Александр Зимин - Слово о полку Игореве
«Нового типа образование» находит С. П. Обнорский и в существительном «стремень»: [С. П. Обнорский считает эту форму слова «стремень» образованием нового типа, диалектного происхождения, попавшим в Слово под пером «последнего его переписчика» (Обнорский. Очерки. С.155.] «въступи въ златъ стремень» (в Задонщине — «стремя»), «ступаетъ въ златъ стремень», «вступита… въ злата стремень». Для автора Игоревой песни «стремень» — слово мужского рода. Отсюда и грубые ошибки в согласовании с прилагательными, и ошибочная форма двойственного числа.[С. П. Обнорский говорит в данном случае о «порченом контексте» Слова.] Примеры с употреблением у прилагательных и местоимений форм именительного падежа мн. числа мужского рода в функции женского рода (например, «они же сами княземъ славу рокотаху», «страны ради, гради весели») С. П. Обнорский также считает унаследованными «от промежуточного списка памятника».[Обнорский. Очерки. С. 154.]
С. П. Обнорский отмечает также «архаические образования форм дательного, творительного, местного падежей мн. числа (с отсутствием новых форм на — амь, — ами, — ахъ). Впрочем, здесь неясна форма тв. мн. цепи («молотятъ цепи харалужными») вместо „цепьми“».[Обнорский. Очерки. С. 154–155.] Однако в данном случае мы можем иметь дело не просто с «архаическими образованиями», а с нормами церковнославянского языка. Новую морфологическую структуру можно обнаружить в прилагательном «каменный» (вм. «камянъ»), в род. мн. ч. «князей» (вм. «князь»).[Обнорский. Очерки. С. 165, 169.] В местоимениях 2-го лица и возвратных абсолютно преобладание дательного и местного ед. ч. с гласным е, а не о в корне (тебѣ, себѣ). В этом также С. П. Обнорский усматривает «позднейшее наслоение».[Обнорский. Очерки. С. 157.]
B. Н. Новопокровская обратила наше внимание на то, что в Слове уже начинает распространяться род. — вин. мн. ч. на представителей животного мира: «птичь убуди», «пасет птиць». Это явление очень позднее. П. С. Кузнецов пишет: «Еще позднее род. — вин. мн. ч. распространяется на название животных. Примеры, свидетельствующие об этом, представлены в памятниках лишь с XVII в. Ср.: „и оу той привады птицъ прикормить… и птиць от той привады отгонитъ (Улож. Алекс. Мих., гл. X, 216)“».[Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963. С. 210. Поэтому заблуждается А. Н. Котляренко, считающий, что в Слове «для названий животных употребляется лишь форма винительного падежа» (Котляренко. Сравнительный анализ. С. 165).]
C. П. Обнорский считает употребление у существительных среднего рода в вин. мн. ч. флексии — ы- («забралы», «озеры», «облакы» Ек.) «диалектным явлением, отраженным последним писцом памятника». Но он сам же отмечает, что «формы приведенного типа широко известны в современном диалектном употреблении».[Обнорский. Очерки. С. 155.] В другой работе он даже указывал «слабое проявление форм на — ы, — и до Петровской эпохи».[Обнорский С. П. Именное склонение в современном русском языке. Л., 1931. Вып. 2. С. 125.] Перед нами, следовательно, явление сравнительно позднее. Связывать его преимущественно с Новгородом, как это делает С. П. Обнорский, просто невозможно.
Отмеченный H. М. Дылевским факт палатализации задненебных согласных в «исходе слов»[Дылевский H. М. Лексические и грамматические свидетельства… С. 226.] известен для многих аналогичных случаев Ипатьевской летописи: «по Волзѣ» (1024, 1071 гг.), «на Немизѣ» (1067 г.), «на рѣцѣ» (1185 г.), «по Ользѣ» (913 г.), «луци» (1184 г.), «волци» (1097 г.), «полци» (1185 г.). И в данном случае книжная традиция (хорошо известная переписчикам XVIII в. и книжникам XVII в.) соприкасается с явлениями, встречающимися в современном белорусском языке.[См. также: Смотрицкий. Грамматика, л. 109, 110, 120 и др.] Из 13 форм притяжательных прилагательных со смягченным согласным основы, как установил H. М. Дылевский, 8 находят соответствие в летописи и только «Боянь», «Троянь», «Стрибожь», «Дажьбожь» и «пардужь» там не встречаются, хотя и Стрибог, и Даждьбог, и пардус могли быть взяты из летописи.[Дылевский H. М. Лексические и грамматические свидетельства… С. 230.]
H. М. Дылевский подметил, что в Слове встречаются 8 случаев дат. падежа ед. ч. имен лиц и собственных имен мужского рода с флексией — ови. Он же отметил, что подобными формами насыщена Ипатьевская летопись, в отличие от Лаврентьевской.[H. М. Дылевский пишет, что «наиболее насыщенную такими формами Ипатьевскую летопись, как источник возможного воздействия, мы должны отбросить, так как на ее присутствие в творческой лаборатории мнимого подделывателя скептики не предъявляют претензий» (Там же. С. 223). Как мы видим, H. М. Дылевский отвергает возможность воздействия летописи на Слово лишь на том основании, что об этом «скептики» не писали. Основание, как мы могли убедиться, более чем недостаточное.] Именно там, кстати сказать, и находим «королеви» (1188 г.), «Игореви» (1185 г.), «Романови» (1188 г.), «по Дунаеви», т. е. половину случаев, известных Слову. Окончание на — ови встречается также в украинском, белорусском и польском языках. Знает его и «Грамматика» Мелетия Смотрицкого.[Смотрицкий. Грамматика, л. 118.]
В пользу первичности Слова, по мнению А. Н. Котляренко, говорит часто употребляемая форма дательного принадлежности.[Котляренко. Сравнительный анализ. С. 160–161.] Но эта синтаксическая конструкция хорошо известна старославянскому языку вплоть до XVIII в.[Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1950. С. 438–439.] Зато в древних грамотах она встречается крайне редко, а в берестяных грамотах и вовсе отсутствует.[Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. С. 431; Борковский В. И. Синтаксис древнерусских грамот. Львов, 1949. С. 362.]
В Слове последовательно отсутствует связка «есть» при перфекте в 3-м лице, но дважды сохранена во 2-м лице («пробилъ еси… лелеялъ еси»). Оба случая находятся в одном фрагменте, причем первый восходит, на наш взгляд, непосредственно к Задонщине. Связку «еси» при отсутствии связки «есть» знает Мелетий Смотрицкий.[Смотрицкий. Грамматика, л. 252.]
Среди ошибочных форм в Слове О. В. Творогов отмечает «пардуже» вместо «пардуше».[Слово-1967. С. 502. Ср.: Фасмер. Этимологический словарь. Т. 3. С. 206.]
Интересно упоминание настоящего исторического несовершенного вида. Исследователи считают, что «если среди памятников повествовательного характера XII–XIV вв. очень трудно найти произведения, содержащие н<астоящее> и<сторическое>, но таких произведений становится больше в XV–XVI вв. и еще больше в XVII–XVIII вв.». Однако в Слове «н. и. составляет больше трети всех временных форм в повествовательных частях». Много этих форм и в списке К-Б Задонщины.[Бондарко А. В. Настоящее историческое глаголов несовершенного и совершенного видов в языке русских памятников XV–XVII вв.//Учен. зап. ЛГПИ. Л., 1958. Т. 173. С. 69.] Это обстоятельство также не свидетельствует в пользу древности Игоревой песни, а скорее говорит о ее позднем происхождении.
Подводя итоги разбора морфологии Слова о полку Игореве, можно убедиться, что Ф. П. Филин ошибается, обнаруживая в нем «органическое совпадение его грамматических норм с хорошо известными нам нормами древнерусского языка раннего времени». На самом же деле эти нормы совпадают с нормами позднего церковнославянского языка, да и то с массой отклонений. Игорева песнь вполне укладывается в состав тех книг, написанных на позднем церковно-славянском языке, в которых, по словам Ф. П. Филина, было «много ошибок, отступлений от древних норм».[Рыбаков, Кузьмина, Филин. Старые мысли. С. 171.]
Не свидетельствует о древности Слова и его синтаксис.[См. также: Тарпанов 3. К. Синтаксис «Слова»//Энциклопедия. Т. 4. С. 293–296.]
Изучая Слово о полку Игореве, М. Петерсон установил, что синтаксис этого памятника — это синтаксис «литературного языка, имеющего за собой довольно длительную историю, которая еще не исследована. Особенно ясно об этом свидетельствует сложность строения предложений». Синтаксис Слова и летописи, считает М. Петерсон, в «некоторых отношениях представляют разные стадии развития». Сравнительно с синтаксисом крестьянского языка он «носит черты большей искусственности».[Петерсон М. Синтаксис «Слова о полку Игореве»//Slavia. 1937. Roć. XIV. Seś. 4. S. 592.] Исчезнувший сравнительно рано в письменных памятниках генитив при глаголе, обозначающем оттачивание (ср. в Слове «поостри сердца своего»), по наблюдению Р. О. Якобсона, отлично сохранился в великорусских и украинских говорах.[La Geste. P. 267. В списке И1 Задонщины встречается винительный падеж: князья Дмитрий и Владимир «поостриша сердца своя». Трудно сказать, как читался данный текст в списке, которым пользовался автор Слова. Возможно, при глаголе «поостри» (так в наиболее близком к Слову списке С) стояло «сердце» (так И1, У). Эту же форму знает «Грамматика» Смотрицкого (см. главу И).]
Некоторые особенности синтаксиса Слова, отсутствующие в современном русском языке, как показал Р. О. Якобсон, имеют аналогию также в польском языке.[La Geste. P. 265–267.] Так, сказуемое в отрицательной форме («не лѣпо… бяшеть начати») требует родительного падежа для зависимого от него слова («повѣстий»), управляемого инфинитивом («начяти»).
