Рудольф Баландин - «Клубок» вокруг Сталина
…Летом 1935 года машина НКВД въехали во двор дачи вблизи польской границы. Ничего не подозревавший хозяин дачи — герой Гражданской войны и командующий Западной группой войск Г.Д. Гай (Гайк Бтишкянц) был застигнут врасплох. От неожиданности и беспомощности он не сопротивлялся аресту. Тем более что везли его не на запад, в сторону Польши, а на восток.
Значит, это не акция польской разведки, Дефензивы, а свои!
Когда его под конвоем посадили в вагон поезда, направлявшегося на восток, сомнений не оставалось: что-то необычное произошло в Москве. Или ему, отбросившему Колчака из Поволжья и Деникина от Орла, припомнили высказывания против раздувания культа личностей Ворошилова и Буденного? Вряд ли.
Было у него одно прегрешение против советской власти. В 1930-м, в самый разгар операции «Весна», когда Тухачевский и Ягода пачками хватали бывших царских офицеров, служивших в Красной армии, он, Гайк Дмитриевич, профессор одной из военных академий, тайно сжигал поступавшие к нему доносы на некоторых учащихся и преподавателей. Но это было давно, и с той поры отношение к бывшим царским офицерам изменилось в лучшую сторону…
Единственное объяснение: в Москве произошел переворот и его, красного командира, решено ликвидировать или заключить в тюрьму.
И тогда он решился. Улучшив момент, разбил кованым каблуком сапога оконное стекло и на полном ходу поезда выбросился в окно.
Ему повезло: скатился под откос, не разбив головы, только подвернул ногу. Поезд прошел. Никто из конвоиров, пожалуй, не решился спрыгнуть. Значит, свобода. Ночь, лес…
Несмотря на боль в ноге, надо было спешно двигаться прочь от железной дороги, уйти как можно дальше, ведь вскоре его начнут искать и район будет оцеплен.
Ему приходилось избегать поселков, питаться ягодами, закусывать сыроежками. Силы убывали.
Что произошло дальше, точно не известно. По одной версии, он встретил деревенских ребятишек в лесу и узнал от них, что ничего особенного вроде бы не произошло, и висят где надо красные флаги и портреты вождя. Тогда Гай решил добровольно явиться в милицию: в Москве должны разобраться!
По другой версии, его, грязного и оборванного, обнаружил в стоге сена поисковый отряд. Так или иначе, он оказался во внутренней тюрьме НКВД. Над ним стали «работать» следователи Ягоды, да и сам он, Ягода, выпытывал: что известно бывшему комкору о заговоре в армейских кругах против Сталина. Организовали «Дело группы Гая».
Что удалось выведать в результате допросов подозреваемого, остается неизвестно. Вполне возможно — ничего, связанного с заговором в армии. Вполне вероятно, что Гай не был вовлечен в него или отказался принимать в нем участие, а Ягода, арестовав его, попытался таким образом навести следствие на ложный след, выиграть время и вывести из-под возможного удара основных заговорщиков.
Единственным, кто посещал Гая в тюрьме, был Р.П. Эйдеман — рослый латыш, поэт и храбрец, герой легендарной Каховки. А ведь, как мы знаем, его в числе некоторых заговорщиков упомянула в своем донесении Зайончковская. Так что не исключено, что Гай был каким-то образом связан с троцкистской организацией в Красной армии, а Ягода хотел вывести «Клубок» на эту группу, чтобы вывести из-под удара Тухачевского.
Но может быть, и Гай, и Тухачевский стали невинными жертвами болезненной мнительности Сталина и дьявольской изворотливости и исполнительности Ягоды?
Ответить на этот вопрос помогает… сам Тухачевский. Вот что он показал 1 июня 1937 года, находясь в тюрьме:
«Зимой с 1928 г. по 1929 г., кажется, во время одной из сессий ЦИКа, со мной заговорил Енукидзе, знавший меня с 1918 года и, видимо, слышавший о моем недовольстве своим положением и о том, что я фрондировал против руководства армией.
Енукидзе говорил о том, что политика Сталина ведет к опасности разрыва смычки между рабочим классом и крестьянством… Я рассказал Енукидзе… о большом числе комсостава, не согласного с генеральной линией партии, и о том, что я установил связи с рядом командиров и политработников, не согласных с политикой партии.
Енукидзе ответил, что я поступаю вполне правильно… Я продолжал информировать Енукидзе о моей работе…
Когда на ХVI партийном съезде Енукидзе имел со мной второй разговор, я весьма охотно принимал его установки…
Корка я завербовал летом 1933 г. во время опытных учений, организованных под Москвой штабом РККА…стал его прощупывать, и мы быстро договорились. Я тогда не знал, что Корк был уже завербован Енукидзе… Я сообщил Корку, что имею связь с Троцким…
Единственно реальным представлялся «дворцовый переворот», подготавливаемый… совместно с работниками НКВД…
В 1935 г., поднимаясь по лестнице на заседание пленума ЦК, на котором рассматривался вопрос Енукидзе, я встретил последнего, и он сказал, что в связи с его делом, конечно, весьма осложняется подготовка «дворцового переворота», но что в связи с тем, что в этом деле участвует верхушка НКВД, он, Енукидзе, надеется, что дело не замрет…
Осенью 1935 г. ко мне зашел Путна и передал мне записку от Седова, в которой Седов от имени Троцкого настаивал на более энергичном вовлечении троцкистских кадров в военный заговор и на более активном развертывании своей деятельности. Я сказал Путне, чтобы он передал, что все это будет выполнено…
В связи с зиновьевским делом начались аресты участников антисоветского военно-троцкистского заговора. Участники заговора расценили положение как очень серьезное. Можно было ожидать дальнейших арестов, тем более, что Примаков, Путна и Туровский отлично знали многих участников заговора, вплоть до его центра.
Поэтому, собравшись у меня в кабинете и обсудив создавшееся положение, центр принял решение о временном свертывании всякой активной деятельности в целях маскировки проделанной работы. Решено было прекратить между участниками заговора всякие встречи, не связанные непосредственно со служебной работой».
…Трудно усомниться в том, что Тухачевский говорит правду. Енукидзе выступил, по-видимому, связующим звеном между руководителями кремлевской охраны, крупными руководящими работниками ОГПУ-НКВД и Красной армии. Эти три основные нити заговора были неравноценными. Когда выяснилось, что есть угроза раскрытия заговора, Ягода — вполне логично — постарался направить следствие и подозрения по ложным следам.
Когда в апреле 1937 года пришли арестовать Петерсона, он уже во время обыска написал покаянное письмо Ежову с добровольным признанием, где сообщил о своем участии в заговоре против Сталина, назвав соучастников: Енукидзе, Корка, Тухачевского, Путну.
Р.А. Петерсон на предварительном следствии и в закрытом судебном заседании признал себя виновным во всех предъявленных ему обвинениях. Он назвал 16 человек, завербованных им в антисоветскую организацию. Его расстреляли 21 августа 1937 года.
Чем объяснить такое охотное сотрудничество со следствием, после которого со всей очевидностью ему грозил расстрельный приговор?
Для людей, лишенных чести и совести, может показаться, что только насильно можно вынудить такое признание. Но уж к Петерсону-то никаких ухищренных методов пыток не применяли, это очевидно. Почему же он (как и многие другие) признался?
По нашему мнению, его мучили угрызения совести, чувство вины. С той поры, как он согласился участвовать в заговоре, обстановка в стране существенно изменилась. Успехи индустриализации, некоторое повышение жизненного уровня населения, очевидное укрепление могущества державы — все это подкрепляло позиции Сталина, подтверждало верность генеральной линии партии.
У Петерсона вряд ли были какие-либо честолюбивые амбиции. Он вступил в заговор по идейным соображениям. Однако время показало фальшь, ложность теоретических установок Троцкого на неизбежный крах СССР в капиталистическом окружении, верность идеи Сталина о возможности построения социализма в одной стране. К 1937 году это стало бесспорно.
Таким образом, Петерсон был, пожалуй, морально готов к покаянию, но не хотел становиться предателем. Когда случай представился и он понял, что заговор раскрыт, тогда и решил сразу же признать свою вину.
В то же время, когда проводили арест Петерсона, на следствии давал показания о заговоре З.И. Волович — бывший заместитель начальника отдела охраны правительства и близкий к Ягоде человек. Он, в частности, назвал имя Тухачевского.
Вскоре был арестован дивизионный комиссар М.А. Имянинников, заместитель коменданта Московского Кремля.
Может ли быть, что все эти показания и признания были «выбиты» из подозреваемых, сфальсифицированы следователями? Вероятность этого нам представляется ничтожной. Так же считает целый ряд исследователей, которые за последние годы получили возможность ознакомиться с некоторыми рассекреченными материалами.
