Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4
Сталинская классическая эпоха еще могла ставить на надгробьях символы великого дела. Сравните христианскую могилу с могилой сталинской эпохи классического периода. Если на христианской могиле все время возникает тема оплакивания умершего: там держат покровы, там изображены разбитые сосуды или символы потусторонней жизни, — то что этому противопоставляет классическая сталинская система, еще достаточно накаленная? Дело! Сходите на Новодевичье кладбище, посмотрите: на могиле танк, рука со скальпелем — дело. Мы живем в наших делах. Мы существуем постольку, поскольку существует наше дело.
«Хорошо, — говорит Абсурд, — а дальше что? Вы передадите это дело следующим поколениям, и что будет? Они передадут следующим. А потом остынет Солнце, исчезнет этот мир, схлопнется Вселенная… И что будет тогда с вами и с тем, в чем вы хотите обрести вечность?»
Космический абсурд, абсурд мортализма, финализма и всего прочего воздействует на душу тем сильнее, чем более требовательна эта душа. Русская душа в этом смысле самая требовательная. И на нее это воздействует прежде всего.
Какие ответы на эти вопросы давала метафизика Красного проекта, как она строилась, как она сочеталась с предыдущей традицией?
Когда возник массовый светский человек в России, этот светский человек сразу же отказался от безутешительности. Возникали всевозможные попытки создать светский вариант утешения. И именно русские на этом пути продвигались наиболее далеко.
Это все варианты русского космизма (космизм Вернадского тут не является единственным).
Это, конечно, «Общее дело» Федорова. Федоров, библиотекарь Румянцевской библиотеки, оказал колоссальное воздействие на гениев своего времени. Достаточно сказать, что к нему прислушивались такие гении, как Достоевский и Толстой. Великий Циолковский находился под влиянием идей Федорова.
Федоров рассматривал «общее дело человечества» как воскресение всех умерших. Человечество, развиваясь, должно было воскресить всех отцов. Тогда «общее дело» человечества заключается в том, чтобы попрать смерть и начать эпоху человеческого бессмертия. В этом была мечта Федорова. В какой степени была разработана его концепция, сколь она уязвима или не уязвима, сейчас не важно. Важно, что это была смелая попытка ответить на вызов того, что человек смертен.
За пределами классической религии люди в России искали ответа на вопрос о том, как сформировать новое утешение — нерелигиозное. И они находили каждый свои ответы. Это были люди масштаба Вернадского, Федорова и других.
Внутри коммунистического проекта этим больше всего занимался Богданов. Богданов известен как создатель тектологии, то есть теории систем, в которой он видел эту новую науку… Науку, которая, с одной стороны, становится комплексной, системной — она преодолевает дифференциацию дисциплин, а с другой стороны, получает высшую цель. Богданов и видел в этой новой науке возможность стать культурообразующим ядром, то есть метафизическим фокусом, центром нового утешения.
Богданову же, наряду с Луначарским и Базаровым, принадлежит идея богостроительства, поддержанная Горьким и другими. Суть идеи заключается в том, что человек в его коллективном порыве — это восходящий, становящийся бог. Если люди, не находившие удовлетворения в официальном православии своего времени, занимались богоискательством, то здесь речь шла о богостроительстве.
Левые коммунисты, метафизические коммунисты своего времени: Богданов, Горький, Луначарский, Базаров — сказали, что они построят новую метафизику. И что суть этой метафизики в том, что человек свершит дело божье. Человек есть становящийся бог. Он еще не бог. Он мал, он сейчас ничего не может. Но, когда он «вырастет» — и нужно убрать все препоны на пути этого его роста, — он станет богом.
Морозов, один из сидевших в Шлиссельбургской крепости поэтов, написал:
…и светлых райских сенейДостигнет человек, и богом станет сам…
И, став этим богом, человек решит все задачи божьи: он изменит материю так, что она из тленной станет претворенной и нетленной, он создаст бессмертие человеческое, он завоюет космос до конца, он решит все предельные задачи.
Эта традиция еще была жива в момент, когда братья Стругацкие писали «За миллиард лет до конца света», и там говорилось о том, что человек дорастет аж до того, что, когда Вселенная начнет схлопываться через миллиард лет, он остановит это схлопывание.
Он может все. Нет предела возможностям восходящего человека. Нет предела его могуществу. Нет тех задач, самых фантастических, которые этот человек не сможет решить. На основе этой веры в восходящего человека писал Андрей Платонов, герои которого говорят: Ленин не зря в Мавзолее лежит, он воскреснуть хочет.
На основе этих идей жила целая эпоха. Это называлось Пролеткульт. Создателем Пролеткульта был все тот же Богданов, который, кстати, был совершенно лишен политических претензий, в отличие от Троцкого. И который имел именно метафизические претензии. Кто, как и почему убедил в дальнейшем отказаться от метафизической модификации коммунистической идеологии — это отдельный вопрос.
Тут даже нельзя говорить только о Сталине. В конце концов, Ленин считал, что все эти богостроители — это слишком близко к поповщине и что всякое движение в сторону метафизики является именно искусом. Ленин не растаптывал ни Богданова, ни Луначарского, ни Красина, который там тоже был, ни Горького, естественно. Но он достаточно негативно выражался по поводу этих инноваций, хотя и предоставил Богданову все возможности для развития данного направления.
В дальнейшем все было свернуто потому, что было свернуто все… И возник один вариант секулярной идеологии, который и нужен был Сталину для обеспечения линейной мобилизационной модели. Линейная мобилизационная модель более эффективна, чем нелинейная, на коротких промежутках времени. Сталину удалось добиться сумасшедшей эффективности своей модели. И только благодаря этому выиграли войну.
Но уже после войны модель стала уставать. По мере того как люди становились все более благополучными, то есть решались, собственно говоря, задачи социалистического строя, модель стала уставать еще больше.
При Хрущеве и «разоблачение» сталинизма, и первый удар по смыслам эпохи, и переселение в малогабаритные квартиры сыграло почти одну и ту же роль. Я не могу назвать эту роль однозначно негативной. Я не могу сказать, что все люди должны были жить в коммуналках и в бараках. Я прекрасно понимаю, что при Хрущеве именно и открылось индивидуальное измерение человека.
Но, когда это измерение открылось в отсутствие метафизики, советские смыслы оказались обреченными.
Медленно-медленно в них, как во все модернистские смыслы, начала проникать эта смертная болезнь.
Медленно-медленно они стали уставать, утомляться.
Возникла усталость смысла. И эта усталость смысла в конечном итоге и породила особое отсутствие иммунитета у общества к тому, что было с ним сделано Горбачевым и всеми прочими.
Внизу, в широком обществе, в широких народных массах, эта усталость, чувство безвременья, потеря драйва, погруженность жизни в бытовые детали — вот это все перемололо советские смыслы. А когда внизу они оказались перемолоты, не без помощи верха, то верх в той его части, которая хотела от этих смыслов освободиться, получил нужную для него ситуацию.
В эту усталую субстанцию уже можно было запустить все диссидентские вирусы, все отторжения своего исторического прошлого. В нее можно было запустить все что угодно.
Вот такая усталая субстанция — это благодатнейший субстрат для взращивания всех видов мутаций, всех видов социальных заболеваний.
Человек, который имеет смысл, и человек, у которого смысла нет, — это разные люди. Я имею в виду великий Смысл.
Есть люди с довольно сильной корневой системой, то есть люди, укорененные нутром в жизни, с закваской, с «большим количеством закваски», как говорил герой «Морского волка», произведения Джека Лондона. Такие люди могут эффективно жить даже в отсутствие смыслов.
А есть люди со слабой корневой системой. Эти люди могут творить чудеса в момент, когда луч смысла ударяет в них, в нужную точку и они пробуждены. Но, если этого луча нет, они лежат, они обездвижены.
Исчезновение великих смыслов в позднесоветском обществе, исчезновение мощных смысловых вибраций означало, что люди с мощной корневой системой получают некое преимущество перед людьми с мощной смысловой системой. И постепенное восхождение людей с мощной корневой системой (была такая пьеса «Смотрите, кто пришел») означало одновременное нисхождение людей со смысловой системой.
Силы в советском обществе перераспределялись. Они перераспределялись всюду: они перераспределялись в элите, они перераспределялись в среднем классе, они перераспределялись в интеллигенции и в народе.
