Анатолий Вассерман - Острая стратегическая недостаточность
Увы, защищать эту сферу нам всё сложнее. Не только потому, что в неё – под предлогом наступления на афганских талибов в 2001-м в порядке борьбы с мировым терроризмом – вломились сами США. Но прежде всего потому, что наших собственных ресурсов уже сейчас явно недостаточно для серьёзного контроля над сопредельными территориями. Своё бы удержать!
Экспансия китайцев на наш Дальний Восток давно приняла характер, угрожающий развитием по косовскому сценарию: сперва сдвиг демографического баланса массовой иммиграцией, затем требование автономии для обеспечения этнических интересов новых жителей, затем преобразование автономных полномочий в суверенные – и наконец присоединение к государству, откуда когда-то эмигрировали предки. Предотвратить такой ход событий нам попросту некем: собственного населения не хватает не то что для освоения новых дальневосточных ресурсов, но даже для стабильной эксплуатации уже освоенных.
Поэтому следует ожидать: Китай будет искать новые резервы продолжения экспоненциальной экстенсивности прежде всего на севере – в России.
Впрочем, и среднеазиатское направление не останется без внимания. Хотя бы потому, что китайцам заметно легче приспособиться к местному климату, чем к сибирским морозам, а строить в пустыне проще, чем на болоте. Да и продовольственные проблемы, вновь дающие о себе знать в Китае, удобнее решать в Средней Азии: тепла там хватит на любые сельскохозяйственные культуры, а орошение китайцы организуют уже тысячи лет – и с неизменным успехом.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ СПОРЫ
Правда, в этом регионе Китай столкнётся с несколькими народами, давно привыкшими отстаивать свою культурную – да в какой-то мере и политическую – самостоятельность. Тысячелетия междоусобиц наделили их преизрядным опытом как открытого противостояния, так и тихого, но стойкого саботажа.
Китай же никогда не отличался склонностью к изящным решениям национальных проблем. Правда, он не раз доказывал своё умение ассимилировать пришельцев – в том числе и завоевателей. Но именно поэтому доселе не освоил иных методов обращения с инородцами. Между тем ассимилироваться согласны далеко не все. В частности, Китай до сих пор пытается уговорить мир не замечать главу буддистов всего мира – далай-ламу – просто потому, что тот неразрывно связан с Тибетом, захваченным полвека назад, но всё ещё не выказавшим ни малейших признаков согласия на этот захват[81]. Да и уйгуры – близкие родственники среднеазиатских тюрок – в Синьцзяне далеки от покорности.
Россия же довольно редко ставила перед собою задачу национальной ассимиляции. Именно поэтому научилась – и на общегосударственном уровне, и на бытовом – обеспечивать тесное взаимодействие людей самых разных национальностей, использовать их лучшие стороны.
Не зря Россию – как в античные времена Рим – довольно часто призывали на роль миротворца. Даже сейчас – несмотря на все политические разногласия по этому поводу – именно российские войска разделяют участников нескольких вооружённых конфликтов на постсоветском пространстве[82]. А совместное хозяйствование и подавно остаётся нашим стратегическим козырем.
Сопоставимый опыт существования в многонациональной среде имеет разве что Великобритания. Но русские, пожалуй, в меньшей степени, нежели англичане, склонны изображать своё превосходство над соседями или декларировать «бремя белых» как высокий долг, подлежащий оплате небелыми. Возможно, как раз поэтому Британская империя распалась, судя по всему, необратимо, а Российская после нескольких лет междоусобиц возродилась в форме Советского Союза – и кто знает, в каких формах сможет возродиться вновь?
Словом, в среднеазиатской зоне Россия способна ощутимо сдерживать китайскую экспансию. Даже сейчас, когда сама ушла оттуда и отказалась от большей части видов взаимодействия с местными силами. Если же мы захотим туда вернуться – нас встретят уже не как чужеродных завоевателей (как было в XIX веке), но как естественных союзников в борьбе с новыми захватчиками.
К сожалению, вернуться нам туда некем. Граждан России не хватает даже для поддержания внутрироссийского хозяйства.
ВНУТРЬ ИЛИ НАРУЖУ
Те же миллионы наших соотечественников и сокультурников, что ещё пару десятков лет назад поддерживали единство действительно великой державы, нынче чувствуют себя вне сжавшихся российских рубежей людьми второго сорта. Кто по прямому тираническому предписанию (как в Туркмении), кто просто по ощущению своей ненужности в скоропостижно изменившемся обществе…
Конечно, теоретически Россия могла бы их принять – и тем самым вроде бы избавиться от катастрофического безлюдья. Не зря либералы всячески критикуют нынешние российские законы о гражданстве, регистрации, миграции… Мол, всё это лишь тормозит естественный процесс возвращения русских.
Законы наши, что греха таить, действительно далеко не лучшие в мире. Но в данном случае многое не зависит от воли законодателей, а определяется вполне объективными обстоятельствами. Прежде всего тем, что нынешней – ориентированной прежде всего на сырьевой экспорт – России попросту не нужно многочисленное население.
Среди популярных в нашей пропаганде примеров людоедской сущности западных политиков почетное место занимает высказывание Тэтчёр о том, что России в сущности хватило бы населения вдесятеро меньшего, нежели нынешнее. Между тем железная леди всего лишь констатировала очевидный факт: для добычи и экспорта нефти вовсе не нужны сотни миллионов человек – а другие полезные занятия у нас сейчас практически отсутствуют.
Неформально это понимают и в российском правительстве. В частности, параллельно с подорожанием нефти – то есть в конечном счёте с ростом доходов российского бюджета – падает реальный уровень российского образования. А уж предлагаемый министерством объём обязательной школьной программы сокращается ещё в несколько раз быстрее.
А уж соотечественникам нашим и подавно внутри России делать нечего. Разве что охранять всё те же нефтепромыслы. Недаром единственный законный способ получить российское гражданство в разумные сроки и почти без бюрократических мытарств – служба в нашей армии. Хотя и здесь реальные сложности куда больше формальных…
РЫНКА НЕ ХВАТАЕТ
Между тем сама по себе сырьевая ориентация – тоже не плод властного злонравия. Она объективно обусловлена самим фактом сокращения страны.
Ещё в конце 1970-х годов группа западноевропейских экономистов исследовала факторы, влияющие на окупаемость новых разработок. И довольно неожиданно для себя обнаружила: ключевой фактор, действующий едва ли не сильнее всех прочих вместе взятых, – общая численность населения на рынке, для которого предназначен новый товар.
Дело в том, что само по себе создание новшества требует немалых усилий, порою существенно превышающих затраты на дальнейшее серийное производство. Чтобы окупить разработку, приходится поднимать цену товара. И если его тираж слишком мал, цена задерется так несуразно, что почти никто не захочет покупать – предпочтут обойтись чем-нибудь постарее да попроще.
При этом вовсе не важно, что любой товар нужен далеко не каждому жителю страны. Те, кто не купит эту новинку, заинтересуются какой-то другой – а её производители в свою очередь вложат вырученные деньги ещё во что-то… Так рыночный круговорот формирует некий средний уровень окупаемости.
В момент публикации результатов исследования товары, создаваемые в развитых западных странах, заведомо не окупались, если общая численность населения в пределах зоны торговли ими была менее трёхсот миллионов человек.
Конечно, число это зависит ещё и от соотношения заработков разработчиков и серийных изготовителей. Скажем, в СССР к тому времени зарплата инженеров и учёных была – по западным меркам – изрядно занижена по сравнению с зарплатой конвейерных рабочих. Поэтому наш порог окупаемости тоже был куда ниже: менее двухсот пятидесяти миллионов, то есть заметно меньше общей численности населения тогдашней страны.
Правда, если конвейерщики – а ещё лучше разработчики – живут за пределами рынка, где товар продаётся, и оплачиваются заметно хуже потенциальных покупателей, порог можно ещё снизить. Так, немалую часть интеллектуальной работы для США сейчас ведут Израиль (в области электроники), Индия (в основном программирование) и Россия (в частности, авиация, космонавтика и то же программирование). Потому и товары США всё ещё конкурентоспособны.
Кроме того, рынок не ограничивается государственными границами. Правда, в Западной Европе их на всякий случай сразу после выхода исследования в свет начали устранять. Сейчас в Европейском Союзе можно вовсе не задумываться, как называется страна, где ты живёшь, работаешь и торгуешь.
