мере Т-216 увидели, приняв за эсминец.
Ведущий отечественный историк флота М. Э. Морозов в своей статье по минным постановкам 22 июня 1941 г. высказался по данному вопросу следующим образом: «Есть серьезные основания считать, что некоторые командиры советских дозорных кораблей все-таки обнаружили противника, но предпочли об этом не докладывать, побоявшись быть обвиненными в неправильных действиях при любом варианте развития событий».[434] Это вполне возможно, учитывая противоречивые указания, поступавшие от командования.
В этом отношении показателен следующий эпизод. Немецкие подводники обнаружили ночью с 21 на 22 июня на Таллинском рейде стоявший на якоре линкор «Октябрьская революция». Командир отряда подводных лодок капитан Бирнбахер запросил по радио разрешение на атаку. Из Вестенде был дан положительный ответ, но Бирнбахер его не услышал. Он запросил базу еще несколько раз, но ответа все так же не слышал.[435] Лишь счастливое стечение обстоятельств спасло «Октябрину». Боеготовность кораблей и морской авиации запаздывала, мины были поставлены немецкими самолетами у главных баз флота фактически безнаказанно. Внезапная атака крупными силами авиации могла привести к фатальным последствиям. Советский флот был в двух шагах от потенциального «Перл-Харбора».
Блокирование выходов из Финского залива требовало большого числа мин, и даже при постановке сотен мин было неплотным. Поэтому минные заграждения «Апольда» и «Корбетта» были дополнены постановками у выходов из баз советского военно-морского флота. Минирование подступов к Кронштадту и Таллину при начертании границы в июне 1941 г. было для люфтваффе практически невыполнимой задачей. Аэродромы в Восточной Пруссии находились слишком далеко, за пределами дальности полета бомбардировщиков. Задача могла быть решена только с помощью финнов. Операция была заранее подготовлена люфтваффе совместно со штабом военно-воздушных сил Финляндии. Самолеты-минзаги поднялись в воздух раньше основных сил люфтваффе, их полет начался в 00.10 22 июня. 19 Юнкерсов-88 из состава Kampfgruppe 806 поднялись с аэродрома в Восточной Пруссии и взяли курс на Кронштадт. Внезапность была достигнута за счет того, что на заключительном этапе полет выполнялся на малой высоте и заход на Кронштадт был осуществлен со стороны Ленинграда.[436] Застигнутая врасплох советская зенитная артиллерия не сделала ни одного выстрела. Несмотря на то что с 2.40 Кронштадтская ВМБ считалась перешедшей на боевую готовность № 1, воздушная тревога во время налета не объявлялась, а зенитный огонь был открыт лишь вслед последней группе самолетов-заградителей.[437] 19 магнитных мин были сброшены, как на полигоне: 3 ВМ1000 в Ленинградском морском канале и 16 в западной части внешнего рейда, в районе банки Олега.[438] Находившийся в ведущем самолете финский офицер связи вывел группу на аэродром Утти для дозаправки. Вечером 22 июня немецкие самолеты вернулись в Восточную Пруссию.
