Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4
Поэтому если правящий класс, господствующая элита не будут обращать адекватного внимания на проблемы страны и решать эти проблемы реально, а перед этим хотя бы называть настоящие, живые проблемы страны, а не жонглировать пустыми словами, то у страны окажется два выбора.
Первый выбор — расступиться. Народ расступается, всё падает. Историческая жизнь кончается вообще.
И вторая проблема — встать на путь революционной борьбы.
Дай бог, чтобы так не произошло. Дай бог, чтобы хватило разума для того, чтоб опомниться вовремя, не уподобиться своим предшественникам по февралю 17-го года и начать решать живые, реальные проблемы.
В противном случае — либо организованная революционная борьба, которая, по крайней мере, вводит процесс в какое-то русло и в которой нет места крайним формам экстремизма и вандализма; либо хаос, чреватый гораздо большими бедами, чем революционная борьба.
Революция всегда страшна. Никогда не надо восхвалять революцию, призывать ее. Всегда надо искать другие методы решения проблем. Но революция гораздо менее страшна, чем хаос. Потому что после революции народ сохраняется и продолжает историческую жизнь, а в условиях хаоса он исчезает. А ужасы, падающие на его голову в условиях хаоса, стократ больше, чем ужасы, падающие на его голову в условиях революции. Смута страшнее революции. Мы просто забыли это. Мы слишком редко возвращаемся к истории смуты. Мы не понимаем до конца, что это такое. И что такое смута, настоящая смута в ядерной стране в условиях современного мира.
Итак, завершая этот фрагмент данного моего выступления, могу снова коротко сформулировать основные тезисы.
Первое. Маркс не может быть экстремистом и создателем экстремистского учения, потому что, сказавши так, надо расплеваться с большей частью западной элиты.
Второе. Нельзя предопределять народный выбор никогда, не признав, что имеет место глубочайший отказ от демократии, а значит выход из западной же элиты.
Третье. Нельзя запретить классу бедных бороться за свои права в условиях, когда класс богатых может все, что угодно, и наступает на эти права, как угодно. Ведь расслоение произошло не почему-то, а потому, что богатые захапали все. И продолжают захапывать.
Нельзя говорить о том, что классовый конфликт — это плохо, не оговорив, что плохо и то, и другое: и наступление класса богатых на права бедных, растаптывание этих прав, и террористические формы ответа на подобное наступление. И всегда надо смотреть, с чего все началось — где причина и где следствие.
Четвертое. Надо решать проблемы страны, проблемы тяжелейшие. Надо хотя бы назвать в выборный год ключевые проблемы страны. Надо назвать вещи их настоящими именами. Подчеркиваю, хотя бы назвать. Но это упорно не делается. Упорно проводятся какие-то такие мероприятия, на которых вообще ничего нельзя обсудить.
Нельзя обсуждать проблемы России с господином Бжезинским. Проблемы мира — можно, Бжезинский умнейший человек и может много сказать умного о мире. Но проблемы России с ним обсуждать нельзя, потому что Бжезинский хочет, чтобы России не было. И какие бы мягкие тирады он из себя ни извлекал, находясь в России[3], он хочет только этого.
Я знал одной лишь думы власть,Одну — но пламенную страсть.
У него есть эта пламенная страсть: то ли американская, то ли польская, то ли американская и польская одновременно, то ли еще какая-то. Но она же есть!
Значит, нужно создать формат, в котором мы можем обсудить проблемы страны всерьез, пока эти проблемы в необсужденном виде не долбанули нас по голове.
В тот момент, когда Ярославский форум обсуждает вместе с господином Бжезинским некие проблемы, разбивается самолет. Ну да, там известные люди, хоккеисты, тренеры… Но пока это один самолет… А когда эти самолеты будут разбиваться сотнями? А когда начнут уже (упаси бог!) разбиваться не самолеты, а что-нибудь другое? А когда начнут давать сбой объекты тяжелой индустрии, включая атомную? Тогда что будет? Тогда тоже будем рассуждать о том, куда мы вернемся, куда не вернемся? Тогда это обсуждать уже будет поздно!
А к этому дело идет по одной простой причине… Когда-то в советскую эпоху был коэффициент амортизации основных фондов, в среднем равный, если мне не изменяет память, 5-ти процентам (он варьировался от отраслей). Это означало, что за 20 лет надо полностью заменить оборудование на том или ином заводе. Поэтому каждый год надо отложить деньги, отложить деньги, отложить деньги… А через 20 лет (или порциями) менять оборудование. Но за 20 лет его надо заменить полностью!
Как только началась вот эта эпоха обогащения, социального расслоения, эпоха ускоренного построения капитализма et cetera, коэффициент амортизации был фактически отменен. А то, как варварски его сейчас применяют на Саяно-Шушенской ГЭС и в других местах, когда все эти амортизации просто уводят начисто, передавая необходимость их осуществления в воровские фирмы, в которых потом концов не найти…
Вот это продолжается 20 лет. А что еще может продолжаться 20 лет? Ну, объясните ради бога! Нам все равно приходится платить нашим рабочим больше, чем китайцам или вьетнамцам. У нас нет столь высокотехнологического оборудования, как на Западе. У нас неблагоприятное, с точки зрения земледелия, географическое местоположение. Откуда эти сумасшедшие прибыли? Что расхищают? Вот эти самые основные фонды: самолеты, железные дороги, автопарк, заводы. Сколько лет прошло этого расхищения? Вдумайтесь! Ну, вдумайтесь, пожалуйста. Это не так трудно! Двадцатилетие, а на самом деле уже больше 20-ти лет!
Если 5% амортизации умножить на 20 лет, то каков износ основных фондов в условиях, когда он к началу перестройки был слишком высок? Каков износ сейчас? Вам не страшно?
И мы будем продолжать этот бал воров, называть его обогащением, отстаивать права богатых, понимая, к чему это ведет? Ведь, может быть, это люди могут терпеть и терпеть (в России терпят долго, хотя, как говорят, русские долго запрягают, но быстро ездят), но машины терпеть не могут.
Значит, с одной стороны, реальность — и в этой реальности падают самолеты. А с другой стороны виртуальность — и в этой виртуальности обсуждаются усложнения современного мира.
Я не против обсуждения современного мира и сам сейчас к этому перейду. Но давайте все-таки каким-то способом сочетать политический прагматизм и теоретизирование. Тем более что те, кто выступает с подобными теоретизированиями на форумах официоза, называют-то себя вообще прагматиками.
Где прагматика?
Россия находится в чудовищном состоянии. Все процессы, несовместимые с жизнью страны, нарастают, причем стремительно. Мы это обсуждать будем? Да, надо решить это все максимально мягкими методами. Но эти максимально мягкие методы могут оказаться очень жесткими.
Но это не может быть решено одним-единственным способом — так, чтобы 30 миллионов в России стали худо-бедно нужны, а 100 миллионов оказались лишними. Потому что эти 100 миллионов скажут, что они большинство и они не хотят быть лишними. И тогда их надо подавлять или уничтожать.
В любом случае, понятно, что страна, в которой останутся эти 30 миллионов, уничтожив остальных или подавив их, будет абсолютно нежизнеспособна и будет завоевана кем угодно. Хоть Казахстаном — не то что Китаем или НАТО.
Поэтому проблемы-то надо решать сейчас, в ближайшие годы. Когда же называть-то их, как не перед выборами?
Теперь я перехожу к проблемам более серьезным, касающимся Вебера, Маркса, нашего будущего, наших некапиталистических возможностей развития. Я еще и еще раз говорю, что если можно спасти российский капитализм, то его и надо спасти, учитывая три обстоятельства:
— особое состояние капитализма в мире — решающее обстоятельство, обстоятельство № 1;
— трудную совместимость России с капитализмом даже хорошего образца — обстоятельство № 2;
— чудовищное состояние капитализма, сформировавшееся за счет того, что его делали ускоренно, по лекалам Яковлева, Гайдара и других.
Вот эти три обстоятельства сошлись. Это три линии, пересекшиеся в одной точке.
Но кто-то хочет спасать капитализм? Пусть скажет — как, за счет чего? И пусть назовет главную проблему: это первоначальное накопление капитала, которое не хотят прекратить, — слишком комфортно, слишком удобно, слишком желанно для тех, кто хочет только обогащаться. Это прорва. Деньги стали наркотиком. Имея достаточный опыт взаимодействия в среде богатой и супербогатой, я могу ответственно заявить, что ни одна самая богатая семья прожить больше миллиарда долларов не может. Человечеством не найдены способы прожить больше миллиарда долларов. Но идет сумасшедшая гонка за то, будет ли в какой-то семье 17 миллиардов или 22. Зачем нужно, чтобы вместо 17 миллиардов были 22, если люди хотят просто роскошно жить, непонятно.
