Сюзанн Моррисон - Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

Лу попросил нас выйти из шавасаны для медитации, которую вела Индра. Мы восстали из мертвых и начали медитировать, но я не могла удержаться и оглянулась — было интересно, откуда же берется этот звук.

— Закрой глаза, дитя мое, — проворковала Индра и подмигнула мне.

Я тут же захлопнула глаза и напустила на себя медитативный вид. Медитация началась с обычного сосредоточения на дыхании, потом несколько минут мы слушали сердце и прочее, как всегда, но потом Индра сказала одну вещь, которая, кажется, предназначалась конкретно для меня:

— Иногда во время медитации легко отвлечься на посторонние звуки и происходящее вокруг.

Я чуть не рассмеялась, потому что в тот самый момент бензопила взревела, а потом еще раз, на более высокой ноте, как будто издевалась над нами. Ну, в самом деле, разве может настоящего йога отвлечь такая мелочь?

И тут Индра попросила нас представить, что звук пилы раздается не в павильоне, а глубоко внутри нас.

К тому моменту визг раздавался уже у самого входа в вантилан. Мне невольно вспомнился фильм «Техасская резня бензопилой», и тут уж я никак не могла убедить себя, что этот звук исходит изнутри. Нет, такие звуки издают только маньяки с пилой. Я вполуха слушала Индру, которая вещала о нашей неспособности контролировать окружающую обстановку:

— Мы можем арендовать этот вантилан, но не в силах контролировать местных жителей, которые должны строить новые бунгало. Мы не в силах контролировать растущую экономику этой страны. Однако свои реакции нам под силу обуздать, если мы научимся дисциплинировать ум.

— Итак, всего на мгновение сейчас представьте, что эта пила не в руках рабочего, который орудует над стволом дерева.

Представьте, что это вы распиливаете на куски свои навязчивые мысли… свои сожаления… свои страхи. Этот невероятно надоедливый звук — на самом деле ваш внутренний строитель, который сейчас придает форму вашей энергии, срубает лишние ветки привязанности, которыми заросли ваши чакры. Эти ветки загораживают свет и душат вашу способность к пониманию.

Правда? Увы, я никак не могла соотнести ее слова со своими мыслями. У меня возникла такая картина: маньяк с пилой из фильма корчится на полу в клетке, которая, видимо, представляла мое сознание (и была почему-то похожа на камеру в русской тюрьме), и пилит ту меня, которая боится будущего и стыдится прошлого. Моего полного страхов двойника.

— Итак, ваши чакры сейчас, одна за другой, освобождаются от одеревенения привязанности. Вы лишаетесь опутывающих вас ветвей нерешительности и неверного восприятия, вы ощущаете легкость…

Маньяк принялся отпиливать моему двойнику руки и ноги.

— Вы становитесь счастливее и веселее…

Руки и ноги моего двойника отвалились. Кровь хлестала фонтаном и была похожа на морс.

— Вы приближаетесь к единению с безраздельной жизненной сущностью, с вечным началом…

Вдруг в камеру вошел еще один мой двойник. У этого, куда более бесстрашного и сердитого на вид, был в руках автомат Калашникова: мой крутой двойник. Он нацелил автомат на маньяка. Тот огрызнулся своим уродливым ртом, с которого капала слюна, и бросился на двойника с бензопилой.

«Хочешь получить пулю, урод? — процедил мой второй двойник, ткнув в маньяка автоматом. — Хочешь узнать вкус свинца?» И только маньяк ринулся на него, подняв пилу, как мой двойник выпустил в него автоматную очередь! Маньяк, как в замедленной съемке, повалился назад, когда пули прошили его насквозь, задергался, сложился пополам и упал на пол. Там он еще пару раз дернулся и затих. Пила по-прежнему визжала, отдаваясь эхом от цементных стен унылой камеры, точно оплакивала кончину своего обладателя.

Тут я вовремя вспомнила про чакры и представила, как мой второй двойник подбирает все еще работающую пилу и принимается отсекать те самые ветки и прочий мусор, засоряющий мои чакры. Я знала, что чакры — это энергетические центры, но забыла, сколько их и где они находятся в теле, поэтому представила, как мой двойник при помощи бензопилы расчищает от листьев такие разноцветные лампочки. Их было примерно шесть — восемь.

Потом я перевела взгляд на своего первого двойника. Он был еще жив. И хотя чисто технически тот первый двойник был для меня обузой, я все же представила, как крутая девица с бензопилой подбирает его руки и ноги и присобачивает обратно к телу каким-то хитрым паяльником, который висел у нее на поясе. А потом, подмигнув несчастному первому двойнику и шлепнув его по заднице, отправляет на все четыре стороны.

— Теперь сделайте глубокий вдох, — проговорила Индра. — Задержите дыхание. Выдох. Отлично. А теперь задышите так, будто родились заново.

Итак, мы уже выяснили, что в позе трупа мне нет равных. А вот что у меня из ряда вон плохо получается, так это ходячая медитация.

К примеру, сегодня утром мы с Джессикой решили прогуляться по деревне гуськом. Она показывала мне, как медитирует и считает шаги, чтобы я могла сделать то же самое. Смысл медитации в том, чтобы передвигаться в пространстве, не отвлекаясь на раздражители и желания. Сконцетрировав взгляд на горизонте, проживать каждый шаг, присутствуя в нем. Делать шаг лишь для того, чтобы сделать шаг, не преследуя какой-либо цели.

По утрам белые туристы по всей деревне занимаются ходячей медитацией. Прямо «Рассвет йогических мертвецов». Только вот разница в том, что если бы мы были зомби, то рыскали бы в поисках человеческой плоти. Но поскольку мы не зомби, то рыщем в поисках… чего? Хм… наверное, мы просто стремимся медитировать во время ходьбы. Даже не знаю. Я в медитации новичок. И как я уже сказала, у меня пока не очень-то получается.

Во время первой прогулки по рисовым полям я было подумала: какие проблемы, это легко! Нужно просто сфокусировать взгляд прямо перед собой, и пусть океан зелени расплывается перед боковым зрением.

Но вскоре мы дошли до деревни, и мне стало непонятно, как тут вообще можно абстрагироваться. Был солнечный, ясный день. Воздух был напитан ароматом кремово-белых плюмерий, которые покачивались на нежном ветру и падали на тропинку перед нами, словно их рассыпали невидимые подружки невесты. Их сладкий аромат витал повсюду. Я тут же начала думать о том, как бы мне хотелось, чтобы моя квартира всегда так пахла. Интересно, есть ли ароматическое масло с запахом плюмерии? И где бы его купить, чтобы привезти в подарок всем подружкам?

Или мыло! Все обожают ароматическое мыло.

Джессика, которая шла в нескольких шагах передо мной, подняла и опустила плечи и глубоко вздохнула. Я снова сосредоточилась и вернулась к осознанной ходьбе. Моего сосредоточения хватило до тех пор, пока мы не прошли мимо жительниц деревни в желтых и белых саронгах с кружевным верхом, сквозь который просматривались нижние майки или бюстгальтеры. На талии они были перевязаны толстыми шелковыми поясами. Женщины несли на головах большие квадратные корзины с приношениями, сплетенные из пальмовых листьев и набитые доверху фруктами и цветами. До меня донесся запах жареной курицы, и я вдруг поняла, что больше всего на свете мне сейчас хочется курицу. О, курица! О, благословенное, вкусное мясо!

У подножия холма мы замедлили шаг и остановились у глубокого рва. Он был весь завален мусором, и кое-где мусор горел. Аромат цветов и курицы растворился в едком вонючем дыме от горящего мусора и гнилых листьев. Где-то рядом шумела река, но за помойкой ее не было видно. Тропинка дальше шла под горку, и по обе ее стороны имелись глубокие рытвины от мопедов, которые тысячу раз в день разворачиваются в грязи. Везде, куда ни посмотри, жизнь протекала иначе, чем дома. Невозможно было не испытать волнения от такого множества новых впечатлений. Я впитывала все вокруг, мне хотелось слиться со всем этим воедино и проживать каждую секунду, запомнить каждую мелочь. Блеск влажных банановых листьев, сладковатый запах преющих тропических джунглей, вонь от навоза, цветы на дороге, женщины, что проходили мимо и пахли жасмином, благовониями и содержимым своих корзин.

Да кто в своем уме захочет от всего этого абстрагироваться?!

Я тут фантазировала, как мы с Джоной садимся на один из этих индонезийских мотороллеров, носимся по городу и устраиваем вечеринки для друзей в своем колониальном мини-особняке. Может, остаться тут и перетащить к себе Джону, а не переезжать в Нью-Йорк? Ведь в Нью-Йорке нет трех вещей:

1. цветущих плюмерий;

2. гамеланового оркестра по вечерам;

3. женщин, которые носят на головах курицу-гриль.

О, и жилье тут обходится в пять долларов в день. Не думаю, что мы когда-либо сумеем найти что-то аналогичное по цене в Нью-Йорке.

Я даже написала письмо Джоне, описав свои соображения, и он тут же ответил, посмеявшись надо мной, естественно. Но ведь отчасти я говорила серьезно. Однако Джона ответил, что мне нужно попридержать коней.