В. Храковский - 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе

Круг подобных явлений можно расширить. Так, сравнивая пары предложений типа Есть о чем рассказать! — Есть о чем рассказывать!; Есть за что полюбить! — Есть за что любить!; Есть о ком подумать! — Есть о ком думать!; Есть чему у него поучиться! — Есть чему у него учиться! Д. Н. Шмелев заметил, что различие видов в них сопровождается «модальным сдвигом»: для предложений с глаголами СВ, по его мнению, наиболее естественным является буквальное, утвердительное понимание, тогда как предложения с глаголами НСВ служат опорой для «экспрессивно-иронического отрицания»: не о чем рассказывать, не за что любить, нечему учиться и т. п. [Шмелев 1976: 139–140].

Наконец, отрицательный оценочный ореол может быть присущ и глаголам НСВ в неограниченно-кратном значении [Князев 2000:254–262]. Об этом писал и Ю. К. Щеглов, отмечавший, что в художественной литературе многократный НСВ («хабитуалис») может не только выражать многократное повторение ситуации, но создавать и дополнительный эффект уничижительности, безнадежности и зацикливания [Жолковский, Щеглов 1996: 174, 186].

Хотя, на первый взгляд, между неопределенными местоимениями, родительным падежом, множественным числом и несовершенным видом мало общего, их способность выражать неодобрительную оценку явно имеет единый когнитивный источник. Так, в формировании оценочного компонента высказывания Ходят тут всякие! произнесенного по отношению к одному только что ушедшему нежелательному посетителю, совместно участвуют НСВ, множественное пейоративное и местоименный детерминатив, употребленный «не на своем месте». В свою очередь, множественное число, «превращающее имя индивида в имя массы», способствует генитивному оформлению актанта глагола [Падучева 1997: 112]. Примечательно также, что Ю. Д. Апресян уподоблял использование множественного числа при описании единичного факта или события в примерах типа Я университетов не кончал употреблению НСВ во фразах типа Зачем людей толкать? Зачем вы людей толкаете? «произносимых в ситуации, когда говорящего или какое-то третье лицо толкнули (только что) один раз» [Апресян 1995: 231].

Среди рассмотренных выше явлений способность выражать отрицательную оценку чаще всего отмечалась у неопределенных местоимений и множественного числа существительных, причем как не связанные между собой свойства.

По отношению к местоимениям источником отрицательной оценки называют прежде всего значение неизвестности. Так, Е. М. Вольф, анализируя примеры типа Был тут один; Приходил тут какой-то, высказала предположение о существовании особой «модальности незнания»: «неизвестный, значит, скорее плохой» [Вольф 1985: 131]. Аналогичной точки зрения придерживается и О. П. Ермакова, по мнению которой «в местоимениях и их составных эквивалентах значение отрицательной оценки вырастает из значения неизвестности» [Ермакова 1996:202].

В свою очередь, М. Хаспельмат, учитывая, что выражение отрицательной оценки (depreciative uses) в наибольшей степени характерно для нереферентных неопределенных местоимений, объяснял это их свойство отрицательным отношением к отсутствию избирательности: «non-specific indefinites, especially free-choice indefinites, refer to an arbitrary element to their class. Given that all people are choosy <…>, it is normal that hearers should expect the worst if they are told that the referent has been selected randomly» [Haspelmath 1997: 190].

Действительно, безразличие к возможным конкретным особенностям обозначаемой ситуации легко влечет за собой готовность удовлетвориться даже самым худшим вариантом развития событий, лишь бы оно имело место. Это особенно отчетливо проявляется в сочетаниях неопределенных местоимений с частицей хоть или при их употреблении в градационном ряду, отражающем уменьшение требований к избираемому объекту; ср.:

(20) Короткий язык — хоть какой-то залог покоя и личной безопасности (В. Богомолов. Момент истины);

(21) Капитан отчаялся попасть в свой полк на границу и хотел получить назначение в какую-нибудь артиллерийскую часть здесь, на месте. Синцов надеялся узнать, где Политуправление фронта. Если добраться до Гродно уже нельзя, пусть его пошлют в любую армейскую или дивизионную газету. Оба были готовы идти куда угодно и делать что угодно, только бы перестать болтаться между небом и землей в этом трижды проклятом отпуску (К. Симонов. Живые и мертвые).

Что же касается форм множественного числа, то их способность выражать отрицательную оценку связывается с идеей деиндивидуализации: «качественная ущербность объекта является важной предпосылкой для его „деиндивидуализации“; совокупность плохого легко образует особое качественное единство и не вызывает искать отличия между отдельными его элементами» [Плунгян 2000: 280]. Следует, впрочем, заметить: речь в подобных случаях должна идти не столько о фактических свойствах обозначаемого объекта, сколько о способе его обозначения, что уже не раз отмечалось: «регулярна окраска пренебрежения, когда один определенный предмет представляется как неопределенный, невычлененный из множества» [Красильникова 1983: 118]; «множественное число может „принижать“ значимость единичного объекта, как бы утрачивающего свою индивидуальность» [Руденко 1996:209].

Кроме того, существенно, что формы множественного числа чаще всего выражают отрицательное отношение не к тому объекту, который обозначен этой формой, а к адресату сообщения; ср. типичный пример:

(22) — Вы давно были на могиле Борисова-Мусатова? — спросил меня Леонтий Назарович <…>. —Прошлой осенью. — Что же это вы? — сказал с упреком Леонтий Назарович. — Знаменитых своих земляков забываете (К. Паустовский. Уснувший мальчик).

Если же искать связь между всеми этими значениями, то можно заметить, что их объединяет идея множественности или повторяемости, которая лежит и в основе неопределенности: «неопределенным объект является тогда, когда имеется ряд объектов одного рода и неизвестно (чаще всего потому, что неважно), о каком именно объекте из этого ряда идет речь. Таким образом, неопределенность объекта предполагает, что имеются и другие объекты того же рода» [Шатуновский 1996: 158]. Сходным образом формулирует общее значение немецкого неопределенного артикля В. Я. Пропп, по мнению которого он «обозначает предмет на фоне множества равных ему» [Пропп 1951: 219], а Т. Гивон, объясняя широко распространенное преобразование числительного один в интродуктивный неопределенный артикль, писал, что в этом случае предмет определяется как «one member out of many within the type» [Givón 1984:434].

По-видимому, именно высокая оценка уникального, «единственного в своем роде» объекта и, напротив, сниженное, пренебрежительное отношение к тому, кто (что) является всего лишь одним из «множества равных ему», лежат в основе возможности противопоставления именных групп с определенным и неопределенным артиклями в следующих примерах из французского и английского языков, которое не может быть адекватно передано в переводе на русский язык:

(22) Lamartine n'est pas un poète, mais le poète [Николаева 1985: 46] «Ламартин был не просто поэт, но Поэт с большой буквы»;

(23) — Tu veux dire que ce serait le bonheur? — Le bonheur?… enfin un bonheur [Гулыга 1996: 81] «Ты хочешь сказать, что это будет счастье? — Счастье?… в конце концов хоть какое-то счастье».

(24) In contrast to Perfect and Future, until very recently the category Past has been considered almost unanimously as a (of even the) tense category [Thieroff 1994: 3] «В отличие от перфекта и будущего времени, прошедшее время до недавних пор почти единодушно рассматривалось как временная категория и даже как время в собственном смысле слова».

Таким образом, точки соприкосновения между значениями неопределенности и сниженной оценки (связующим звеном между которыми является, по всей видимости, невыделенность из «множества равных»), наблюдаются во многих языках. На этом фоне русский язык интересен тем, что здесь совмещение этих значений распространилось на все средства выражения неопределенности и приобрело характер регулярной грамматической многозначности.

Апресян Ю. Д. Языковые аномалии: типы и функции // Res philologica. М.; Л., 1990.

Апресян Ю. Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. 2. М., 1995.

Арбатский Д. И. Множественное число гиперболическое // Рус. яз. в шк. 1972. № 5.