Гийом Аполлинер - Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт
— Женщина, у тебя есть вера, посему ступай со своими подругами к колодцу, наберите там воды для своего крещения и возвращайтесь сюда.
Самаритянка поднялась с колен и вместе с остальными женщинами направилась к городским воротам.
Колдун же вновь приблизился к Петру со словами:
— Я пришел к твоему ученику Филиппу, который перед твоим приходом совершал тут поразительные чудеса. Я попросил его наделить меня Святым Духом и властью в свой черед наделять им других.
Петр осведомился:
— Кудесник, а для чего ты желаешь наделять других Духом Святым?
И кудесник сказал:
— Ради славы, которую я тем приобрету. Она поставит меня выше других людей, и когда-нибудь, если ты, Учитель, умрешь прежде меня, я буду достоин занять твое место.
Но Петр ответствовал ему:
— Всякий, кто жаждет иной славы, кроме славы Всевышнего, недостоин наделять Святым Духом. Ступай прочь, колдун, вместе со своим колдовством.
Однако волхв, склонившись в поклоне, промолвил:
— Учитель, ты нищ, а я богат. Продай мне свое знание, рядом с которым мое — всего лишь заблуждение.
Петр отвернулся от него и спросил у Филиппа:
— Как зовут этого человека?
— Симон, — ответил диакон.
И Петр, упав на колени, вскричал:
— О имя, которое я носил, когда был рыбаком! Так пусть же отныне Симонами прозываются все, кто желает купить за деньги дар Божий. И да будет этот омерзительный грех внушать отвращение и на небе, и на земле!
Чародей склонился и, поднимая широкими, тяжелыми рукавами своего хитона пыль, принялся чертить на земле слова АВЛАНАТАНАЛВА и ОНОРАРОНО, которые одинаково читаются и справа налево, и слева направо, а когда выпрямился, ученики узрели перед собой живое повторение Петра, главы апостолов, но только не плачущего. И преображенный волхв изрек:
— Симон-Петр, отныне я — то же, что и ты, и с этих пор у нас одинаковые имена. Я буду жить столько же, сколько будет жить церковь, которую ты возглавляешь. Ты — ее добрый пастырь, я же — злокозненный вожатай. Там, где ты будешь олицетворять собой небесную благость, я стану адской злобой, что будет приводить в движение, когда мне заблагорассудится, легионы бесов и мириады ангелов.
С этими словами он исчез, и апостолы тщетно искали его глазами на площади, куда через городские ворота входила процессия самаритянок, и каждая придерживала рукой покачивающийся на голове кувшин с крестильной водой.
* * *…И, узрев двух приближающихся старцев, которых невозможно было отличить друг от друга, Нерон задал вопрос:
— Кто из вас тот галилеянин, чьи чудеса изумляют город?
Один из пришедших молча возвел глаза к небу, меж тем как второй воскликнул:
— Вот этот, который так похож на меня, самозванец! О цезарь, сейчас в этом саду, где ты нас принимаешь, я на твоих глазах вознесусь в воздух, словно взлетающая птица. Мое искусство позволит мне тем самым смутить и поразить этого молчуна.
Император рассмеялся.
— Чужеземцы, — промолвил он, — я ведь поначалу принял вас за Кастора и Поллукса{60}, но они любили друг друга и жили попеременно. Ваша вражда распаляет мое воображение. Ну что ж, кудесники, показывайте свои чудеса. Я буду аккомпанировать на лире каждому вашему движению. А потом увековечу ваше состязание в алкеевых строфах.
И он увидел, что лицо старика, который обратился к нему, спокойно и исполнено хитрости, а на щеках у того, что молчал, непрестанно струящиеся слезы прорыли две борозды. Взяв настроенную лиру, Нерон заиграл на ней, и тот, который не плакал, воскликнул:
— Петр, настал наконец миг, когда я повергну тебя. Мое искусство сотрет и уничтожит твое невежественное волшебство. И на небесах, и в преисподней уже наготове мои пособники.
Он начертал на земле имя АНАТАНА, которое одинаково читается и с начала, и с конца. Темное облако поднялось над этим именем, и волхв повелел ему:
— Анатана, владыка ада, если мой враг нападет на меня, когда я начну подниматься с земли и буду не способен защититься, напусти тьму и во тьме срази его.
Он присел, развязывая ремни правой сандалии, украшенной на подъеме треугольной золотой монетой, затем выпрямился, возглашая:
— Элоах Канаах, ревнивый Бог, привратник западных ворот небесной обители, отступи и открой их, дабы пропустить тех, кто служит мне!
И следом он громогласно воззвал:
— Кохавиил!
В ответ послышался серебристый звон доспехов небесного воинства, и взору явился Кохавиил с тремястами шестьюдесятью пятью тысячами ангелов, которыми он повелевает. Волхв бросил торжествующий взгляд на Петра, который упал на колени и, раскинув руки крестом, молился. А чародей вскричал:
— Кемуил!
Раздались звуки, подобные пению тысяч птиц, и появился Кемуил, а с ним двенадцать тысяч духов, что находятся под его рукой.
Волхв приказал:
— Аггел Думиил, привратник ада, пропусти тех, что служат мне!
И бесшумные, как летучие мыши, явились девяносто две тысячи бесов, присутствовавших при исходе из Египта, — кто верхом на зебрах, кто на онаграх и куланах, кто сидя в башнях на спинах слонов, а кто на пантерах, но были среди них и пешие, которые вели на цепях медведей и барсов.
Волхв обратился к повинующимся ему:
— Слушайте вы, кто является одновременно моими господами и моими слугами! Сейчас я перед цезарем поднимусь в воздух, как взлетевшая птица. Оберегайте меня, пока я буду в воздухе, следите, чтобы враг мой пребывал бессильный и поверженный наземь.
Он подошел к Петру и сказал ему:
— Мне покорны силы неба и ада. Сейчас сам Бог предстанет пред тобою, дабы унизить тебя, удостоверяя мое знание и твое невежество.
Он воззвал:
— Сидрах!
И Чин, который есть Уста Господа, показался на небосклоне, где по слову волхва явились Татхмахинта, сиречь левый Локоть Тела Господа, Адрамат, величественный Палец правой Ноги Тела Господа, и Охес, большой Палец левой Ноги Тела Господа, а следом за ним Хатумах, который, будучи самой Целостностью, есть также Мизинец левой Ноги Тела Господа.
О, сколь безмерное Величие заполняло небо, по мере того как там являлись небесные Могущества, которые суть Члены Тела Господа!
На зримой части Тела Господа ясно видна стала надпись: «Дагул Be Адом». И тогда Кохавиил и его триста шестьдесят пять тысяч ангелов, Кемуил с его двенадцатью тысячами духов, темный Анатана с девяносто двумя тысячами бесов, что присутствовали при исходе из Египта, и все легионы бесовские, и мириады ангелов всех чинов склонились, и вот появился огненный Охазтах, который есть Князь Лица Господня.
Неслыханные и стремительные, окружив и поддерживая бесценное Тело, возникли Афапей, Элохмансиф, Таманий, Уриил и прочие Лики орлов, львов и херувимов, что украшают небесную Колесницу.
Офанимы, чин многоцветных ангелов, которые суть колеса этой Колесницы, столь быстрой, что разум человеческий такого и представить не способен, вращались на небосводе, изливая нестерпимое сверкание, и принимали все цвета, истекающие из совершенной белизны, цвета, которые без конца менялись от чистейших оттенков звездных высей до глухих красок, что полыхают в безднах преисподней, меж тем как мрачная и ужасающая, словно предвещение грозы, в зените стояла фиолетовая бездонность Хумасиона — Аметист, который есть знак Божества.
Петр, припав лицом к земле, молил Всевышнего посрамить кудесника, который воскликнул:
— Цезарь, сейчас я пред тобой вознесусь к лику Бога!
Он воззвал:
— Исда! Охавиил! Оферефил!
Явился Исда, ангел пищи, и дал ему силы, необходимые, чтобы он свершил свое лжечудо; затем Охавиил, возлюбленный ангел Господа и покровитель любви, раскрыл крыла и, схватив волхва за волосы, вознес его в горние сферы, меж тем как Оферефил, ангел свинца, удерживал Симона, дабы возносился он не слишком быстро и не лишился чувств. Но внезапно Петр вскочил на ноги и единым мановением руки разрушил чары; в торжественном безмолвии с небосвода пропало блистающее, ангельское величие Божественного Тела, и одновременно с шелковистым, серебряным шумом исчезли мириады ангелов, и с рокотом, подобным урчанию нечистой воды в клоаке, устремились в бездну легионы бесов.
* * *…И распятый головой вниз (из почтения к обожествленной позе своего Учителя) Петр, прежде чем испустить последний вздох, обратил изнуренные жгучими слезами глаза на человека, похожего на него как две капли воды, который, подойдя к палачу, поинтересовался у него:
— За сколько ты продашь мне тело этого казненного?
На что палач ответил:
— Чужестранец, этот мученик, так похожий на тебя, несомненно, твой брат… Но я тоже христианин, поскольку был окрещен. Я делаю свою работу и, делая ее, исполняю Божью волю. Но тело мученика — святой дар Бога верующим в него, а Божественные дары продавать запрещено. Ты сможешь унести труп, когда этот человек умрет, чтобы верующие смогли воздать ему почести… Но в ожидании, когда это произойдет, давай сыграем в кости, чтобы убить время: я поставлю свое молчание против твоих бирюзовых сандалий, что украшены на подъеме золотыми треугольными монетами.
