Ирина Михутина - Украинский Брестский мир
В течение этого дня в руках советских войск оказалась большая часть Киева за исключением Печерского района.
Лишь 26 января (8 февраля) так до конца и не укомплектованный кабинет министров Голубовича и часть членов Малой рады (16 человек) по Брест-Литовскому шоссе двинулись в направлении Житомира. С ними столицу оставили войска Центральной рады численностью до 2 тыс. человек {32}. В Бресте этого еще не знали. В тот день Шахрай безуспешно пытался связаться с представителями харьковского правительства Артемом и Затонским и в конце концов запросил Сталина: «Где же, наконец, украинский ЦИК – в Киеве или Харькове и как обстоят дела на Украине?» {33}
А Чернин 26 января (8 февраля) записал в дневнике: «Сегодня должен быть заключен мир с Украиной… Но действительно ли Рада до сих пор продержалась в Киеве? Василько показывает мне телеграмму, полученную украинской делегацией из Киева и датированную 6-м числом, а на мое предложение командировать туда австрийского офицера генерального штаба, для получения точных сведений, Троцкий ответил отказом» {34}.
На самом деле вопрос о поездке выглядел иначе. Предложение о командировании австрийского офицера, по-видимому, имело место не в день сделанной Черниным записи, а раньше. Троцкий же, получив такое предложение, если и допустить, что сразу отказался, то затем передумал. Имеется телеграфная лента разговора по прямому проводу, из которой следует, что военный консультант В. В. Липский из Бреста в ночь на 26 января (8 февраля) по поручению главы советской делегации передал генерал-квартирмейстеру Ставки А. С. Гришинскому: «С целью убедить Австро-Венгрию, что правительство киевской Рады должно отпасть, нарком предложил командировать представителя Австро-Венгрии на Украину, во исполнение чего нарком Троцкий просит 1. Срочно сообщить желательный маршрут поездки на Киев, имея в виду переход нейтральной зоны. 2. Командировать к выверенному месту 28 января лицо Генерального штаба, могущее сопровождать указанного представителя Австро-Венгрии. До выбранного вами места представителя Австро-Венгрии будет сопровождать генерального штаба Самойло или Грюнберг. И просим на это экстренный ответ» {35}. В тот же день в Брест были переданы данные о разработанном командованием Западного фронта безопасном маршруте: Минск – Орша – Смоленск – Брянск – Ворожба – Конотоп – Бахмач – Киев и назначении сопровождающим офицера Генерального штаба Корка {36}.
Троцкий, как за соломинку ухватившись за предложение, чтобы представитель противной стороны выяснил ситуацию на месте, пытался таким способом отсрочить подписание украинского договора, а может быть, и вовсе сорвать, ибо пока посланец Чернина добрался бы до Киева, власть там наверняка переменилась бы. О том, что нарком имел в виду именно такой план, свидетельствует переданная Липским 27 января (9 февраля) записка наштаверху в отмену предыдущих распоряжений. «Противная сторона, – говорилось в ней, – отказалась дать обязательство в неподписании мира с представителями киевской Рады до получения точных сведений от командируемого на Украину представителя Австро-Венгрии, ввиду чего нами признано сопровождение представителя Австро-Венгрии лицом русского Генштаба нежелательным, а поездка утерявшей значение. Однако австрийского Генерального штаба подполковник Покорный в сопровождении здешней украинской, от киевской Рады, делегации едет через Тарнополь на Украину. Сегодня распространился слух, что мир с Украиной подписан. Ввиду изложенной сложившейся обстановки нарком Троцкий просит сообщить на Украину и на все фронты, что поездка подполковника Покорного никакого к нам отношения не имеет и что всякая ответственность за личную безопасность подполковника Покорного и сопровождающего его украинца с нас снимается» {37}.
26 января (8 февраля) австрийцы предупредили главу советской делегации, что договор с украинцами готов к подписанию, и Троцкий, по их наблюдению, был очень подавлен услышанным {38}. На исходе дня он сообщил Ленину (на листке с рукописным текстом депеши помета о передаче ее в Псков, то есть связь по прямому проводу Брест – Петроград вновь отсутствовала): «Договор с Радой готов. Подписания его можно ожидать с часу на час. Только точные и проверенные данные, что Киев в руках советской власти, могли бы помешать этому. Дайте знать на Украину, что подписание договора обеспечит центральным державам возможность постоянного вмешательства в судьбы Украины. Только немедленное и окончательное уничтожение Рады может сорвать заговор против украинского народа» {39}. (Очевидно, сообщение было сделано кружным путем, так как 31 января (13 февраля) Муравьев в записке Ленину передавал: «Только сейчас налаживается телеграфное сообщение. Прямого провода в Петроград нет и я передаю записку через Харьков» {40}.)
Муравьев того же числа в 10 часов вечера официально сообщил о ликвидации последних очагов сопротивления и овладении всеми правительственными зданиями в Киеве. В одиннадцатом часу Народный секретариат Украинской рабоче-крестьянской республики направил радиограмму об этом и о своем переезде в Киев советскому правительству в Петроград, а также в Брест, революционным организациям в Гельсингфорс, Берлин, Вену, Будапешт и «всем, всем, всем»: «Киев освобожден. Героическая борьба украинских советских войск закончилась полной победой. Члены так называемой Центральной рады скрываются. Народный секретариат Украинской республики переезжает из Харькова в Киев. Все правительственные учреждения приступают к деятельности… Отныне освободившаяся Украина твердо вступает в круг федеративных советских республик» {41}.
В радиограмме говорилось также о радости трудового населения Украины в связи с падением правительства Украинской центральной рады. И это было правдой, а не пропагандой… П. А. Христюк, министр внутренних дел в кабинете Голубовича, уходил из города вечером в день вступления советских войск через рабочий район Шулявка и «имел возможность видеть, как радовался приходу большевиков весь „шулявский свет“. Рабочие и извозчики, вооруженные, запруживали улицы… расставляли стражу, ловили „украинцев“». Министру «стоило большого труда пройти через это народное море» {42}.
Однако радиограмма, как видно, не дошла к адресатам. А на телеграмме с текстом этого сообщения, пришедшей, в частности, в Петроград, помечено, что она поступила с опозданием {43}. Но в Бресте счет времени шел почти на минуты. Оттуда запрашивали: «Троцкий ждет сведений о киевской Раде. Сообщите скорее». Сталин ответил запиской по прямому проводу, что «Рада киевская пала, власть в руках Советов», и передал сообщение из Харькова: «Сейчас получили известие, что Киев окончательно взят нашими войсками. Эта телеграмма от Муравьева и подтвердительной телеграммы от Коцюбинского (на телеграфной ленте ошибочно – Кочубинского) и других находящихся в Киеве народных секретарей нами пока не получено». Далее за подписью Скрыпника в записке излагался ход событий в Киеве с начала восстания {44}.
Кроме того, в ночь с 26 на 27 января (8–9 февраля) Сталин еще в одной записке по прямому проводу поручил Карахану, как видно, для верности, 27 января (9 февраля) запросить в Киеве главнокомандующего Муравьева, а в Харькове – Народный секретариат Украинской республики, а также от имени Совета народных комиссаров сообщил: «Официально до восьмого февраля весь Киев за исключением Печерского района находился в руках Совета. Остатки отрядов киевской Рады оборонялись в Печерском районе, вчера, восьмого февраля в десять часов ночи получили из Киева от главнокомандующего Муравьева официальное сообщение о взятии Печерского района, бегстве остатков Рады, завладении всеми правительственными учреждениями… Это было вчера, в двадцать часов 8 февраля от Рады не осталось ничего, кроме печального воспоминания. Это сообщение передано в П[етроградское] Т[елеграфное] А[гентство] и разослано по радио. Как видите, делегация киевской Рады в Бресте представляет пустое место…» {45}.
Около двух часов ночи 27 января (9 февраля) Сталин запросил Троцкого и Карахана, получена ли вся эта информация, и передал новую: «Только что сообщили из Харькова и из Киева, что Народным секретариатом ЦИК (на телеграфной ленте ошибочно – цека) Украинской республики послано официальное сообщение в одиннадцатом часу ночи, то есть четыре часа назад, сообщение всем, всем, Берлину, Бресту, Финляндскому правительству и прочим об окончательном изгнании из Киева бывшей Рады и об окончательном переселении ЦИК в Киев».
От себя Сталин с возмущением добавил, полагая, что отсутствие в Бресте своевременной информации вызвано манипуляциями немцев со связью: «Если немцы затевают новую эмсскую депешу, затевая договор с мертвецами, то пусть знают, что они сделаются посмешищами всего мира… Своими хитросплетениями с проводами немцы могут скрыть истину, скажем, на один день, заключая фиктивный договор с мертвецами, но неужели не понятно, что шила в мешке не утаишь». Записка завершалась поручением связистам: «Передайте ленту немедленно и сообщите ответ также немедленно» {46}. Он не ожидал, что респектабельные европейские дипломаты могут действовать вопреки фактам, пренебрегая и более серьезными, чем отключение связи, профессионально-этическими нормами.
