Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Слова Бердяева суровы, но во многом справедливы: комму­нистическая идеология, воспевая насилие во имя эфемерного земного счастья людей, столь же безапелляционно вынесла „приговор" и религии. Ленин прав: "Религия должна быть объ­явлена частным делом" — таково отношение к ней социали­ста. Но тут же, несколькими строками ниже, теоретик боль­шевизма заявляет: „Мы никак не можем считать религию част­ным делом по отношению к нашей собственной партии". Это уже настораживает: провозглашая свободу совести, Ленин хо­чет эту свободу рассматривать через партийную призму. Он по-прежнему повторяет старые атеистические выводы: „Гнет религии над человечеством есть лишь продукт и отражение экономического гнета внутри общества". Совершенно оче­видно, что подобная формула ничего не объясняет, ибо не все духовные процессы можно механически вывести из экономи­ческого детерминизма.

В своих пропагандистских памфлетах, касающихся рели­гии, Ленин нередко говорит как истый либерал. „Мы требуем полного отделения церкви от государства, — пишет он, — чтобы бороться с религиозным туманом чисто идейным и только идейным оружием, нашей прессой, нашим словом…" Зная непримиримый, бескомпромиссный характер лидера большевиков, с трудом верилось в эти заявления. Впрочем, никто им и не придавал никакого значения. Разве мог кто– нибудь всерьез думать в декабре 1905 года, что через десятиле­тие с небольшим власть над гигантской страной будет в руках у Ленина? Но так случилось, и это, вероятно, самая большая неожиданность в XX веке.

Ленин получил полную возможность воплотить свои пла­ны и воззрения в бренную жизнь. Конечно, церковь была ми­гом отлучена от государства. В большевистской печати стали обычными слова „поповщина", „религиозный дурман", „контр­революционер в рясе", но, думалось, на этом дело и остано­виться. Ведь собирался же Ленин бороться с религией только „идейным оружием"…

Нужно знать Ленина. У него никогда не было ничего святого. Ни отечество, ни национальная культура, ни россий­ские традиции. Разве могла рассчитывать церковь, что Ленин сохранит ее святость? Удивительно лишь то, что смертельный удар по церкви Ленин нанес так поздно, лишь в 1922 году, когда у него уже начали иссякать собственные силы. Ему до этого было недосуг. Тем более церковь вела себя тихо. На большевиков, например, произвела впечатление подчеркнутая аполитичность патриарха Тихона, который отказался летом 1918 года благословить „белое" движение. Можно только га­дать, боялся ли Тихон немедленного террора „красных" или он интуитивно чувствовал обреченность „белых". Ведь те люди, которые проиграли Россию в 1917 году, едва ли могли рассчитывать, что завоюют ее в году следующем…

Был момент, когда патриарх хотел встретиться с Лениным по вопросу Троице-Сергиевой лавры, которую декретом, под­писанным вождем, превратили в атеистический музей. Тихон настаивал, просил, писал письма. Но тщетно. Большевики по­лагали, что даже рабочий контакт с высшим духовенством может их скомпрометировать А главное, Ленин хотел пока­зать, как надо относиться к церкви… Лидер большевиков отка­зался принять не только патриарха, но и архиеписхопа Влади­мира, других святых отцов, пытавшихся найти какое-то взаи­моприемлемое согласие с новыми властями. Разве Ленин мог пойти на беседы-приемы „служителей культа"? Он искал мо­мент и повод, чтобы физически их ликвидировать.

Правда, в своей жизни Ленин имел достаточно близкие связи с одним священником, имя которого хорошо известно в российской истории, — Георгием Гапоном.

Впервые с ним Ленин встретился в феврале 1905 года. Лидер большевиков вел в Женеве долгие беседы с человеком, который был готов помочь делу подготовки вооруженного восстания в России. Священник оказался энергичным челове­ком: организовал закупку оружия в Европе и отправку его в Россию, созвал по своей инициативе конференцию россий­ских партий социалистической направленности, выдвинул идею созыва Учредительного собрания… Гапон положительно нравился Ленину своим радикализмом и даже экстремизмом Ульянов снабдил воинственного священника фальшивым пас­портом, чтобы тот мог бывать в России.

Однако в марте 1906 года эсеры убили Гапона под Петер­бургом, выдвинув против него весьма сомнительное обвинение в провокаторстве.

Других священнослужителей, которые бы могли нравить­ся Ленину, он в своей жизни не встречал. Его традиционно устойчивое отношение к духовенству было глубоко враждеб­ным. Для Ленина атеизм был составным элементом диктатуры пролетариата.

Ленин просто ждал удобного момента, искал хорошего повода, чтобы нанести разящий удар по церкви. В России насчитывалось около 80 тысяч храмов, в основном православ­ных. Уншлихт несколько раз в беседах с Лениным говорил о „фантастических ценностях", хранящихся в храмах, накоплен­ных в „результате религиозного гнета". И повод предста­вился. Убедительнейший повод: массовый голод в России в 1921—1922 годах. Если „сталинский" голод, который придет в Советскую Россию через десятилетие, был искусственно вы­зван кремлевской верхушкой и тщательно скрывался не толь­ко от мирового общественного мнения, но и от собственных сограждан, то голод .ленинский" был как на ладони. Включил­ся Коминтерн, обратились к Западу, рабочие Европы работали один день в неделю „на голод" в России. Но первым забил в набат, в буквальном смысле, Василий Иванович Белавин. Тако­вым было мирское имя патриарха Тихона.

Патриарх обратился с воззванием к мирянам России, в котором были слова: „Падаль для голодного населения стала лакомством, но и этого .лакомства" нельзя достать. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Из 13 миллионов голодающих только 2 миллиона получают по­мощь.

Протяните же руки помощи голодающим братьям и сес­трам! С согласия верующих можно использовать в храмах драгоценные вещи (кольца, цепи, браслеты, жертвуемые для украшения святых икон, серебро и золотой лом) на помощь голодающим…"

Обсудили инициативу патриарха на заседании Политбю­ро 7 июля 1921 года. Даже дали согласие зачитать обращение Тихона по радио. Ленин и Троцкий на заседании, где был еще лишь Молотов из состава высшей партийной коллегии, ожив­ленно переговаривались. Троцкий настоял: о заявлении Тихо­на сообщить и в большевистских газетах. Но Ленин думал основательнее: как, пользуясь случаем, отобрать у церкви все и заодно кардинальным образом подрезать ей крылья.

Тем временем Тихон обратился к общественности вновь. Теперь уже в августе 1921 года — „К народам мира и правос­лавному человеку". Российская церковь создала Всероссий­ский комитет церковной помощи голодающим. Церковь уже сама настойчиво рекомендовала „жертвовать на нужды голода­ющих церковные драгоценности, не имеющие богослужебно­го употребления".

В это же время создается Всероссийский комитет помощи голодающим, который фактически возглавили буржуазные ли­бералы С.Н.Прокопович, Е.Д.Кускова, НМ.Кишкин. Большеви­ки тут же саркастически прозвали его „Кукиш" (по начальным буквам фамилий руководителей: „Прокукиш"). Когда Ленин ознакомился с одной из резолюций комитета, требовавшего направления его уполномоченных в губернии, то на докумен­те просто начертал: "В архив. „Кукиш"  резолюция".

Через пару дней, 27 августа 1921 года, Ленин формулиру­ет пункт в решение Политбюро: „Предписать Уншлихту се­годня же с максимальной быстротой арестовать Прокоповича и всех без изъятия членов (некоммунистов) Комитета помо­щи, — особенно не допускать на собрания их в 4 часа". Ленин не мог допустить „своевольства буржуазии", которая, как до– называл Уншлихт, была связана с эсерами и вела „антисовет­скую пропаганду". Большевики боялись помощи голодающим и со стороны церкви, и со стороны зарубежных благотвори­тельных организаций, и, боже упаси, собственных буржуев".

А в 1921—1922 годах, по неполным данным, в России голодало около 25 миллионов человек; особенно жуткая кар­тина была в Поволжье.

В это самое время ЦК партии большевиков передает боль­шие суммы денег, золота, большое количество ценностей зару­бежным компартиям с целью попытаться еще раз разжечь угли так и не вспыхнувшей мировой революции. В течение 1922 года, по неполным данным, для этих целей было отправ­лено золота и ценностей на сумму более 19 миллионов золо­тых рублей. Значительная часть этих средств — церковного происхождения. Эмиссары Москвы развозили деньги в Китай, Индию, Персию, Венгрию, Италию, Францию, Англию, Герма­нию, Финляндию, другие страны. Нужно было вызвать новый революционный импульс.

А голод был страшным. Случаи людоедства не стали еди­ничными. Голодающие ели падаль и трупы людей. Политбю­ро запретило освещать каннибализм в печати. Утром 24 февра­ля люди, взявшие в руки московские газеты, узнали: 23 февра­ля 1922 года ВЦИК издал декрет о насильственном изъятии из российских церквей всех ценностей. Но в печати, естествен­но, не сообщалось, что это постановление было первоначаль­но одобрено Лениным и утверждено на заседании Полит­бюро.