Александр Гера - Набат-2
— Ну, не скажи, — возвращал его к прежней теме напарник. — Начальство пацана вернуть решило с книгами, значит, понадобились книжки эти.
— А ты почем знаешь? — остановился на тропе Сыроватов. Он о книгах ни сном ни духом, хотя руководит операцией, а напарничек талдычит о книжках уверенно. Как-то все непонятно… И не потому ли Бехтеренко оборонял от него?
— Да я так, — не встретился с ним глазами Подгорецкий. — За что купил, за то продаю.
— А ты, парень, обскажи мне яснее, за болванчика не держи, — насторожился Сыроватов. — Какая тебе корысть от меня?
— Да что ты, брат, взъерепенился?! — изобразил возмущение Подгорецкий. — Мы на Камчатку решили податься, а этот мент нагородил про меня, и ты готов горло товарищу подрать. Чего ты возбух? Ты спросил, я ответил.
— Это ты спросил. И не в первый раз. И криво спросил.
— Ладно тебе, брат! Пошли. Скорей сделаем, скорей вернемся. Нечего мокнуть зря. Долго еще топать?
— Почти пришли, — нехотя буркнул Иван, так и не разобравшись, где правда, где кривда в словах напарника. — Тут он где-то обретается, — указал Сыроватов на зеленую низину у подножия кряжа.
— Дымок вижу, — радостно сообщил Подгорецкий.
— Вижу, — подтвердил Сыроватов, среди унылых мокрых небес разглядев упрямую струйку дыма. — Только ты со мной туда не ходи. Я один с ним побалакаю.
— Как скажешь, брат, — разулыбался Подгорецкий. — Я и без тебя могу с ним побалакать.
Сыроватов недоуменно повернулся к Подгорецкому, и в тот же момент острая боль вонзилась в нижнюю часть живота. Недоуменный взгляд сместился вниз и наткнулся на рукоять финки. Затейливо и пестрыми полосами набранная, она казалась большой пчелой, ужалившей смертельно.
Оседающего Сыроватова с затуманенным взором Подгорецкий аккуратно подхватил и аккуратно уложил рядом с тропой. Финку вынул и неторопливо обтер о траву лезвие.
— А ты, братан, огород городил, — говорил он, заваливая тело листвой. — Говорили тебе, не отбивайся от братвы, а ты про Пушкина размечтался. Негоже, брат…
Управившись, он двинулся в низину прямо к землянке, из которой шел дымок. Наконец-то долгий путь привел его к цели и проводник больше не понадобится.
Он даже постучал в дощатую дверь.
— Гостей ждем? — вежливо осведомился Подгорецкий.
Кронид посмотрел на гостя пытливо. Сердце подсказало ему: непрошеный гость явился не просто так.
— Мир вам, — ответил он, поднимаясь из-за стола, перехватив его взгляд, брошенный на фолиант, который читал до вторжения Подгорецкого.
— И вам тоже, — изучал Кронида Подгорецкий, подгоняя его фигуру под себя: на голову почти выше, поплечистее и безо всякого сильнее; и фокусы с подвешиванием в воздухе умеет показывать, и от пуль защиту ведает, и не рад совсем его приходу…
— Обогрейтесь, — предложил Кронид, уступая место гостю ближе к печуре. — Какая нужда привела вас в мою обитель?
— Нужды нет, а просьба есть, — присел на табурет Подгорецкий. — Господин Луцевич и господин Бехтеренко просили вас прибыть в столицу, — говорил Подгорецкий, а глаза против его воли косили на стол, где лежал раскрытый фолиант. Сердце тикало радостно, разгоняя по венам адреналин. — Собирайтесь, мой юный друг, берите ваши древние книги, все необходимое — и в путь.
Сказав так, он сообразил сразу по виду Кронида, что ляпнул абсолютно ненужное, чем настроил хозяина против себя: теперь пацан станет караулить его цепко.
Пришлось действовать на ура, выкладывать то, что ведомо от других:
— Вижу, нашли вы книжки. Это похвально, молодой человек. Родина вас не забудет, — корчил из себя важное лицо Подгорецкий.
— А откуда вам это ведомо? — спросил Кронид, полно осознав, что гость недобрый и пришел со злым умыслом.
— Да не бойтесь вы! — весело успокаивал гость. — Сейчас я вам все понятно объясню. Сумароков Сергей Лукич, став председателем Комитета госбезопасности, разбирал архивы и наткнулся на письмо-запрос. Я его повторю слово в слово: «Сухов! Отправь человека в Ульдыкский лагерь и под надежной охраной привези оттуда мешок с книгами, который разыскал полковник Воливач. Отвечаешь головой!» А подпись знаете чья? Берии! — радостно закончил он.
— «И он нарек его Берия, потому что несчастье постигло дом его», — печально произнес Кронид.
— Не понял? — приготовился выслушать объяснение гость. Кронид пояснил с грустным видом:
— Это Ветхий завет. Первая книга Паралипомемнон.
Добралась и до него, одинокого, беда. Как же быть ему?
— Собирайтесь, собирайтесь! — торопил гость. — Быстрей начнем, быстрей закончим.
— Я не могу идти с вами, — холодно ответил Кронид.
— Почему, друг мой?
— Я вас не знаю совсем, и вы человек недобрый.
— Но почему? Видите меня в первый раз и утверждаете, что я плохой человек. Нельзя так обижать людей, — изобразил обиду Подгорецкий. — Я за ним к черту на кулички подался, а он… Может быть, просьба Луцевича и Бехтеренко — пустой звук?
— Если от вас, тогда пустой звук.
Подгорецкий зашел в тупик. Можно еще долго уговаривать этого мальчишку, результат будет один.
«А как он применит свои фокусы?» — засомневался Подгорецкий. В их силу он верил и сам кое-что мог.
— Тогда поступим проще, — решил разрядить напряженную обстановку Подгорецкий. — Сам оставайся, а книжечки отдай.
— Это исключено совсем. Уходите отсюда. Я поверю только дяде Луцсвичу или Судских.
— Пацан, не напрягай меня, — сменил ориентировку Подгорецкий. — Будь благоразумен, меня послали за книгами. Они нужны тем людям, кто хочет спасти мир от катастрофы.
— Кто эти люди? — настаивал Кронид. Гостю он не верил.
— Эти люди отвергают христианство, как и ты.
— Неправда. Я ничего не отвергаю. Каждый волен иметь своего Бога или поводыря к Богу.
— Так ты ведист? А христианство попрало ведическую веру.
— Вера — не оковы. Потому христианство и впало в разруху.
— Прекрасно. Мы поняли друг друга.
— Ошибаетесь. Мы никогда не поймем друг друга, я знаю, кто вас послал. Вы сатанист. Масон.
— Милый ты мой, — с ласковой усмешкой произнес Подгорецкий. — Только масоны желают добра людям. Больше ведистов. Не спорю, у нас строжайшая дисциплина, мы убиваем предателей, но именно масоны знают, как вывести людей из тупика.
— Поэтому вам нужны книги, написанные пророками ведической веры? Выходит, не все так хорошо у вас?
— А почему нет? У вас лоция, у нас ковчег, — съехидничал гость.
— Вы не прочтете потаенный смысл этих книг. Только когда примите нашу веру, сердце ваше просветится и откроется смысл.
— Как-нибудь разберемся, — ухмыльнулся Подгорецкий.
— Как-нибудь? Человеки натворили бед, живя как-нибудь. Имя Ория предано забвению, другие боги смутили умы.
— Иисусе Христе! Скажи, ради чего ты исповедуешь эту бодягу?
— Вы помянули имя Христа, не веруя. Как вы можете?
— Это присловье. Въелось, как сажа в кожу. Он ближе вашего Ория.
— Поэтому ваша злость. Всуе верите, всуе зло творите. Кто ваш Бог?
— Тайна, мой друг.
— Вы приобщены?
— Добуду книги, приобщусь.
— Никогда. Я сам буду нести слово божье людям.
— О Господи! Сколько носителей, столько и зла. Глупый! Любая вера — путы. Глупые верят, а умные делят церковную кружку.
— Уходите, — неуступчиво сказал Кронид. — Говорить не о чем. Вы мне чужой и злобный человек.
Подгорецкий еще раньше уяснил, что Кронид ни за какие блага книги не отдаст. А книги где-то здесь…
— Ладно, — согласился Подгорецкий. — Докажи мне, что твой Орий всемогущ, и я уйду. Вот простой пример, — полез он в карман и достал газовый баллончик. — Видишь?
Кронид доверчиво приблизился, пытаясь разглядеть незнакомый предмет, наклонил голову, и тотчас струя отравы прыснула ему в лицо, ослепила и лишила чувств.
— Купился, голубчик, — живо подхватил падающего Кронида Подгорецкий, осадил на ложе. — А то Орий, Орий…
Путы нашлись, он связал Кронида по рукам и ногам, подтащил к столбу в середине землянки и прикрутил к нему.
— Действовать надо! А то разговоры одни, — приговаривал он, дожидаясь, когда Кронид оклемается.
Он приходил в себя тяжело. Не понимал происшедшего, тряс головой и пытался выбраться из ямы. Ему казалось, будто привалило его в подсобке, где нашлись книги.
— Как дела, дружище? — бодро спросил Подгорецкий и вполне дружелюбно. — Водички не желаете?
До Кронида стал доходить смысл происшедшего. От пришельца исходила подавляющая энергия, она плотнее веревок удерживала его у столба, даже мыслить мешала.
Подгорецкий присел к столу, заглянул в раскрытую книгу. Это была знаменитая «Славная книга», утерянная и обретенная. Подгорецкий не мог прочесть древнеславянского текста, но плотные листы вощеной бумаги, где светилась каждая буквица, внушали уважение.
