Гийом Аполлинер - Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт
Чтобы помочь делу, он сперва разыскал лучших докторов и велел жене следовать их предписаниям. Затем стал водить супругу к знаменитым источникам с чудотворной водой, избавляющей от бесплодия, — все напрасно.
Смирившись с тем, что люди над своими бедами не властны, Гаэтан заручился согласием супруги и обратился за помощью к церкви. Он стал усердно внимать духовникам своей жены. Однако паломничества к святым местам не возымели действия, и самые искренние молитвы были потрачены всуе.
Лионский фабрикант добился несметного числа индульгенций, но его жена так и не забеременела. Тогда он принялся богохульствовать, усомнился в религии и, в конце концов, потерял веру своих отцов. Этот самонадеянный человек не мог снести Божьего упрямства — Всевышний не желал совершить для него чудо. С той поры Гаэтан больше не исповедовался, не причащался, не ходил на службы и не платил, как прежде, церковных взносов.
Он перечитал жизнеописание Наполеона{56} и даже решил развестись со своей бесплодной женой, которая, в отличие от супруга, продолжала верить в Бога. Тут объявился один врач, неизвестный, но, как видно, ученый, который, узнав об отчаянном положении богатого шелкопромышленника, взялся за лечение его жены и все-таки нашел способ засеять неплодородную землю.
Гаэтан Горен чуть не задохнулся от счастья, когда в один прекрасный день его жена сказала, что, судя по некоторым верным симптомам, чувствует, что беременна и надеется в случае, если роды пройдут удачно, забеременеть снова. Для лионского фабриканта радостное событие лучше всего на свете опровергало существование Бога, и Гаэтан принялся убеждать в том свою жену.
А она, как праведная христианка, обо всем рассказала духовнику.
Духовник был непоколебимым, твердо верующим священником; он был в расцвете сил и совершенно искренне считал, что ради Божьего Промысла всё позволено. Он горестно выслушал рассказ о том, как возмутительно Гаэтан отрекся от веры, и, увидев, что, следуя его искренним советам, супруги добились своего, почувствовал досаду. Он понял, что беременность — всего лишь происки Дьявола, и решил наставить заблудшую овечку на путь истинный.
Небеса заставили Гаэтана Горена тяжко поплатиться за неверие. Проведя всю ночь в молитвах, священник придумал способ, как его покарать.
Как-то раз летним днем, зная, что муж отправился по делам в Лион, а жена осталась в деревне, священник снял сутану и принял облик нищего, проходимца, попрошайки, жулика, торгующего всяким барахлом — словом, бродяги, какого можно встретить на любой дороге.
Нарядившись в лохмотья, духовник отправился к дому фабриканта, где беременная женщина скучала, сидя у окна. Стоял жаркий летний полдень, и бог Пан выглядывал из-за колосьев ржи, напоминая о похоти, разжигаемой палящим солнцем. Поддельный нищий подошел к стене дома, где жил Гаэтан, и встал под окном. Здесь он справил нужду, на которой мы не будем заострять внимание, и выставил напоказ свой пестик, свой пастушеский посох, свою дудочку Робена{57} или, скорее, свое прекрасное соловьиное горлышко — многие женщины не отказались бы послушать, как из него льются звуки Kyrie eleison[6]. И хотя жена фабриканта была очень набожной, она почувствовала искушение, ей захотелось сталь клеткой для соловья, землей для посоха. Однако добропорядочная дама не могла себе такого позволить. От нестерпимого желания по телу мадам Горен побежали мурашки, и она почесалась.
Многие ученые считают, что желания беременных женщин никак не влияют на пол ребенка, я об этом ничего не знаю, но полагаю, что жена Гаэтана носила под сердцем девочку. Спустя несколько месяцев, когда она родила, и захлебывающийся от восторга муж спросил: «Мальчик или девочка?» — акушерка воздела руки к небесам и воскликнула: «Это монстр!», а врач добавил: «Гермафродит».
После чудовищного потрясения фабрикант обезумел от горя. Признав, что беда случилась по воле Господа, Гаэтан Горен смирился, вновь уверовал, стал платить церковные взносы и всем вокруг рассказывать о силе Божьей воли.
Священник, прослышавший о трагедии, чуть не умер от хохота — он катался по полу, прыгал до потолка, несколько раз даже поперхнулся от радости и, наконец, решил исповедоваться. Однако кюре отказал ему в отпущении греха, и пришлось молить о прощении архиепископа.
Гермафродит вскоре умер. А Гаэтан, вновь обретя Божье благословение, жил со своей супругой долго и счастливо, и у них было много детей.
СИМОН-ВОЛХВ{58}
© Перевод Л. Цывьян
И пока толпа воздавала хвалу Тому, чьи ученики совершали столько чудес, к диакону Филиппу подошел человек с завитыми черными волосами, ухоженной рыжей бородой и нарумяненным лицом и сказал:
— Послушай, кудесник, я хочу овладеть твоей наукой и взамен посвящу тебя в свою, а мне послушны десять чинов бесовских. Уже давно мой разум преодолел три уровня тьмы, и ныне мне доступны семь преддверий самого ада.
— Прочь, колдун! — вскричал диакон Филипп. — Не может быть ничего общего между тобой и мной. Я ученик Того, кто в благости своей обрек проклятых твоих хозяев на вечные муки. Я принадлежу к Его церкви, и по Его воле врата ада не одолеют ее.
Но черноволосый улыбнулся, надел правой рукой на голову тиару шафранового цвета, на которой, как река Меандр{59} под солнцем, сверкала змея, выточенная из опала, и объявил:
— Я твердой рукой повелеваю легионами бесов и сообщаюсь с мириадами ангелов. В их прелестности состоит вся моя сила, и я, самый богатый, самый ученый человек в Самарии, хочу покориться тому, чьи слуги совершают столько чудес. Скажи, как зовут твоего господина?
— Это, — отвечал диакон, — Иисус из Назарета, Мессия, Сын Божий.
Затем Филипп принялся наставлять этого человека и, видя, что тот смиренно и покорно приемлет истину, осведомился, как его зовут, и тогда черноволосый ухватился обеими руками за золотые кольца, что висели у него в ушах. Пальцы его были унизаны перстнями с непрозрачными самоцветами, и на каждом камне был вырезан какой-нибудь знак. Так он стоял перед диаконом, и его поднятые к голове руки образовывали равнобедренный треугольник, Тяжелые лиловые веки скрывали блеск черных глаз, а накрашенные губы шевельнулись, произнося:
— Симон.
Диакон вспомнил, что так прежде звали главу апостолов, и он окрестил этого человека, дав ему имя Петр, после чего сказал:
— Симон, отныне имя твое Петр, как у наместника Бога на земле.
В это время среди народа раздались крики: «Дорогу! Дорогу!» — все расступились, и Филипп увидел, что к ним направляется сам Петр, чьи глаза были затуманены слезами, которые не прекращали струиться у него с тех пор, как он трижды отрекся от своего Божественного Учителя. Рядом с бывшим рыбарем с Тивериадского озера шел Иоанн, возлюбленный ученик Спасителя.
И диакон сказал:
— Вот, лия слезы, идет Петр. А рядом с ним молодой и степенный Иоанн, которого любил наш Учитель. Обновленный крещением, попроси их даровать тебе Святой Дух.
Народ разошелся. На площади с диаконом Филиппом и Иоанном остался только новоокрещенный. Он поправил спереди складки своего волочащегося по земле желтого хитона, на ткани которого были вытканы фиолетовые узоры, изображающие разных фантастических животных, и при этом приоткрылись кожаные сандалии бирюзового цвета, украшенные на подъеме золотыми треугольными монетами. Петр, наклонившись к Филиппу, осведомился:
— Кто этот человек, что держится так надменно? Похоже, он не обладает истинным душевным смирением.
И диакон Филипп ответил:
— Это некий чародей. По его словам, он твердой рукой повелевает легионами бесов и сообщается с мириадами ангелов. Он смирился, отдав свое знание и своих сверхъестественных приспешников под власть Христа, нашего Учителя, и был окрещен.
По площади в это время проходила длинная череда женщин, все они были в перчатках, и каждая из них несла на голове кувшин. Они приблизились к апостолам, и одна женщина, крепкая и миловидная, поставив кувшин на землю, преклонила колени перед Петром и обратилась к нему:
— Учитель, народ утверждает, будто ты проповедуешь именем Иисуса из Назарета. Однажды он разговаривал со мной. Я сидела недалеко от города на краю колодца, к которому мы направляемся. Учитель, расскажи нам про Иисуса.
Внезапно между ней и апостолом встал волхв и сказал:
— Учитель, не вступай с ней в беседу, она блудница.
Но Петр велел ему:
— Отойди прочь, кудесник!
Улыбаясь сквозь слезы, он обратился к самаритянке:
— Женщина, у тебя есть вера, посему ступай со своими подругами к колодцу, наберите там воды для своего крещения и возвращайтесь сюда.
Самаритянка поднялась с колен и вместе с остальными женщинами направилась к городским воротам.
