Константин Калбазов - Несгибаемый. Враг почти не виден
— Согласен. Итак, они пока еще не решили, стоит ли вас приглашать.
— Да ерунда все это, — отмахнулся Игнатьев. — Напридумывали себе страстей и пугаетесь каждого куста. До меня дошли вести относительно вашего дела, Петр Викторович. И там черным по белому расписаны причины и следствия всего произошедшего.
— Виталий Юрьевич, двигатели внутреннего сгорания не взрываются, как артиллерийские снаряды или паровые котлы. В их основе — воспламенение горючей жидкости внутри рабочего цилиндра. Да, считай, тот же взрыв. Но его мощность… Да любой грамотный химик должен поднять на смех подобное предположение. Потому что это и вправду смешно. Дэвээс могут пойти вразнос, что повлечет за собой серьезную поломку, если вовремя не перекрыть подачу топлива. Они могут загореться из-за какой-нибудь поломки и как результат стать причиной пожара. Но никогда не взорвутся. Это чушь. И тем не менее двигатель Верховцева взорвался.
— Н-да. Где-то я это уже слышал. Точно, моя дочь. Александра как-то твердила мне о мировом заговоре промышленников. Теперь вот вы. Простите, но ваши слова звучат неубедительно.
— Что ж, надежда изначально была весьма призрачной. Тогда зайдем с другой стороны. Просто помните, если вы вдруг решите заняться двигателем внутреннего сгорания, это может быть опасно для вас и вашей дочери. Если вас пригласят вступить в какой-то клуб или сообщество, имейте в виду, вас могут вовлечь во что-то противное. Вот, пожалуй, и все.
— Хорошо. Я буду иметь это в виду.
— И еще. Ваша служанка, Лиза. Группа, раскрытая нами с Кессенихом, использовала ее для сбора информации относительно вашей семьи и постоянного контроля ситуации с вашей дочерью.
— Что вы хотите этим сказать? — заиграв желваками, спросил Игнатьев.
— Только то, что, если бы Александра вовремя не остановилась и решила-таки продолжить работу Верховцева или создать собственный двигатель, об этом сразу стало бы известно Ивану, который сейчас тянет срок на каторге, и как следствие — его начальнику Голубеву. А расплата за такое вольнодумство — смерть. Ее спасало только ваше положение и опасение того, что в случае беды с вашей семьей копать будут слишком глубоко и усердно. Иными словами, ваша продажная служанка своими действиями могла спровоцировать убийство Александры Витальевны.
— Вы вообще понимаете, что говорите?
— Я-то понимаю. А вы поспрашивайте эту красавицу. Вдумчиво так поспрашивайте.
— Что-то еще?
— Да. Я хотел бы встретиться с сыщиком, которого вы нанимали по моему делу. Вы вроде бы отзывались о нем весьма высоко.
— Это не моя оценка. Лично я составить свое мнение о нем не смог. Не успел. Вы сами разобрались с вашей проблемой.
— Не важно. Я вообще никого не знаю.
— Акимов Сергей Кириллович, — делая запись на листке блокнота, сказал Игнатьев. — Вот адрес.
— Благодарю.
— Петр Викторович, вы сами-то верите в то, что мне тут рассказали? — придержав листок и пристально гладя ему в глаза, спросил Игнатьев.
— Иначе я вам этого не рассказывал бы, — убежденно ответил Петр.
— В таком случае я попросил бы вас держаться подальше от Александры. Она сейчас на вас зла и не желает видеть. Пусть так остается и дальше.
— Кхм.
Вот уж чего Петр никак не ожидал. Впрочем, это каким же идиотом нужно быть, чтобы не ожидать подобного. Зачем он вообще затеял этот разговор? А затем, что хотел защитить Игнатьевых. Так стоит ли тогда удивляться стремлению отца оградить от опасности свою дочь?
— Я все понял, Виталий Юрьевич, — прокашлявшись, понуро ответил Петр. — Я больше никогда не побеспокою Александру Витальевну и не переступлю порог вашего дома.
— Вижу, вам не так легко это говорить. Ч-черт, неужели вы так верите в это?
— Верю, — вскинувшись, твердым взглядом посмотрел в глаза Игнатьева Петр.
— Ладно. Вы сами приняли решение, — вздохнул Виталий Юрьевич.
— Но надеюсь, это не распространяется на наши деловые отношения?
— В каком плане?
— Ну, если мы захотим покупать на ваших заводах запчасти и комплектующие.
— То есть?
— Мы с Кессенихом собираемся поставлять на рынок автомобили с новым двигателем, который уже смогли адаптировать под вашего «Муромца».
— Вы упрямый сукин сын, Петр Викторович.
— Просто не люблю, когда кто-то против моей воли учит меня жизни, и уж тем более угрожает. А этот клуб, будь он неладен, уже приговорил нас с Отто Рудольфовичем. Так что выбора у нас не осталось. Либо они, либо мы. Вот такая арифметика.
— Против деловых отношений я возражать не буду. Но… Лучше если встречи будут проходить на заводе и приходить туда будет господин Кессених. Александра довольно часто бывает на заводе.
— Я все понял, Виталий Юрьевич. До свидания…
С частным сыщиком Акимовым Петр встретился через три часа. До его конторы он добрался гораздо раньше, но того не оказалось на месте. И Пастухову пришлось запастись терпением. Хм. Ну и книжкой. Благо когда-то подсел на чтение и с тех пор редко расставался с книгой, предпочитая коротать время, погружаясь в события, проступающие сквозь строки печатного слова.
Впрочем, его ожидания оказались вознаграждены. Акимов ему понравился. Хотя бы тем, что, несмотря на предлагаемое щедрое вознаграждение, солидные командировочные и возможность за чужой счет прокатиться за границу, отказал Петру. Он заявил, что не в его правилах вот так, с бухты-барахты бросать работу. Так что клиенту придется обождать, пока он закруглит свои дела, или искать нового сыщика. Ибо жизнь его научила — кому много дается, с того много и спрашивается. А коли так, то времени на других клиентов попросту не останется.
Петр согласился обождать три недели. Отношение сыщика к своей работе и клиентам ему понравилось. И, пожалуй, он был склонен согласиться с похвальными характеристиками, высказанными в адрес Акимова. Во всяком случае, первое впечатление было сугубо положительным. А он привык ему доверять.
Из конторы сыщика, разместившегося в двухэтажном каменном здании на границе с рабочей окраиной, Петр вышел во вполне радушном настроении. А тут еще и солнышко, которое не так уж часто радует Северную столицу в зимнюю пору. Признаться, он воспринял это как добрый знак.
— Ну здравствуй, падла, — буквально выдохнули ему в ухо, отвратно пахнув луком и перегаром.
Резкая боль в боку. Все вокруг закружилось в каком-то бешеном калейдоскопе. Полное непонимание ситуации. И недоумение по поводу происходящего. Казалось бы, только что, весело щурясь, смотрел на сверкающее зимнее солнышко, и тут такое непотребство. А еще слух вычленил скороговорку выстрелов. Стреляли из чего-то маленького. Может, из дамского браунинга? Впрочем, Петра это уже не занимало. Ему вообще не было ни до чего дела.
«Если вас трамвай задавит, вы сначала вскрикнете. Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете». И чего ему все время вспоминается этот стишок из его развеселого детства? Да бог его знает. Но в бессознательную темноту Петр скользнул как-то уж очень легко. Привык, наверное. Да сколько можно!..
Пробуждение вышло столь же привычным. В смысле было больно и жутко хотелось пить. Нет, ему хотелось ПИТЬ. Петр даже не подозревал, что может испытывать такую жажду. Попытался разжать губы и попросить воды… Н-да. Губы разлепить удалось только со второй попытки, а произнести вообще ничего не получилось. Так только, что-то нечленораздельно пискнул, не более того.
— Что? — тут же склонилась над ним какая-то девушка.
Какая-то? Ч-черт! Да не какая-то, а та самая. Интересно, а где он сейчас находится? И какого ляда она тут делает?
— Але-кх…
Да плевать!
— Пить, — наконец выдохнул он.
Внутри тут же все похолодело. Петр вдруг вспомнил фильмы о войне, раненых с пересохшими губами, молящих о воде, и сочувственно поясняющих им сестер милосердия, что пить им, касатикам, ну никак нельзя. А он сейчас за глоток воды готов убить. Без дураков.
Слава богу! Александра, а это была именно она, с завораживающим и будоражащим сознание бульканьем налила в стакан воду из графина. Потом просунула руку под подушку и, приподняв его голову, поднесла к губам живительную влагу. Петр жадно припал к стакану и выдул его практически мгновенно. После чего умоляющим взглядом посмотрел на девушку. Н-да. Не быть ему шрековским котиком.
— Пока достаточно, — покачав головой, отказала Александра.
— Вы забыли сказать, что так велел доктор, — с удивлением обнаружив, что теперь может говорить, произнес Петр.
— Я вижу, вам полегчало. Да, так сказал доктор. И вам придется некоторое время следовать его указаниям. Впрочем, судя по шрамам на вашем теле, вы все это прекрасно знаете и так.
— Угу. Знаю.
— Петр, вы не говорили, что воевали.
— А я и не воевал.
— Но у вас несколько огнестрельных ранений.
