Вадим Цымбурский - Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков
Гораздо сложнее ситуация с трудом «О могущественном территориальном владении», создававшимся с 1912 по 1915 г. В этом тексте явная раздвоенность. Инерции евразийской эпохи сталкиваются с установками и интуициями именно новой фазы.
В центре картины – Тихий океан, окаймленный огромным вулканическим кольцом, за пределами которого развивается человечество. За пределами кольца – огромные нагорья, либо скромно к нему прилегающие (в обеих Америках), либо отделенные от него узкими и глубокими провалами, образующими моря и равнины (в Азии). За нагорьями – гигантские равнины Евразии, Африки и обеих Америк, а среди этих равнин протекает огромная океаническая река – Атлантика. Человеческая жизнь процветает вне Великого кольца у побочных заливов, дуг и провалов; крупнейшие очаги у великих бухт: у Средиземного моря (с Черным), у Китайского (с Японским и Желтым), у Карибского (с Мексиканским заливом), мимоходом об Индийском океане? По берегам этих бухт цветущие плодородные края, а за ними – поля полупустынь и пустынь, откуда часто идут импульсы к развитию мировых религий. Таким образом, по Тян-Шанскому, эти «бухты» представляют как бы самодовлеющие миры. Государство, вполне владеющее такой бухтой, ее побережьями, может утверждаться в качестве «господина мира». В зависимости от того, будут ли бухты собраны под одним контролем или под разными, в мире может быть либо один «господин», либо несколько.
Поразительно, как здесь Семенов-Тян-Шанский предвосхищает работы Спайкмена и Маккиндера. Спайкмена 1940-х – с учением о трех мировых центрах мощи, совпадающих с семеновскими (особенность, что Спайкмен делает упор не на Средиземное море, а вообще на Европейское побережье Атлантики и предполагает четвертый центр на Индийском океане); Маккиндера – с концепцией «великого пояса пустынь», простирающегося по обеим сторонам Атлантики и выделяющего Европу, Америку и Россию – владения человечества, для которого Атлантика – «домашний океан».
На эту картину мира Семенов-Тян-Шанский опирает свою типологию «могущественных территориальных владений». Наиболее оправданным является кольцеобразный тип владения, ставящий под политический контроль ту или иную важную «бухту» (Балтику, Средиземноморье, Карибский бассейн и т. п.), оформляющий ее мир как политическую целостность. Второй тип – трансконтинентальный, связующий моря («мировые бухты»), строитель такой империи может даже не быть «господином мира», но у него возрастают шансы защитить себя от гегемонии. Наконец, третий тип – с разбросанными по морям и океанам отдельными островами и точками материков, связанными регулярными морскими рейсами. Эта типология – важнейший вклад Семенова-Тян-Шанского в геополитику. Наблюдения над конкуренцией этих типов, над складывающейся в начале XX в. модой на империи трансконтинентального типа (английские планы: Каир-Калькутта и Каир-Кейптаун; Берлин-Багдад и т. п.), растущее осознание военного и вообще коммуникационного преимущества трансконтинентальной империи, опирающейся на железнодорожные связи, над «клочкообразными» морскими системами.
Отсюда и рекомендации для России. В отличие от европейских империй (Германской, Британской), пытающихся смешать разные типы (в основном «клочкообразный» и «от моря до моря»), Россия обречена, если хочет строить империю, делать ставку на трансконтинентальный тип. При этом для нее оказывается наиболее наглядной возможностью тип широтный – от «бухт» Атлантики к Тихому океану. Сложность, однако, в следующем. При осуществлении такого проекта бросается в глаза: «Ни разу в истории человечества не было такого длинного протяжения государственной территории и сплошного земледельческого пояса, как в России, и ни разу столь густое население не обитало в таких высоких широтах». Но следствием такого строения становится то, что по мере удаления от основной базы на западе страны территория освоения всё более суживается между холодными пространствами севера и югом, испытывающим сильное давление соседних народов, прежде всего Китая. Зрелище «сужающегося, зазубренного» и истончающегося меча – между тем, обрубка только одного конца вполне достаточно, чтобы уничтожить всю суть системы «от моря до моря»».
Главная беда – слабость, неразвитость сердцевины, неспособной оказать существенную поддержку восточному краю, «острию меча». Еще в «Городе и деревне в Европейской России» Семенов писал: «Территориальная протяженность, при малейших застоях культуры в центре колонизационной волны, есть злейший внутренний враг ее политической целости и соблазн для более культурных соседей» [там же, 210]. Теперь он пишет: «Единственным серьезным средством для успешной борьбы в условиях растянутой государственной территории является неотложное доведение географического центра такой территории по возможности до одинаковой или близкой степени густоты поселения и экономического развития с западным, коренным концом государства, до возможного выравнения».
Опираясь на американский образец, Семенов-Тян-Шанский разделяет Россию условно на два типа пространств – «штаты» и «территории» (больше или меньше одного человека на l версту). Очевидна необходимость скорректировать резкое превалирование территорий над штатами на востоке страны. Реально, по мнению Семенова, за Енисеем до состояния «штатов» могут быть доведены земли, лежащие на 60° (широта Магадана), края более северные обречены пребывать «территориями» неопределенно долгое время. Задачей становится резкое усиление обжитости пространств между Енисеем и Волгой ради обещания скорейшей поддержки «острию меча».
Семенов следует традициям авторов евразийской волны, когда пишет: «Нам, более, чем кому-либо на свете, не следует различать Европы от Азии, а, напротив, стараться соединять ее в одно географическое целое, в противовес выдвигавшейся от времени до времени желтой расой доктрине "Азия для азиатов"» [Семенов-Тян-Шанский 1996, 603]. Однако это не мешает ему много раз использовать понятие «Европейской России» для земель «от Польши до Енисея». Таким образом, отказ от противопоставления Европы и Азии применительно к землям России важен ему не для того, чтобы выделить земли России как пространство, противолежащее Европе; напротив, включение запада России в Европу у него возражений не вызывает, но необходимо отстоять восток от напора Азии. Именно поэтому Семенов предлагает «выделить, на пространстве между Волгой и Енисеем от Ледовитого океана до самых южных граней государства, особую культурно-экономическую единицу в виде Русской Евразии, не считать ее никоим образом за окраину, а говорить о ней уже как о коренной и равноправной во всем русской земле, как мы привыкли говорить о Европейской России» [там же, 604].
По Семенову, в Петровские времена задача решилась бы перемещением столицы в Екатеринбург (снова дух первого евразийства). В XX же веке задача усиления Русской Евразии должна решиться по-иному. На основе четырех главных культурно-экономических колонизационных баз России (Новгородско-Петроградской, Украинской, Московской и Средневолжской) сформированы, сперва в порядке их филиалов, такие же «азональные бойкие торгово-промышленные наносы» – на Урале, Алтае (с горной частью Енисейской губернии), в горном Туркестане с Семиречьем, а затем в Кругобайкалье, жестко ориентированные на рынки востока России и азиатских стран, разделенные «зональными торгово-промышленными полосами – хлеботорговыми, лесоторговыми, скотоводческими и т. п.»
Сильна критика колониалистского подхода к землям «Русской Евразии», к стремлению рассматривать ее как источник сырья для Европейской России, предсказание насчет того, что такой подход, скорее всего, может привести к подрыву империи «от моря до моря» и т. п. Но, тем не менее, надо учитывать ту общую обстановку, в которую включается эта критика, несомненно реалистическая, несомненно отвечавшая реалиям сдвига наших промышленных баз на восток.
Очевидно, что концепция Семенова-Тян-Шанского мотивирована намерением сдержать «давление Азии» на наиболее хрупкую часть российского меча. Вместо непосредственного усиления переднего края империи в видах ее расширения упор делается на усиление глубокого тыла: по сути, это означает обеспечить Дальнему Востоку поддержку в обороне, но о наступлении речь уже заведомо не идет. Прошло время, когда столь разные люди, как Ламанский, Ухтомский, твердили об отсутствии у России реальных границ в Азии. У Семенова-Тян-Шанского есть, во-первых, чувство пределов в Азии и стремление совершить переход к их обороне, а во-вторых, – готовность рассматривать границы России в Азии как границы Европы в широком смысле. Его «Русская Евразия», по сути, – европеизированная Азия, часть Азии, в которую выдвинулась Европа; его протест против разделения Азии и Европы – попытка так или иначе связать русские земли за Уралом с Европой.
