Константин Калбазов - Несгибаемый. Враг почти не виден
Хм. Но для такого его денег явно окажется слишком мало. Потому что просто добраться до паука — это одно. Нужно еще и переломить ситуацию в свою пользу. В конце концов, он собирается жениться на Игнатьевой и теперь не видит для этого препятствий. Конечно, девушка пока об этом не догадывается, но и вряд ли будет столь уж против. Ну, во всяком случае, Петр на это надеялся…
Они прибыли на аэровокзал заблаговременно, сдали багаж и даже успели пообедать в ресторане. Кессених наконец вклинился в разговор, и они с Завьяловым неожиданно нашли общий язык. За прошедшие всего лишь несколько часов эти двое успели пару раз крепко поспорить, то и дело косясь в сторону Петра. И у последнего отчего-то сложилось такое впечатление, что их интересует его реакция.
Хм. А ведь похоже, что они ревнуют его друг к другу. Купец считает Петра своим счастливым билетом. А если предприниматель отличается мнительностью, то это столь же серьезно, как и игроман, зацикленный на игре и удаче. Кессених же не просто считает Петра своим счастливым билетом, но еще и прекрасно знает, кем именно он является. А вот перспективы инженер пока не может даже представить.
Пусть Петр утверждает, что не обладает особыми знаниями, это ни о чем не говорит. То, что для него раньше было повседневностью, обыденностью, на которую он просто не обращал внимания, здесь может оказаться настоящим откровением. И кое в чем Кессених уже успел убедиться на личном опыте.
Так что отложи они отлет на несколько дней, и кто знает, до чего дошло бы это противостояние. Признаться, эти двое успели стать для Петра дорогими людьми, и ему не хотелось бы разрываться между ними. Лучше уж пусть каждый будет на своем месте.
— Дядь Петр.
— Да, Митя.
— Тут это… Мамка просила передать тебе рубаху. Она сама ее сшила и вышила по вороту.
— Спасибо. А чего тянул?
— Да…
— Митя, я очень благодарен твоей маме и где-то по-своему ее люблю. Но… Извини, у меня другая дорога.
— Да я понимаю, дядь Петр. Стало быть, верно я сделал, что не пустил ее сюда.
— А она хотела?
— Хотела. Говорит, хоть напоследок взгляну.
— Ясно. Ты правильно сделал. Лишнее это, Митя. Я бы почувствовал себя виноватым, хотя, видит бог, ни в чем ни перед ней, ни перед вами не виноват. Она бы расстроилась. А так, глядишь, болячка не сильно разбередится. Да и баба она вполне в соку, может, еще и сойдется с кем.
— Не. Говорит, что ради того, чтобы нас поднять, с кем еще сошлась бы. А коль так вышло, что мы в полном достатке живем, так без любви ни-ни.
— Ну, это ей решать. До встречи, что ли?
— До встречи, дядь Петр.
Долгие проводы — лишние слезы. Поэтому как только подали сигнал о начале посадки, Пастухов и Кессених тут же направились к лифту. Хотя дирижабль должен был простоять у причальной башни не меньше часа. Тут ведь не просто стоянка, но еще дозаправка и обслуживание. Мало ли что может случиться в пути.
К примеру, при встрече с грозовым фронтом рекомендовалось не проходить его насквозь, а обтекать вокруг. При этом использовалось то обстоятельство, что все ураганы закручиваются в спираль. Поэтому экипаж огибал их, используя дующий вокруг ветер. И тут уж все зависело от того, насколько широк этот самый грозовой фронт. Бывало и такое, что судно уносило за тысячу верст от проложенного маршрута…
Обустроившись в каюте, компаньоны расположились в гостиной. Находиться в их временном пристанище не имело смысла. Ну если только есть желание полностью уединиться. Больше делать в тесных конурах, именуемых каютами, нечего. Хотя их размеры вполне сопоставимы с вагонными купе, располагаются они внутри палуб и лишены окон. Так что невозможно развлечь себя даже видами снаружи.
Поэтому пассажиры стремятся находиться вне кают, располагаясь на палубах по интересам. Любители выпить — у бара, курильщики — в курительной комнате. Кстати, для читателей есть библиотека с небольшим читальным залом. Имеются две обзорные галереи, столовая, которую можно использовать и как гостиную, ну и сама гостиная.
Здесь находится самый настоящий рояль. Только он какой-то куцый и изготовлен из все того же алюминия. Но тем не менее звучит вполне прилично. За ним сейчас как раз сидит молоденькая барышня и под собственный аккомпанемент исполняет незнакомый Петру романс. Рядом млеют двое молодых людей, внимая ее голосу. А что, вполне приличный голос, и, на неискушенный взгляд Пастухова, девушка вроде как не фальшивит.
Правда, парней, пожалуй, меньше всего интересует романс. Чего нельзя сказать о самой весьма миловидной девице. Но она упорно делает вид, будто не понимает, что ей как бы уже пора и определиться, кому из этих двоих отдать предпочтение. Ну или отказать сразу обоим. Как вариант. Однако внимание со стороны молодых людей ее наверняка забавляет. А что? Если ничего не случится, до столицы еще трое суток. Нужно же чем-то себя занять.
— Отто Рудольфович, знаете, а ведь я, похоже, нашел решение для вашего вопроса, — откидываясь на спинку легкого алюминиевого кресла с мягкой обивкой, произнес Петр.
— Даже так? Интересно было бы выслушать, — тут же оживился Кессених, так же, как и Петр, наблюдавший за тремя молодыми людьми.
Дело в том, что инженер пребывал в полном недоумении относительно действий Петра. Вместо того чтобы предать убийцу правосудию, он пошел с ним на сделку. Мотивируя это тем, что тот на смертную казнь все одно не наскребет. А вот они могут заполучить себе серьезные проблемы.
Петр не верил, что контрразведка, разведка, жандармерия и полиция вкупе с ними пустят это дело на самотек. Даже если они не станут рвать его друг у друга из рук, кто-нибудь им обязательно займется. А тут, судя по всему, имеет место международный заговор. В подобных играх как-то не принято думать об отдельных людях.
Петр даже взял на себя смелость и поведал Кессениху о своем опыте работы с контрразведкой и о том, как едва не стал разменной монетой в ее игре. Интересы государства — это, конечно, хорошо, но идти на заклание он лично не готов. И не желает, чтобы это делал инженер. Ведь, по сути, тут затронуты и интересы Германии, и разведка кайзера очень даже может воззвать к патриотизму сына империи. И он вполне может на это повестись. А Кессених Петру нужен.
— Вы не поверите, Отто Рудольфович, но все просто, как мычание. Я предлагаю подсобрать немного данных, на самом поверхностном уровне, и поднять шумиху в газетах. Пара-тройка проплаченных репортажей с сенсационными заявлениями.
— Я помню, о чем говорил тот убийца. Но собрать доказательства по этим делам будет достаточно сложно. Полиция уже провела расследование и либо установила причину гибели, либо благополучно отправило дело в архив или готовится это сделать. И бередить старое никто не станет. Если только по вновь открывшимся обстоятельствам и с признательными показаниями, как в твоем случае.
— Отто Рудольфович, вы меня не слушаете. Я не говорил о раскрытии преступлений и сборе неопровержимых доказательств. Пусть этим занимается полиция. Нам хватит того простого факта, что некто Верховцев занимался разработкой двигателя внутреннего сгорания и вроде как добился успеха, как его тут же убили. И таких Верховцевых нужно будет набрать в разных странах. Даже если они умерли от насморка, плевать. Поднять вой во всех газетах, что некие тайные силы ведут планомерную охоту на изобретателей новой и перспективной идеи, преследуя свои корыстные интересы. Как говорится, ищите, кому выгодно. Кто больше всех потеряет от появления на рынке двигателя внутреннего сгорания, основанного на совершенно ином принципе.
— Того, кто выдвинет эти обвинения, затаскают по судам.
— Не так быстро, Отто Рудольфович. Вот если в статье скажут о том, что господин Крупп состоит в заговоре и причастен к гибели талантливых и прогрессивных инженеров, тогда да. Клевета, судебное преследование со всеми вытекающими. Но ведь никто никого не станет обвинять персонально. Никаких имен, никакой конкретики. Одни только будоражащие воображение вопросы и недоумевающие заявления. Не «международный заговор промышленников», а «складывается впечатление о существовании международного заговора промышленников». Разницу улавливаете?
— И что нам это даст? — вздернул бровь Кессених.
— Читатели сами дорисуют себе подробности и масштабы вселенского заговора. Уверяю вас, после Великой войны, в развязывании которой общественность подозревает некие тайные силы, стремящиеся к мировому господству, эти семена сомнений лягут в благодатную почву. Я голову даю на отсечение, что тема станет необыкновенно популярной. Ее подхватят десятки журналистов, жаждущих прославиться и сделать карьеру. На каждое наше упоминание о погибшем изобретателе появится несколько, о которых мы не будем иметь понятия.
— И?
— И на волне всеобщей истерии полиция будет вынуждена поднять уже давно подзаброшенные дела, извлекать из архивов уже похороненные. Излишний интерес заставит наших визави на какое-то время притихнуть и сосредоточить свои усилия на информационном поприще. Им придется отложить убийства и всерьез заняться общественным мнением. Покупать газетчиков, известных механиков и ученых. Доказывать всем, что белое — это черное.
