Алексей Бежецкий - Музей Восковых фигур
Все, казалось, были увлечены одной охотой, все смотрели вперед на серну и только один из рыцарей на черном коне, проезжая под окном Рикильды, поднял голову и повернул к ней свое бледное лицо. Прошло одно мгновение, но дочери графа показалось, что лицо охотника приблизилось к ней, и она успела различить его прекрасные черты. Голубые глаза, нежные и страстные и, в то же время, печальные, казалось, изливали целый поток жгучих лучей. Свет луны играл на его полированном шлеме без перьев и, казалось, ласкал золотистые кудри, падавшие из-под шлема.
Он ничего не сказал; он только взглянул своим чарующим взором и проскакал далее. Вся охота повернула куда-то в сторону и вновь показалась уже далее, за лесом. Серна, собаки, всадники мчались с той же невероятной быстротой и затем скрылись в дальнем овраге. Все более и более затихали собачий лай и звук рога. В третий раз показалась охота, но еще и еще далее… Она, подобно змее, быстро извивалась и уползала в горы, сверкая шлемами рыцарей, как чешуей. Неутомимо неслись рыцари на своих удивительных лошадях и, наконец, облака совершенно заволокли эту странную ночную охоту.
С неведомой дотоле сердечной тревогой Рикильда отошла от окна и легла спать, но сон не приходил. Еще раз она встала с постели, заглянув в окно, увидела, что неизвестный рыцарь с золотыми волосами стоит один недалеко от замка и что взоры его устремлены в ее окно. Как он успел вернуться? Откуда он взялся? Со страхом бросилась она опять на постель, но только под утро, когда первые лучи солнца ворвались в ее комнату, она заснула.
Вечером, после обеда, Рикильда отправилась гулять со своими прислужницами на берега Льобрегата и здесь долго сидела задумавшись, глядя на кристальные воды речки, сквозь которые видно было ее золотистое дно, и ей казалось, что по этому дну стелятся золотые волосы таинственного рыцаря. Вдруг тихий шум в камыше заставил ее очнуться. Она подняла голову и увидела, что он тут, недалеко от нее, стоит под ивой. Он был прекрасен, как мечта любви.
Встревоженная Рикильда хотела бежать или позвать своих прислужниц, но неизвестный воин остановил ее трогательным голосом:
— О, Рикильда, благородная дочь графов! Не бойся, умоляю тебя! Перед тобой несчастный, которому твоя помощь может быть тем же, что целительный бальзам для ран, полученных в битве.
Рикильда осталась и, увлекаемая неведомым чувством, протянула свою дрожащую ручку, которую молодой охотник тотчас же схватил и прижал к губам. Огонь пробежал по жилам молодой девушки.
— Кто ты? — спросила она, — кто ты, таинственный красавец, и что тебе надо от меня?..
— Не бойся, Рикильда, и узнай, что я по воле небесных сил должен находиться на горе, называемой Монтсерратом, с тем, чтобы ободрять и охранять живущего там отшельника Хуана Гарина, который молитвами и тяжкими испытаниями своего бренного тела прокладывает себе трудный путь к вечному спасению. Часть этих тягостей ложится на меня, но я остаюсь невидим Хуану Гарину, а равно и всем живущим. Только в мае месяце мне дозволено являться людям с такими же грешными душами, как и я, и охотиться в этих местах.
— О, ужас! — воскликнула Рикильда, отскочив от рыцаря. — Значите, ты дух, а не человек?!
— О, не бойся и выслушай меня до конца… Прежде я был славным вождем и мои готы звали меня Свиндбальдом, т. е. ловким и отважным, но за одно убийство я был наказан так, как я говорил тебе. Уже давно длится мое испытание и в награду за мою верную службу при отшельнике мне обещано, что я буду опять обращен в смертного, если встречу молодую и прекрасную девицу, которая согласится девять дней прожить и молиться в пещере Хуана Гарина. Тогда я опять сделаюсь Свиндбальдом, каким был прежде. Ты одна, прекрасная и чистая Рикильда, можешь спасти меня. Сделай же это, ступай на Монтсеррат и через девять дней возрожденный Свиндбальд явится перед тобою…
После непродолжительного колебания добрая Рикильда обещала исполнить его просьбу и быть его девой-спаситель-ницей. Свиндбальд поблагодарил ее, преклонив колено, и затем удалился, последний раз взглянув на нее своими нежными и умоляющими глазами. По возвращении домой Рикильда объявила своему отцу, что ее мучит злой дух и что она должна удалиться на девять дней на пустынный Монтсеррат и там под руководством святого отшельника искупить свои грехи молитвой и постом.
Сначала граф увещевал свою дочь отказаться от ее намерения, говоря, что ей будет тяжело вынести такую эпити-мию, но, видя ее непреклонность, наконец согласился и, в сопровождении нескольких воинов и слуг, отправился с Рикильдой на Монтсеррат.
На следующий день граф и его дочь прибыли к подножию Монтсеррата. Последний раз Вифредо при виде грозной и мрачной горы пробовал отговорить Рикильду, но напрасно! На уступе одной из скал она увидала рыцаря с золотыми волосами и смело погнала свою лошадь по крутой тропинке, не слушая увещаний отца.
Дорога становилась все круче и круче, по бокам открывались глубокие обрывы. Рыцарь показался Рикильде еще раз, гораздо выше, между утесами, у входа в пещеру, бросая свой чудный взгляд на завороженную им девушку. Наконец граф и Рикильда поднялись наверх. У входа в пещеру их встретил отшельник сурового вида, в грубой шерстяной одежде. Хуан Гарин давно уже не слыхал в этих диких местах людских голосов и конского ржания. Граф почтительно ему поклонился и, объяснив причину их посещения, просил отшельника принять Рикильду на девять дней, помочь ей святыми советами и вообще утвердить ее в добродетели.
Долго не соглашался Хуан Гарин, но наконец сдался на упорные мольбы отца и дочери… Рикильда осталась, а граф отправился в Монистрольский замок, находившийся недалеко, и там в тревоге ожидал окончания испытания.
Весь день Гарин провел с молодой красавицей в духовных беседах и в молитве. Рикильда слушала его внимательно, но, когда наступили сумерки, утомленный Гарин почувствовал неведомое волнение и несколько раз прерывал свою «Ave Maria», чтобы бросить смущенный взгляд на дочь графа, которая безмолвно стояла на коленях и смотрела с восхищением куда-то в темный угол… Наконец, поздно ночью оба заснули.
На рассвете Гарин встал с предчувствием чего-то недоброго и недовольный тем, что сдался на просьбу графа.
Помолившись довольно невнимательно и бросив мимоходом невольный взгляд на спящую девушку, он отправился к своему соседу с седой бородой, к которому последнее время питал более доверия, чем прежде.
Гарин рассказал ему о неожиданном появлении молодой девушки и затем просил дать мудрый и благочестивый совет, что делать в подобном затруднительном случае. Почтенный старец прежде всего спросил Хуана — точно ли наружность Рикильды столь прекрасна, что может внушать серьезные опасения.
Хуан еще не думал о красоте ее, но от вопроса старика его сердце болезненно затрепетало, и он неспокойным голосом и в бессвязных выражениях описал Рикильду.
— Любезный брат, — сказал тогда, нахмурившись, старец, — я вижу теперь, что действительно Господь посылает тебе большое испытание… Надо его выдержать. Знай, что чем тягостнее будет борьба, тем слаще покажется тебе победа над грешным телом, когда, наконец, молодая красавица тебя покинет, а благотворное одиночество вернется в твою темную келью.
Укрепленный мудрыми советами друга, Гарин поспешил в свою обитель, но по мере приближения к ней мучительное сомнение стало охватывать его душу: точно ли ему будет так сладко, когда эта живая роза Каталонии его покинет?
Сделав большое усилие над собой, он остальную часть дня посвятил девушке, наставляя ее в правилах религии.
Вторая ночь была еще тяжелее первой, а на третью он не только перепутал слова молитв, но забыл их вовсе и ворочался в бессонных мучениях на своем грубом ложе, шепча вместо «Virgen Maria» имя Рикильды. Мрак ночи как будто отдалял его от божества, и он стал бояться мрака, как невидимого врага.
На пятую ночь страшная гроза разразилась над Монтсерратом, такая гроза, какой никогда не видали морщинистые его утесы. Клубящиеся облака покрыли все вершины, затянули ущелья и все почернело. Молнии рассекали воздух и после их вспышек казалось еще темнее. Дождь лился потоком и сквозь шум воды то и дело раздавались жестокие удары грома. Порывом ветра затушило светильник в пещере и вслед за тем все кругом затряслось и загрохотало с необыкновенной силой; сквозь необъятный голос бури, чудилось, долетал торжествующий, победный хохот демонов. Смертельно перепуганная девушка бросилась на ложе монаха и, обняв его дрожащими руками, старалась на груди его найти защиту. Напрасно Гарин пробовал отстранить ее; напрасно в отчаянии он искал четки в складках своей рясы; четки куда-то упали. Воздух кругом его пылал, но еще более жгучее пламя охватило его сердце; в душе же свирепствовала буря еще более лютая, чем в горах.
