Юрий Стрелец - Смысл жизни человека: от истории к вечности
Если гражданские законы имеют в виду общее благо, то религиозное законодательство обращено к каждому и отдельному человеку. На этом основании Монтескье отдает предпочтение законам общества, не замечая, что они становятся абстрактными и могут истолковываться в зависимости от желания правителей. (Один из таких «правителей» в кинофильме «Покаяние» Т.Абуладзе заявил: «Нравственно все, что полезно для общества». На самом же деле очевидно другое: «Полезно для общества то, что нравственно». Если юридическое законодательство не вырастает из морали, не соответствует нравственным императивам, с которыми мог бы согласиться каждый человек, оно легко превращается в инструмент насилия или, в лучшем случае, порождает социальные мифы, мешающие осмыслению жизни).
Рассуждения о морали Монтескье ведет в ключе эвдемонизма, согласно которому высшей целью человеческих устремлений является счастье: чем более народ добродетелен, тем ближе он к этой цели. В состав добродетелей входит умеренность (но не аскетизм), которая позволяет наслаждаться жизнью без пресыщения ею.
В соответствии с теорией «разумного эгоизма» трактуется милосердие; оно представляет собой не освященную религией, а просто «выгодную» добродетель, позволяющую, наряду с благим деянием, упрочивать собственное положение и достигать уважения к самому себе. «Если бы милосердия не было, его следовало бы выдумать» – так можно перефразировать известные слова Вольтера, касающиеся Бога… Французские просветители во всех своих интенциях пытаются детеологизировать морально-нравственные отношения людей, придать им рационально-контракторную форму. Попытка примирения светского с сакральным приводит, однако, к условности («если бы…»), к относительности всех нравственных оснований и установлений. «Персидские письма» – это своеобразное кросскультурное исследование, сравнение западных и восточных социальных реалий – ясно показывают, как «относительное» вытесняет «абсолютное». «Человеческим законам, – резюмирует французский просветитель, – свойственно от природы подчиняться всем видоизменяющимся обстоятельствам действительности…»206 Желание обнаружить все же нечто устойчивое, универсальное в нравственности, и не связывать его с религией, при этом, побуждает Монтескье, как других просветителей, обращаться к природе, географическим или просто биологическим факторам: распущенность, невоздержанность являются нарушением законов природы. «Кроме того, в природе разумных существ заложена способность чувствовать свои несовершенства, потому-то природа и дала нам стыдливость, то есть чувство стыда перед этими несовершенствами».207
Монтескье вовсе не выступает в своих сочинениях как «богоборец»: «Что касается истинной религии, то потребуется немного беспристрастия, чтобы убедиться в том, что я никогда не искал предпочтения политических интересов ее интересам, но стремился к сочетанию тех и других…»208 Монтескье часто подчеркивает, что выступает в своих сочинениях не в качестве богослова, а в качестве «политического писателя». Это «вынесение за скобки» теологических взглядов, подходов и выводов – обычный прием деизма, желающего сказать свое слово, не ссорясь с словом религии. Здесь может быть упомянут и «разумный эгоизм…».
Следует признать, что французским просветителям действительно пришлось «выкраивать» место для естественнонаучного подхода ко всем биологическим и социальным явлениям жизни. С максимализмом (тоже признак «совершеннолетия») они отстаивали научный прогресс как базовую линию развития цивилизации.
Иная позиция была представлена Ж.Ж. Руссо. Для него идеальным было «естественное», а не современное цивилизационное состояние общества. «Золотой век» человечества пройден, и с ним утрачены простота нравов, здоровая активность, патерналистские отношения. На их смену пришла частная собственность, деление общества на бедных и богатых. В ходе исторического движения, движущей силой которого, по Руссо, является способность человека к самосовершенствованию, истинно человеческие интересы трансформировались в искаженные (отчуждение). Отчужденное состояние характеризует, по Руссо, и политику, и экономику, и нравы людей, их «сердце» – одно из ключевых понятий мыслителя, писателя и педагога.
Моральные качества он представлял как природно-изначальные;
доброта лежит в основании природы человека, и только излишества цивилизации, все ее искусственное содержание извращают эту природу. Девизом, поэтому стал: «Назад к природе!» Отвечая на конкурсный вопрос Дижонской академии: «способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов?», Руссо был категоричен: «Нет». Наоборот, научное развитие повинно в упадке нравов и в общем регрессе человечества.
На первом плане у Руссо – не разум, а сердце и душа («сентиментализм»); человек, прежде всего, это субъект чувств, совести, и тем отличается от животного мира. Воспитание человека не только должно это учитывать, но и базироваться на этом. Разум, при этом, вовсе не отвергается, воспитание должно быть разумным, как это утверждается в знаменитых «педагогических» романах Руссо: «Новая Элоиза» и «Эмиль, или о воспитании». В них раскрывается «естественность» человеческих чувств, неосновательность сословных привилегий и неравенства различного рода, провозглашается веротерпимость, в контексте «естественной религии». «В моем веровании вы увидите лишь естественную религию, – странно, что людям нужна еще какая-то! Да и есть ли нужда в другой религии? В чем же моя вина, ежели я служу Богу согласно тому свету, которым он озарил мой ум, согласно чувствам, которые он внушил моему сердцу…»209
Антропологические аспекты просветительской мысли Германии.
Становление Просвещения в Германии характеризуется созданием, в рамках многих мелких княжеств, отдельных университетов и школ, книгопечатен и научных центров, значение которых выходило за эти рамки и оценивалось в общеевропейском контексте.
Общей парадигмой немецкого Просвещения стало преодоление засилья схоластической догматики и человеческих предрассудков. Так же, как во Франции, предпочтение отдавалось здравому смыслу, но сферой его приложения стала не социально-политическая, а научно-методологическая проблематика. На это повлияла, прежде всего, многогранная деятельность Г. Лейбница. Наука рассматривалась как главное средство усовершенствования жизни в ключе практики, образовательной политики и этики.
Противником княжеской власти и поддерживающей ее ортодоксальной церкви стал Х. Томазий, отстаивавший достоинства простого человека, его интересы и цели. Общей конечной целью общественного развития он провозгласил счастливую и добродетельную жизнь, основанную на принципе «полезности». Подобный прагматизм позволил ему сориентировать научную мысль на решение важных практических проблем, выявить принципиальные различия между внешними и внутренними человеческими обязанностями, между правом и моралью. В этом контексте (который оказал большое влияние на И.Канта) обнаружилась проблематика свободы, автономии морали, то есть человек уже не воспринимался как пассивный «социальный агент», винтик общественной машины, а приобрел черты уникальности, самостоятельности и достоинства.
Х. Томазий выступил оппонентом метафизики Х.Вольфа – знаменитого интерпретатора лейбницевой философии.
Основным типом отношения человека к миру тот считал его обоснованность разумом, и сам много сделал для уточнения философской и научной терминологии, для выработки процедур доказательства и аргументации в такой «темной» сфере как метафизика.
Главной целью философии Вольф полагал образование и воспитание людей, с тем, чтобы они могли достичь наибольшего блага. Философствование – не самоцель, а разумное основание житейской мудрости, бытовых правил и принципов. «Трактуя Бога как совершенное разумное существо, а веру как оптимистическую уверенность в способности разума к постижению истины, Вольф, по справедливому замечанию Фейербаха, обозначил своей философией первую ступень в борьбе духа науки и просвещения с религиозной протестантской идеологией».210
Философия, по Вольфу, – это «Welt-Weisheit», то есть «мудрость для мира» и служит фундаментом для других наук, которые вкупе призваны дать человеку счастье.
Системность знания, необходимость которого он утверждал, должна базироваться на твердом факте «creatio» – сотворения мира Богом. Из рациональной, или естественной, теологии вытекает рациональная психология, вводящая «предустановленную гармонию» в человеческую душу.
В трудах «вольфианцев» – последователей Вольфа – эмпирические аспекты психологии были усилены, исследовалось многообразие жизненных потребностей и мотивов человеческой деятельности, ее чувственно-эстетической стороны (немецкая эстетика Баумгартена).
