Рудольф Баландин - «Клубок» вокруг Сталина

Увы, предположения и догадки ничего не доказывают. Хотя трудно усомниться в том, что произошло нечто такое, что заставило Кирова изменить свое намерение не приезжать в Смольный.

Есть один документ, призванный доказать, что у Николаева были соучастники. Вот он:

«Секретарю ЦК ВКП(б) товарищу Сталину.

9 марта с.г. выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР под моим председательством рассмотрела на закрытом судебном заседании в г. Ленинграде дело о соучастниках Леонида Николаева: Мильды Драуле, Ольги Драуле и Романа Кулинера (имеется в виду Кулишер. — Авт).

Мильда Драуле на тот вопрос, какую она преследовала цель, добиваясь пропуска на собрание партактива 1 декабря с.г. (имеется в виду прошлый год. — Авт.), где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что «она хотела помогать Леониду Николаеву». В чем? «Там было бы видно по обстоятельствам». Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта.

Все трое приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. В ночь на 10 марта приговор приведен в исполнение.

Прошу указаний: давать ли сообщение в прессу.

Если такое признание Мильды Драуле было единственным намеком на то, что у Николаева были соучастники, то как доказательство его признать трудно. Тем более что тогда можно было ставить вопрос только об одной соучастнице — Мильде Драуле. Казалось бы, следовало продолжить допрос, уточнить обстоятельства, по которым Мильда хотела помогать мужу. Однако по какой-то причине на этом, как говорится, самом интересном месте допрос был закончен (или было еще что-то, о чем Ульрих не счел нужным упомянуть?), а подозреваемых объявили виновными и поторопились расстрелять.

Мильда была любовницей Кирова. Возможно, она хотела помочь мужу объясниться с любовником? Была ли это просто «семейная разборка»? А может быть, любовный треугольник был искусственно создан для того, чтобы разделаться с Кировым, а у убийцы было смягчающее обстоятельство: сильная ревность, преступление в состоянии аффекта?

До приезда Сталина и сопровождавших его руководителей страны Медведь и другие ленинградские чекисты допрашивали Николаева, не настаивая на политических мотивах преступления. Сам Л. Николаев упорно называл личные мотивы (ревность, партийные неприятности, отсутствие работы, необходимость существовать на иждивении жены).

Казалось бы, такая версия была наиболее очевидной и предельно обоснованной. Но в действительности все обстоит не так просто. Что касается Николаева, то его позиция понятна в любом случае, кроме единственного: если бы он был идейным убийцей, то мог бы тогда с гордостью заявить о совершенном теракте. Однако идейным убийцей он вряд ли был.

Относительно бытовой версии, разрабатывавшейся Ленинградскими чекистами, то она безусловно более всего устраивала тех, кто отвечал за безопасность Кирова и должен был отслеживать все возможные заговоры на его жизнь, имеющие политические мотивы. То, что они настаивали на бытовой версии, на «обыкновенном» убийстве из ревности, сугубо уголовном преступлении вполне естественно, и это, конечно же, понимали те, кто принимал от них дела.

Правда, большинство современных историков склонно принимать бытовую версию как если не единственно верную, то наиболее вероятную. Даже если все так видится в ретроспективе, надо учитывать, что в те времена большинство охотно поверило в верность официального сообщения о смерти Кирова: «…от руки убийцы, подосланного врагами рабочего класса». И мало кто обратил внимание на то, что этот убийца не назван и вроде бы даже не опознан: «…Стрелявший задержан. Личность его выясняется». Но в таком случае откуда известно, что он подослан врагами рабочего класса, а не одиночка-убийца?

По мнению авторитетного исследователя А.А. Кирилиной, «сработало традиционное мышление руководящих партийных работников и сотрудников НКВД. Тем более, что большинство из них находились, несомненно, в определенном психологическом шоке.

«Убийство Кирова, — сказал мне в беседе, состоявшейся в 1968 году, один из оперуполномоченных Ленинградского управления НКВД тех лет… — это было что-то ужасное. Все были растеряны. Сначала нам сказали, что он ранен. Ведь террористического акта такого масштаба не было после покушения на Ленина и Урицкого. Ведь был убит член Политбюро, Оргбюро, секретарь ЦК ВКП(б)».

События 1 декабря 1934 года создавали атмосферу подозрительности, беспощадной ненависти и страха».

Тут уместнее вместо шаблонного «страха» употребить выражение «некоторая растерянность» или что-то в этом роде.

Судя по всему, ленинградские чекисты знали об интимных отношениях Кирова с Мильдой Драуле, а потому сразу же арестовали ее. Но если предположить, что кто-то из этих чекистов был соучастником, одним из организаторов преступления, то такая поспешность может вызвать подозрение.

Более того, в период горбачевской «перестройки» получила широкое распространение версия о конкретных организаторах убийства Кирова: Сталин, Ягода, Медведь, его зам. Запорожец. Вроде бы Сталин таким образом избавлялся от опаснейшего конкурента, которого многие партийцы предпочитали ему, а также получил возможность развязать давно и коварно задуманный массовый террор.

Насчет поводов к террору, мы уже знаем, что они были и раньше. Да и какие особые поводы для развязывания террора требуются для диктатора? Для этого вовсе не обязательно убивать своего друга, верного соратника…

Тут-то и утверждают версификаторы, что на выборах в ЦК против Сталина голосовали многие, тогда как за Кирова были почти все или все поголовно. Но вот что получается согласно документам, с которыми знакомилась А.А. Кирилина. Оказывается, единогласно были избраны только двое: М.И. Калинин и председатель Ленсовета И.Ф. Кодацкий (Калинина почему-то после этого Сталин не приказал уничтожить). Пятеро получили по одному голосу «против», а пятеро — по два голоса. Еще пять делегатов и среди них Сталин получили по три голоса «против». Наконец, четыре голоса против получили трое и среди них С.М. Киров. Остальные делегаты получили голосов «против» еще больше, из них больше всех противников оказалось у Я.А. Яковлева.

Выходит, никаким конкурентом Сталину Киров не был, да и никак не мог быть: слишком велика была разница в их положении, если учесть существование культа личности Сталина.

Официальная комиссия в конце 1980-х пришла к выводу, что причина убийства Кирова — личные мотивы. (Можно не сомневаться, что если бы имелись хоть какие-либо зацепки, позволяющие заподозрить Сталина в организации этого преступления, о них сообщили бы во всеуслышание.)

Ну, а как же бытовая версия?

Существуют веские доводы в ее пользу.

Вот что пишет один из «последних могикан» НКВД 30-х годов генерал П.А. Судоплатов: «От своей жены, которая в 1933–1935 годах работала в НКВД в секретном политическом отделе, занимавшемся вопросами идеологии и культуры (ее группа, в частности, курировала Большой театр и Ленинградский театр оперы и балета, впоследствии им. С.М. Кирова), я узнал, что Сергей Миронович очень любил женщин, и у него было много любовниц как в Большом театре, так и в Ленинградском. (После убийства Кирова отдел НКВД подробно выяснял интимные отношения Сергея Мироновича с артистками.)».

«Материалы, показывающие особые отношения Мильды Драуле с Кировым, продолжает Судоплатов, — о которых я узнал от своей жены и генерала Райхмана, в то время начальника контрразведки в Ленинграде, содержались в оперативных донесениях осведомителей НКВД из ленинградского балета. Балерины из числа любовниц Кирова, считавшие Драуле своей соперницей и не проявившие достаточной сдержанности в своих высказываниях на этот счет, были посажены в лагеря за «клевету и антисоветскую агитацию…»

По справедливому мнению Судоплатова, если бы официально был обнародован роман Кирова с чужой женой, была бы выставлена неприглядная картина его личной жизни, и тем самым был нанесен вред престижу партии и ее руководителей, которые должны были служить примером высокой морали.

Все очевидцы утверждали, что Николаев кричал: «Я ему отомстил! Я ему отомстил!» То есть вел себя как ревнивый, оскорбленный муж. Ленинградским чекистам он говорил, что совершил преступление в порядке личной мести.

Когда его привели на допрос к приехавшим советским руководителям во главе со Сталиным, Николаев сначала их не узнал, потом стал кричать: «Что я наделал! Зачем я это сделал!» С ним опять началась истерика.

По мнению А.А. Кирилиной: «При проработке следствием версии «убийцы-одиночки»… мало внимания уделялось исследованию изъятых на квартире Николаева документов: личного дневника, заявлений в адрес различных учреждений, где говорилось о «его личном отчаянии», «о несправедливом отношении к живому человеку со стороны государственных лиц»…