Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 01-11
Ясин: Значит, я просто… я просто коротко скажу уже. Обращаю внимание на то обстоятельство, что Гайдар работал в правительстве год: 92-й и несколько месяцев в 93-м — все. Значит, сейчас Вы все валите на Гайдара. Никто больше не виноват. Но так это ж легко.
Сванидзе: Всё.
Кургинян: Как это никто?
Сванидзе: Всё, всё, всё.
Ясин: А кто?
Кургинян: Все!
Сванидзе: На этом … на этом эпизод завершен.
Ясин: А, все! Понятно. Ясно.
Кургинян: И он в том числе.
Сванидзе: «Суд времени» в эфире нашего канала. Второй день слушаний по делу Егора Гайдара.
«Дали ли россиянам возможность стать собственниками введенные в 92-м году приватизационные чеки?».
Пожалуйста, сторона защиты, прошу Вас.
Млечин: Ксения Валентиновна, давайте Вы как молодой человек, молодой экономист. Дали возможность или нет?
Юдаева: Вы знаете, я, во-первых, сначала хочу сказать про Егора Тимуровича. Мы здесь много что говорим. Вы знаете, у меня к этому вот какое отношение. У нас экономика, которую он получил в наследство от того периода, который был до него, она была очень сильно больна. И, на мой взгляд, Егор Тимурович был врачом, который сделал этой экономике очень тяжелую операцию. И мы все, во-первых, знаем, что это всегда риск, да, и в случае с Егором Тимуровичем это был один вообще единственный врач, который взялся, да, и судить Гайдара за эту болезнь, я считаю, что бессмысленно.
Млечин: А теперь вопрос — он вылечил болезнь-то?
Юдаева: Ну, я думаю, что сейчас мы видим, что пациент все-таки подает … выздоравливает… подает… подавал он признаки жизни давно … более-менее выздоравливает, хотя, конечно же, он еще не выглядит абсолютно идеально здоровым.
Млечин: Насчет приватизации. Есть ощущение все-таки обиды общества: досталось-то немногим, а остальным — нет. Есть ощущение обиды, и это будут помнить. Получилось, одним досталось, а нам нет, а почему?
Юдаева: Вы знаете…
Млечин: А могло, может быть, по-другому, чтобы всем досталось?
Юдаева: Управлять собственностью — это не так просто. Это, в общем, целая, достаточно серьезная наука. И дело не в том, что в 92-м году, в 91-м году у нас не было людей, у которых, там, не было денег, чтобы их купить.
Сванидзе: Ваше время истекло.
Юдаева: Было мало людей, кто мог бы ей управлять.
Сванидзе: Ксения Валентиновна, Ваше время истекло.
Юдаева: Вот они только сейчас появляются.
Млечин: Спасибо. Благодарю Вас.
Сванидзе: Прошу Вас, сторона обвинения, можете задать вопрос свидетелю защиты.
Кургинян: Значит, я хочу сказать одно — как Вы считаете, вот эта … вот эта метафора «пациент» и все прочее — она относится к демократической культуре? Она допустима? Вы могли бы произнести ее во Франции, например, сказать, что французское общество — это больной, который должен пройти через определенный период? Вот Вы можете услышать это в устах французского, израильского, британского политика? В какой стране мира в принципе фраза, метафора, о том, что нужен болезнь и хирург, да?…
Млечин: В Англии в 60-х и 70-х годах — на каждом шагу — «больное общество».
Кургинян: «Больное общество» — это не вопрос хирургии. Считаете ли Вы, как человек, как женщина, у нас когда-то говорил Галич «как мать заявляю, как женщина», правомочной саму метафору, которую Вы применили? Она демократична?
Юдаева: В отношении экономики… в отношении… я это применила…
Кургинян: В отношении общества.
Юдаева: …в отношении экономики. Я сказала, что советская экономика была больна. Сейчас, я уверена, что это можно сказать, вот конкретно сейчас, в отношении, например, экономики и состоянии бюджета Греции, да, и там сейчас проводятся, в общем, очень похожая и по силе, и по влиянию на общество операция. То же самое сейчас происходит в Великобритании…
Кургинян: Общество поддерживает эту операцию?
Ясин: Конечно.
Кургинян: Прекрасно.
Юдаева: Общество…
Кургинян: Значит, общество должно твердо знать о том, что с ним делают.
Юдаева: Ну, послушайте, греческое общество точно так же сейчас возмущается…
Кургинян: Вот греческое общество вам покажет, когда вы захотите с ним операции проводить без его спроса. Так вот, смысл заключается в том, что когда общество, не спросясь его, начинают хирургическим образом оперировать, оно раз и навсегда понимает, что вы обещали ему демократию, но дали что-то совершенно другое. Потеря демократии и дискредитация ее непоправимы ничем. Ничем. Это было сделано. Это было сделано в этот момент. И Вы это развиваете.
Ясин: И в этом виноват Гайдар?
Кургинян: Конечно.
Ясин: А у Вас совесть есть?
Кургинян: Как… как это у меня…
Ясин: Это просто интересно.
Кургинян: А у Вас?
Ясин: Мне просто интересно.
Кургинян: А у Вас?
Ясин: Я этого не говорю.
Кургинян: Как?
Ясин: Я… я аплодирую Вам, когда Вы говорите, что нужно… нужна демократия.
Кургинян: Ну, поймите же…
Ясин: Но почему Гайдар?
Кургинян: Вы же даже, по-моему, действительно…
Ясин: Почему все на Гайдара?
Кургинян: Послушайте, Вы даже действительно, по-моему, не понимаете, что в результате реформ Гайдара навсегда…
Ясин: Я подозреваю, я подозреваю, что я понимаю гораздо больше, чем Вы думаете.
Кургинян: Хорошо. Я хочу спросить Геращенко, может быть, я чего-нибудь не понимаю, — скажите, пожалуйста, больного прооперировали или ему отрезали ноги? Больного прооперировали или ему отрезали ноги? Скажите мне правду, я хочу жить в этой стране, хочу дальше в ней развиваться.
Геращенко: Мне кажется, он был не больной, у него просто был сильный насморк.
Кургинян: И что с ним сделали?
Геращенко: А ему отрезали ногу.
Кургинян: А ему отрезали ногу. Если можно, Вы, специалист высшего класса по этим вещам, я все время чуть-чуть как бы…
Геращенко: Резать ноги?
Кургинян: Нет, не по ногам. Вы, как специалист высшего класса, раскройте Вашу метафору. Раскройте ее, пожалуйста. Раскройте ее экономически.
Геращенко: Вы знаете, если вот серьезно говорить о Гайдаре Егоре Тимуровиче, его, так сказать, месте, времени, то, на мой взгляд, нельзя вот выделять его как по существу исполнительного премьер-министра, хотя он эту должность почти не занимал, забывая о том политическом как бы сценарии или развитии,…
Сванидзе: 10 секунд, Виктор Владимирович.
Геращенко: …который был у нас в стране. И вот на фоне этого, естественно, Гайдара, я думаю, власти России…
Кургинян: Прошу передать еще 30 из моего заключительного слова.
Геращенко: …подталкивали, подталкивали зачастую к скоропалительным и непродуманным решениям.
Сванидзе: У Вас есть еще, у Вас есть еще 30 секунд.
Кургинян: Я прошу передать время мое. Прошу передать мое время.
Геращенко: И, во-вторых, я считаю, команда вокруг него была командой идеалистов и мечтателей. Там специалистов не было. Возьмите одного из Ваших (Ясину — прим. стен) предшественников Нечаева. Ну, что он понимал…
Руцкой: В области экономики.
Геращенко: …в области экономики и планирования? Еременко ему говорил: «Послушай, Андрюша, я тебе не то, что лабораторию, я тебе лаборантку не могу доверить», который был его директор и руководитель его диссертации.
Сванидзе: Спасибо, спасибо. Сторона защиты может задать вопрос свидетелю обвинения.
Млечин: Вы действительно считаете, что то, что тогда вот было осенью 91-го года — это с насморком сравнимо? Я вот сейчас Вас слушал, думал, может быть, с Вами жили в разных странах? Потому что я-то хорошо помню, у меня проблема была, чтобы семью накормить, потому что вот ничего не было в магазинах, а я работал, получал зарплату, т. е. в деньгах нормальная она была, а купить я ничего не мог. Если Вы скажете, что это было ощущение насморка — у меня было ощущение ужасной катастрофы. И так жили люди вокруг меня — все работали, все трудились…
Сванидзе: Ваш вопрос свидетелю, Леонид Михайлович.
Млечин: …и муж, и жена. Вот я пытаюсь спросить, может, мы жили с Вами в разных странах? Вы жили в какой-то другой стране, где все было очень неплохо?
Геращенко: Нет, я тоже работал…
