Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
А вот Александр готов был обещать Карлу Иоанну не только Норвегию. Так что в апреле 1812 года (до начала войны оставалось без малого три месяца) было подписано тайное соглашение между Россией и Швецией. Бернадот стал первым наполеоновским маршалом, изменившим своему императору.
Вскоре к русско-шведскому договору, как и следовало ожидать, примкнула Англия. А меньше чем за месяц до начала войны Россия подписала с Турцией Бухарестский договор, который дал возможность бросить против Наполеона русскую Дунайскую армию. Кроме этого Александр приблизил к себе тех иностранцев, которые особенно яростно ненавидели Наполеона. Они-то и образовали военную партию, ещё более непримиримую, чем все русские, вместе взятые.
Остаётся только недоумевать, как в исторической литературе, да и в массовом сознании могло прочно укорениться мнение, будто «коварный корсиканец» неожиданно, без объявления войны напал на нашу ничего не подозревающую, ни в чём не повинную страну. Это, конечно, очень патриотично, но так далеко от истинного положения дел… Отношения, как известно, – вещь двухсторонняя.
Александр не раз, в общем-то, не имея на то никаких законных оснований, вмешивался в отношения Наполеона с немецкими монархами. До поры Бонапарт терпел. 27 апреля 1812 года императору французов был вручён ультиматум с многочисленными требованиями. Главное из них – немедленный вывод войск из Пруссии. Только в случае выполнения своих требований царь соглашался начать переговоры о компенсации за Ольденбург и об изменении русских тарифов, применяемых к французским товарам.
Эти тарифы стали ещё одной причиной разрыва между недавними союзниками.
Ввёл их Александр в декабре 1810 года, пошлины на французские товары были подняты выше всяких разумных пределов, а ввоз предметов роскоши был запрещён вовсе. Всякий французский товар, привезенный контрабандой, приказано было немедленно сжигать.
Наполеон, не сдержав гнева, повелел передать обидчику: «Император сказал, что он скорее согласился бы получить пощечину, чем видеть сожжение произведений труда и умения своих подданных». Поэтому неудивительно, что с ответом на русский ультиматум он спешить не стал, а отправился в Дрезден на встречу с европейскими монархами, его фактическими вассалами. Александр на встречу приглашён не был.
В Дрездене Наполеон в последний раз предстал перед сиятельной публикой во всём блеске своего величия. Его приветствовали с восторгом и страхом. И едва ли среди собравшихся был хоть кто-то, сомневавшийся в его скорой победе над Россией. Во время этой торжественной встречи Лейпцигский университет назвал три звезды, образующие «пояс Ориона», созвездием Наполеона.
Он повёл к российской границе невиданно огромную армию. По одним данным, шестьсот десять тысяч человек при ста восьмидесяти двух тысячах ста одиннадцати конях.
По другим данным, у границ России было сосредоточено шестьсот семьдесят восемь тысяч человек, правда, из них только триста пятьдесят шесть тысяч девятьсот тринадцать французов, остальные – союзники, на которых полагаться можно было весьма относительно. А всего (с учётом оставшихся во Франции и воевавших в Испании) армия Наполеона в середине 1812 года насчитывала один миллион сто семьдесят восемь тысяч штыков. Так что даже Ксеркс отдыхает…
В феврале 1812 года, меньше чем за полгода до начала войны, Александр Павлович обратился к Наполеону с посланием, в котором соглашался на все требования Франции, в том числе и на неукоснительное соблюдение континентальной блокады (по существу, выражал готовность выполнять обязательства, взятые в Тильзитском договоре). Он требовал только одного: не запрещать России торговых сношений с американцами и другими нейтральными народами. В этом он был непреклонен: «Я скорее готов вести войну в течение десяти лет… удалиться в Сибирь… чем принять для России те условия, в каких находятся сейчас Австрия и Пруссия». Казалось бы, позиция, достойная уважения. По поводу этого послания существует три точки зрения: одни считают, что Александр попросту струсил. Другие, что он понимал: уже поздно, Наполеон не повернёт назад, и писал только для того, чтобы переложить всю вину за военное столкновение на французов. И наконец, третьи уверены, что царь пытался предотвратить нашествие.
Но через несколько дней Наполеон заявил русскому военно-дипломатическому агенту в Париже светлейшему князю Александру Ивановичу Чернышёву: «Это скверная шутка – уверять, будто имеются американские суда… все они английские!» И добавил: «Такая война из-за пустяков!»
На самом деле любая из причин разрыва между императорами существенна, но даже все они вместе недостаточны чтобы из-за них проливать кровь. Но, как это почти всегда бывает, нужна последняя капля (всего лишь капля!), чтобы переполнить чашу. И такой каплей для обоих были личные претензии к противнику.
Наполеон с раздражением замечал, что ему не удалось покорить сердце русского царя (он ведь так надеялся…), что тот после Тильзита всё больше ускользает из-под его влияния, в отличие от других не спешит предупреждать желания своего великого союзника и даже позволяет себе его критиковать. А ведь только полное взаимопонимание и доверие могло сделать реальными мечты об индийском походе – о мировом господстве. Того, кто убивает твою мечту, невозможно любить.
Александр же, проникнутый гордым сознанием своего царственного величия, не мог смириться со своим второстепенным положением при Наполеоне – не мог согласиться быть всего лишь орудием осуществления замыслов императора французов. До поры он демонстрировал дружеские чувства к своему (вынужденному!) союзнику: перевоплощался легко, так как умел это делать с детства. Так же легко умел скрывать свои истинные чувства и мысли. Не случайно Адам Чарторыйский, друг, хорошо знавший Александра, писал: «Царь представлял собой странное сочетание мужских достоинств и женских слабостей». Мог ли такой человек простить того, кто посмел обвинить его в убийстве отца? С редкой для него откровенностью он признавался: «Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать».
Вообще-то лучший способ разрешения таких отношений – дуэль. Но дуэли между императорами как-то не приняты. Так что оставалась только война. А то, что в ней погибнут тысячи… Да кого из владык это останавливает!
Но, пожалуй, было одно обстоятельство, которое могло остановить Наполеона.
Он был суеверен. И не особенно это скрывал. 2 декабря 1804 года после коронации к новому императору явился генеральный секретарь Парижской коммуны Франсуа де Мец и вручил рукопись – копию средневекового манускрипта Филиппа Дьедонье Ноэля Оливатиуса, великого врача, прославившегося точными предсказаниями будущего. Наполеон открыл манускрипт и с первых слов был так поражён, что не слышал, как де Мец откланялся. Вот что он прочитал: «Франция и Италия произведут на свет сверхъестественное существо. Этот человек, ещё молодой, придёт с моря и усвоит язык и манеры франкских кельтов. В период своей молодости он преодолеет на своём пути тысячи препятствий, при содействии солдат, которых генералиссимусом он сделается впоследствии… Он будет в течение пяти и более лет воевать вблизи от мест своего рождения. По всем странам света он будет руководить войною с великою славой и доблестью; он возродит заново романский мир… он положит конец смутам и ужасам в кельтской Франции и будет впоследствии провозглашен не королём, как практиковалось раньше, а императором, и народ станет приветствовать его с превеликим энтузиазмом. Он в продолжение более десяти лет будет обращать в бегство принцев, герцогов и королей… Он даст народам многие земли и каждому из них дарует мир. Он придёт в великий град, создавая и осуществляя великие проекты, здания, мосты, гавани, водостоки, каналы. У него будет две жены и только один сын.
Он отправится воевать в продолжение пятидесяти пяти месяцев в страну, где скрещиваются параллели и широты. Тогда его враги сожгут огнём великий город, и он войдёт в него со своими войсками. Он покинет город, превратившийся в пепел, наступит гибель его армии. Не имея ни хлеба, ни воды, его войска подвергнутся действию такого страшного холода, что две трети его армии погибнут. А половина оставшихся в живых никогда больше не вернется под его начало. Тогда великий муж, покинутый изменившими ему друзьями, окажется в положении защищающегося и будет тесним даже в собственной стране великими европейскими народами. Вместо него будут восстановлены в своих правах короли старинной крови Капетингов. Он же, приговорённый к изгнанию, пробудет одиннадцать месяцев на том самом месте, где родился и откуда вышел; его будут окружать свита, друзья и солдаты… Через одиннадцать месяцев он и его сторонники взойдут на корабль и станут снова на землю кельтской Франции. И он вступит в большой город, где восседал король старинной крови Капетингов, который обратится в бегство, унося с собой знаки королевского достоинства. Возвратясь в свою прежнюю империю, он даст народу прекрасные законы. Тогда его снова прогонит тройной союз европейских народов, после трёх с третью лун, и снова посадят на место короля старинной крови Капетингов».
