Борис Кагарлицкий - Политология революции
В индийских штатах Керала и Западная Бенгалия коммунистические администрации оказались способны удерживаться у власти по многу лет, пользуясь неизменной поддержкой населения. Однако искусство управления требовало не только постоянного общения с массами, но и способности учитывать интересы местного бизнеса, стимулировать инвестиции и жить по законам капитализма. Консервативный американский «Newsweek» с одобрением пишет про то, как лидер Коммунистической партии Индии (марксистской) в Западной Бенгалии Баддахадеб Баттачарджи (Buddahadeb Bhattacharjee) усваивает логику рынка: «Седой человек с мягкими манерами, он носит, как и большинство бенгальских интеллектуалов, большие очки и спокойно относится к „капитализму“, при условии, конечно, что будут защищены интересы рабочих и бедных. В любом случае, он продвигает реформы на рынке труда, чтобы по-больше компаний перенесли производство в Западную Бенгалию. Он говорит, что рабочие и менеджеры должны „разделять общую заботу“ о повышении производительности».[311] Профсоюзные деятели оказались не слишком восприимчивы к подобной пропаганде, организуя забастовку, которая парализовала столицу Западной Бенгалии Калькутту.
Удержание муниципальной власти, управление регионом сами по себе не могут быть для левых самоцелью. Хорошо управлять в условиях капитализма в конце концов, могут и правые администрации. Если у них это часто не получается, то лишь потому, что правящие классы и их политическая обслуга на рубеже XX и XXI веков, как правило, оказываются неспособны обеспечить обществу даже тот минимальный уровень эффективности и порядочности, который должен быть само собой разумеющимся правилом буржуазной демократии. Но задача левых состоит в преобразовании общества, в демократическом экспериментировании и в развитии общественного сектора. Если эти условия не выполняются, левая администрация на практике не отличается от правой.
Выбор между «оппозиционностью» и «конструктивностью» всегда будет блужданием впотьмах до тех пор, пока у левых нет четких критериев успеха, которых, в свою очередь, не может быть, пока цели остаются размытыми. Неоднородность левого движения не отменяет необходимости в объединяющей идеологии. Более того, именно различия между силами, составляющими опору левых, делают такую идеологию жизненно необходимой. Один из участников программной дискуссии ПДС, Иоахим Хемпель высказался по этому поводу достаточно категорично: «Без социалистических мотивов, практических интересов и соответствующего нового сознания демократическое большинство просто не будет завоевано, а невыносимая социальная ситуация, антисоциальные отношения и разрушение системы социальной защиты сами по себе к стихийному сопротивлению не ведут».[312]
Триумф и катастрофа в Берлине22 октября 2001 года Партия демократического социализма одержала триумфальную победу на местных выборах в Берлине. Общий счет в 22,6 % голосов на деле состоял из 47,6 %, полученных на Востоке, и внушительных 6,9 % в западной части города. Социал-демократы несколько опередили левых, получив около 30 %, но было совершенно ясно, что управлять Восточным Берлином без ПДС теперь просто невозможно.
До того берлинский Сенат находился в руках большой коалиции ХДС и СДПГ, которая отметилась серией коррупционных скандалов, вопиющей неэффективностью и разбазариванием огромных средств. Город был фактическим банкротом.
По итогам выборов была сформирована коалиция социал-демократов и ПДС. Лидеры и идеологи демократических социалистов не скрывали, что берлинский эксперимент имеет федеральное (а может быть, и общеевропейское) значение. «Участие во власти, — писал близкий к ПДС исследователь Рольф Райссиг, — в условиях Федеративной Республики Германии является практически, политически и даже концептуально-теоретически чем-то вроде открытия новой земли (Neuland), уникальным общественным „тестом“ для самой партии, для демократических левых, для общественной жизни и политической культуры страны».[313] Политика ПДС должна была, по словам ее лидеров, подорвать «консервативную гегемонию» и, приведя партию в систему власти в качестве «части общественного протеста», заложить основы «нового общественного объединения» (neues gesellschaftliches Buendnis).[314] Не больше не меньше.
ПДС получила возможность участвовать не только в управлении Берлином. Она вошла и в земельное правительство Мекленбурга-Померании. В Тюрингии демократические социалисты, потеряв часть своего электората, оставались силой, без которой невозможно было принять ни одного решения. На этом фоне берлинский эксперимент приобретал огромное значение. Для руководящего круга партии успех в германской столице сулил перспективу участия в правительственных коалициях на федеральном уровне. Если социал-демократы не смогут управлять востоком страны без левых, значит, последних так или иначе придется привлечь и к управлению всей Германией. Увы, тест, оказался не слишком удачным. Если с точки зрения инвесторов и федеральных чиновников ПДС, возможно, и выдержала экзамен на политическую зрелость, то с точки зрения значительной части своих собственных избирателей она его провалила. Левые сенаторы не смогли радикально изменить проводившийся в столице экономический курс. Скандальные приватизационные сделки, заключенные предыдущей администрацией, пересмотрены не были. Профсоюзы жаловались, что ничего не было предпринято для создания рабочих мест и оживления экономики. Конфликт по вопросам образования привел к забастовке студентов. Грегор Гизи, поработав некоторое время в городском управлении, ушел в отставку. Популярность партии в Берлине неуклонно падала — с почти 24 % в декабре 2001 года до исторически низкого уровня в 10 % к концу 2002 года.[315]
В оправдание ПДС можно сказать, что, во-первых, она правила не самостоятельно, а в качестве младшего партнера в коалиции с социал-демократами. Во-вторых, к моменту формирования нового правительства столица Германии фактически была банкротом. Огромное долговое бремя связывало руки городской администрации.
Долги Берлина, унаследованные новой администрацией, действительно были феноменальными — при бюджете порядка 20 миллиардов евро задолженность города к 2004 году достигла 58 миллиардов! Для выплаты процентов и возвращения кредитов приходилось брать новые займы. Город, в отличие от федерального правительства, не может решать проблему за счет инфляции или снижения курса национальной валюты. Нет шансов объявить дефолт и просто отказаться платить. Однако даже на этом фоне у левой администрации есть определенный выбор. Городские власти не предприняли ничего, чтобы переложить хотя бы часть финансового бремени на бизнес-элиты. Они не сделали никаких шагов в сторону партисипативного бюджета (как поступили представители ПТ в Порту-Алегри, получив город в аналогичной ситуации). Не было предпринято и заметных шагов по развитию муниципальных предприятий.
Возникает вопрос: если нет возможности ничего сделать, зачем вступать в коалицию? Зачем принимать на себя ответственность, не имея шансов выполнить собственную программу? Беда в том, что и программы как таковой не было.
Лозунги, с которыми ПДС шла на выборы, были лишь благими пожеланиями. А вот некоторые конкретные предложения, сделанные во время избирательной кампании, выполнены не были. Прежде всего, речь шла об аэропорте в Шенефельде, против реконструкции которого резко выступала партия. Эта позиция завоевала ей массовую поддержку жителей округи, явно не хотевших, чтобы над их головами каждые несколько минут проносились реактивные самолеты. Однако, войдя в коалицию, представители ПДС тут же согласились на реконструкцию аэропорта. К их чести надо признать, что в течение некоторого времени они предпринимали попытки бюрократического затягивания дела, но эта малодушная методика ничего не дала: проект продвигался.
В конечном счете, самый тяжелый ущерб партии нанесло не отступление от идейных принципов, а беспринципность в мелких, но конкретных вопросах, подразумевавшая не абстрактный отказ от левой идеологии, а предательство интересов совершенно конкретных людей, избирателей. Подобное отступничество невозможно было объяснить ни состоянием городского бюджета, ни соображениями высокой политики. Вернее, объяснить было можно, и эти объяснения партийными деятелями произносились на каждом шагу, но люди их не принимали.
Анализируя итоги берлинского эксперимента, идеологи ПДС сделали ряд совершенно правильных выводов. Для того чтобы восстановить доверие к заседающим в Сенате лидерам, необходимо наладить «диалог с различными социальными движениями и профсоюзами».[316] Для того чтобы сохранить собственное лицо, партии недопустимо слишком сближаться с социал-демократией: «Некритическое сближение ведет к потере идентичности, доверия и избирателей».[317]
