Александр Гера - Набат-2
— Понятие имею, — снисходительно отвечал Цыглеев. — Это когда битый небитого везет. И хотелось бы послушать, ради чего его подкармливать?
— Кормить надо служителей, сын мой, а подкармливать надо прикормленных, — без стеснения огладил животик отец Потап.
Возраста он был неопределенного. Что-то за тридцать, но никак не сорок. Узкоплеч, не в пример накачанному Цыглееву, зато брюшко Потапово было накачано отменно, несмотря на бескормицу.
— Судя по мозолю вашему, — кивнул на живот священника Цыглеев, — ваше архиепископство и кормится, и подкармливается регулярно. Держу пари, вы себя постом не утруждаете, чего требуете от других. По рукам? — предложил Цыглеев.
— Гнилое дело, сын мой, проиграете. По Бреггу питаемся, но список продуктов оставляет желание быть лучше. — Нахальный поп в расставленный капкан не шел.
— Занятно, — после замешательства ответил Цыглеев. Чего доброго, батюшка сошлется на отсутствие денег. — А пока ответьте: на какие цели Церковь хочет получить дотации?
— На укрепление веры в людях. Сейчас, когда диавол укрепился в людском обществе, цель одна, и благая.
— А бесплатно крепить можно?
— Можно. Позже мы вернемся к этому, а пока лучше за деньги, — уколол Цыглеева святой отец его же отговоркой.
— А что сделала Церковь для смертных?
— Ничего, — разумно согласился отец Потап. — А почему она должна давать что-то? Иллюзии, сын мой, они приятней гнилой картошки.
— Ни гроша не дам, — надоело ерничать Цыглееву.
— А зря. Сейчас иллюзии нужнее денег. Народишко взбунтоваться может, вам же дороже станет.
— Бросьте, падре! Бунты вершат посуху, в воде по уши не до бунтов, вы это не хуже меня знаете.
— А казаки?
— Над ними не каплет. Нужных мы кормим. Овсом и пшеницей они богаты, за здорово живешь лошадей в столицу не погонят. Свергать правительство? У них своя республика. Вообще нет другой силы, способной оспаривать власть у ныне существующей. Паралич. Я, падре, сдуру выменял на горох авианосцы, а моряков для них нет. Боженька роги мои отнял.
— Так верите же в провидение Господне?
— Ни капельки. Закономерность. Испокон веков россияне бились за свободу, пока одна свобода не осталась, а россиян нет. Денег полно, а купить нечего, земли полно, а сеять некому. Нонсенс?
— Есть такое понятие, — мудро кивнул отец Потап. — Только вы не отклоняйтесь. Про обилие денег лучше повествуйте.
Цыглеев вгляделся в Потапа. Иерарх беззубого не пошлет, простуду выдумал, а для важной встречи избрал самого нахалюстого, не лучше ли поторговаться с ним за тот товар, который он предложить может?
«У догматиков всегда есть слабое место: самое красивое впереди, всякие венчики из роз, а зад голый».
— Ладно, падре, — согласился Цыглеев. — Дам я денег. Но на что они Церкви, хотелось бы знать.
— Были бы деньги, — торжествовал внутренне отец Потап, а отвечал смиренно.
— Просто так не дам.
— Отмолцм, отстоим, власти ныне сущей хвалу воздадим! — не отпускал златую веревочку отец Потап.
— Это само собой. А нет ли более существенного для мены? — прицелился Цыглеев. — Отец Потап, остановите потоп, — впервые за беспредметный разговор оживился премьер.
— Сколько дадите? — оживился и батюшка.
— Сколько надо?
— Все.
Цыглеев присвистнул.
— А кто народ кормить будет?
— Церковь прокормит, — снял ноги с каминной плиты отец Потап, приготовившись ко второму раунду.
— Ишь ты, — смотрел на него Цыглеев и размышлял: только ли наглость движет попом, или Церковь обладает неведомым?
Цыглеев повернулся в сторону секретаря:
— Максим, сколько в казне?
— Триста миллиардов золотников, восемьсот миллиардов долларей и еще пятьсот в разных валютах. Чистого золота четыре тыщи тонн, — заученно ответил секретарь.
— Слышите, святой отец? И это все за иллюзию?
— Не торгуйтесь, Владимир Андреевич, — перешел на светский тон батюшка. Встал и подошел к стене. — Вон уже и кабинетик ваш прекрасный потек…
— Где потек? — по-мальчишески оскорбился Цыглеев.
— С люстры капает. Вода ведь и камень точит.
В самом деле, ковер под люстрой напитался водой.
— Но зачем вам столько? Хотите власть поставить на колени? — старался понять хитрую поповскую арифметику Цыглеев.
— Уничтожить, — хладнокровно отвечал отец Потап. — Загрузим дьявольские дензнаки на ваши авианосцы и затопим подале от берега, а золотишко на образа пойдет.
— Не верю.
— Святой крест целую!
— Нет, — отрицательно покачал головой Цыглеев. — В затопление денег верю, а в чистое небо не верю.
— От безверья, сын мой. А вера чудеса рождает, — наставительно произнес отец Потап.
Цыглеев с надеждой посмотрел на секретаря. Тот поднял руки: я — пас, в такие игры не играю.
— Ладно, падре. Завтра собираю кабинет и послезавтра порешаем передачу денег.
— Поздно. Завтра, не позже полудня.
Выпроводив отца Потапа, Цыглеев обратился к секретарю:
— Что скажешь?
— Балдю. Дурит поп, а как, не пойму.
— О’кей, — согласился Цыглеев. — Давай-ка просчитаем.
Они перешли в другую комнату, где размещалась компьютерная техника, и сели к экранам мониторов.
— Давай вводную, — велел Цыглеев, уставившись в экран.
— Линейная зависимость: поп просит денег, чтобы уничтожить их, — набрал комбинацию секретарь.
— Искривление, — подтвердил Цыглеев. — Давай вторую вводную.
Поп вел себя независимо, будто родственник…
— Погоди! Крути-ка магнитозапись до слов, где про дьявола.
Секретарь послушно открутил пленку до указанного места.
«Сейчас, когда диавол укрепился, цель одна, и благая.
— А бесплатно можно?
— Позже… А пока лучше за деньги».
— Второе искривление, — отмстил секретарь.
— Вот оно! — хлопнул в ладоши Цыглеев. — Вводи ключ, Максик, сейчас мы попика на составляющие разложим!
Щелканье клавишей напоминало конкурс машинисток по скорописи. Наконец оба уставились в экраны.
— Есть?
— Есть, Максик!
— Выводи на модем.
Взгляды сместились на общий экран. Пополз текст:
«Предложение исходит от объекта, владеющего ключом «святая святых». Информация о нем заложена неверно. По логике его суждений, он должен обладать базой крупных данных и разрешающей способностью использовать ее в иерархии какого-либо закрытого общества: а) Церкви; б) масонской ложи; в) иудейской камалы. Церковь менее доступна к ключу: последний патриарх передал его Пармену. В Церковь ключ не вернулся. Возможна утечка информации».
— Гребаный Потап! — воскликнул Максим. — Не масон ли этот попик? Не поповский стиль беседы он продемонстрировал.
— Мне что черт, что масон, лишь бы дождь прекратился, — не позволил себе восклицать Цыглеев. — Вызывай Бехтеренко и фото батюшки выведи на дисплей.
Бехтеренко появился десять минут спустя. Мокрые капли на лбу говорили о ливне, хотя плащ и ботфорты он оставил в приемной.
— Святослав Павлович, персона отца Потапа вам знакома? — с места в карьер погнал Цыглеев.
— Не припомню, — поколебался Бехтеренко.
— Припомните, если можете, — протянул фотографию Цыглеев.
— Такой знаком, — вгляделся в фото Бехтеренко. — Это Подгорецкий: в масонской ложе значимое лицо. В Сибири промышляет давно.
— Весело! — вспыхнул Цыглеев. — Православные с масонами стакнулись! А вы куда смотрите?
— Совсем не стакнулись, — степенно держался Бехтеренко. — Его принадлежность обнаружилась недавно в связи с убийством Сыроватова. Информацию получили от Момота при розыске Пармена и его подопечного Кронида.
— Нашли?
— Не нашли, — без угрызений совести отвечал Бехтеренко. — Возьмем Подгорецкого, узнаем многое.
Цыглеев и секретарь переглянулись недоуменно.
— А зачем искать? Он сам явился под видом отца Потапа, — сказал Цыглеев. — В обмен на госказну грозился дождь остановить.
Бехтеренко выслушал, но ошарашенности известием не выказал.
— Почему молчите, Святослав Павлович? Промашечка вышла? В отставку пора?
— Промашки не вижу, — не изменил степенству Бехтеренко, — а в отставку хоть сейчас. Я свое оттрубил сполна.
— Пенсионеры сняты со всех видов довольствия, — жестко напомнил Цыглеев. — Не накладно будет?
— За меня не переживайте, Владимир Андреевич, — снисходительно говорил Бехтеренко. — Я пуганый. Что надо, спрашивайте.
— Для начала разыщите Кронида. Давно обещали. Из-за ваших промашек я не собираюсь расставаться с казной.
— Вы верите в поповские или масонские глупости? — спросил Бехтеренко. — Дождь без денег кончится.
Бехтеренко не утомился от многих лет службы, не пресытился жизнью. Он просто никогда не вмешивался в процессы, которые не прельщали его. Он пережил многих реформаторов и не знал ни одного, достойного памяти. Авантюристы, недоучки, спесивцы. За всеми стояли масоны. Сейчас он наблюдал за предстоящим крахом Цыглеева. Не им был нужен Бехтеренко, а силам, стоящим за ними. Он с ними не сталкивался, идя параллельным курсом, не подходя к опасной черте, за которой начинается присяга на верность и сама жизнь уже не твоя. Сама идея масонства — «Свобода, равенство, братство» — не расходилась с лозунгами реформ, а все революции начинались под этими флагами. Позже выяснилось, что все это провозглашается для узкого круга лиц. Пастыри оставались пастырями, бараны — баранами, но жить лучше хотели все, а Бехтеренко обходился малым. За это его ценили, как солдат который ест гороховый концентрат, без промаха стреляет. И не высовывается из окопа.
