Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар
Около часа ночи звоню президенту.
Говорю, что, по моему мнению, ему стоило бы встретиться с военными. Они должны его видеть, лично от него получить приказ. В противном случае остается риск, что армия так и не начнет действовать.
В половине шестого утра президент перезвонил, сказал, что с военными встретился.
5 октября радикальная оппозиция сокрушена. Порядок в Москве восстановлен, регионы демонстрируют подчеркнутую лояльность, угрозы гражданской войны больше нет. Но политические проблемы отнюдь не решены, больше того, по ряду направлений они усугубились.
Да, «они» не прошли. Но эта история не кончилась. Хорошо, что принята новая Конституция, которая наконец-то четко разделила полномочия властей. Хорошо, что после ликвидации путча полностью сохранены все политические и гражданские права. Но «они» и сейчас не успокоились.
16 сентября (1994 года. — Прим. ред.) лидеры «непримиримых» собрались в Калининграде. Хотели выбрать единого лидера — из этой затеи, ясно, ничего не вышло.
Зато обсудили, как «отметить» годовщину 3–4 октября. Конечно, каяться перед Россией, москвичами, да и своими сторонниками, которых они как пушечное мясо гнали на убой (напомню, погибли 150 человек, но, по счастью, ни один депутат не пострадал и ни один не покаялся), не намерены. И в голову не приходит.
Зато авторы «расстрельного указа» Бабурин, Руцкой, Проханов и К° торжественно призывают кого-то «принять меры по предотвращению 4 октября любых провокаций, столкновений и массовых беспорядков». Если они обращаются к самим себе — что ж, лучше поздно, чем никогда.
Но вот беда — в том же номере газеты «Завтра», где это напечатано, опубликована беседа Проханова с «древнерусским витязем, бесстрашным офицером» Руцким. И вот что говорит этот герой, а ныне миротворец: мы виноваты в том, что «чрезмерно увлеклись „парламентскими“ формами, бездумным повторением заклинании типа „наша главная сила в законе“, забыв о том, что реальная оппозиция должна в первую очередь опираться на массы и только на них… Мы не сумели в решающий момент обеспечить эффективного сочетания парламентских методов с массовыми выступлениями за стенами Дома Советов не только в Москве, но и по всей России, не смогли направить вырвавшуюся на московские улицы энергию стихийного возмущения людей в регулируемое, тщательно выверенное и наиболее эффективное русло».
Не смогли эффективно организовать гражданскую войну — в Москве и по всей России! Вот о чем сегодня скорбит генерал. «Я уже убежден в справедливости старой истины: „Отказ от борьбы деморализует больше, чем поражение“… Нам надо было более решительно, целеустремленно и энергично выступить».
До тех пор, пока в нашем общественном сознании не произойдут перемены, пока мы не поймем, как легко безответственность и популизм могут перейти в национальную катастрофу, — до тех пор нельзя считать, что кровавая октябрьская страница перевернута окончательно.
Егор Гайдар. «Известия», 29.09.1994, 30.09.1994
Россия XXI века. Не мировой жандарм, а форпост демократии в Евразии
Один из распространенных упреков в адрес «Выбора России», других демократических партий состоит в том, что у нас нет внешнеполитической концепции, или, точнее, нет концепции национальных интересов России в мире. Упрек справедлив лишь в одном: мы действительно внятно не излагаем эту концепцию.
Оборонное сознание
Внешнеполитические, геополитические концепции не бывают самоценными. Они всегда производны от общей политической философии, общей картины видения мира. В сущности, в русской истории доминировала реально всегда одна внешнеполитическая концепция — имперская. Ее очень точно сформулировал бывший министр иностранных дел СССР Молотов: «Хорошо, что русские цари навоевали нам столько земли. И нам теперь легче с капитализмом бороться». Здесь показана и четкая преемственность между царем и теми, кто его убил, — преемственность политического мышления. Максимальное расширение границ империи — с какой целью? «С капитализмом бороться». Но этого классово-идеологического оправдания, разумеется, не было у царей, душевное родство с которыми демонстрирует Молотов. Однако родство, общий менталитет имели место:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Имперское, экспансионистское мышление, конечно же, не составляло какой-то особенности России. На определенных этапах (и очень длительных) оно было характерно для всех «великих государств», для всех империй — от Римской до Британской.
Как раз в 1914 году, когда Ленин писал о триумфе в мировом масштабе империалистической политики, империалистической психологии, эта политика, эта психология пришли к краху. Традиционная имперская психология великих государств привела их на грань гибели в бессмысленной мировой бойне. Эта война, эта пиррова победа сломали имперскую политику демократических государств — США, Англии, Франции. Разгром 1945 года сломал самую «крутую» в новой истории великодержавную, имперскую политическую психологию — германскую. Тогда же была подведена и принципиальная черта под крупными войнами — с появлением термоядерного оружия стало очевидно: на Большую Войну отныне наложено табу, если человечество не хочет покончить с собой.
СССР остался — благодаря нашему непреодоленному тоталитарному устройству — после 1945 года последней империей, последним великим государством, политическая философия лидеров которого осталась вся в XIX и более ранних веках. И как бы ни было обидно, но приходится признать: Запад боялся нас, бедных, агрессивных, закрытых, с полным основанием. Если можно говорить о великих исторических заслугах Горбачева, то они в том, что он сумел сделать интеллектуальный скачок. В условиях проигранной Советским Союзом холодной войны он смог отказаться от химер и галлюцинаций имперского мышления.
Аксиома этого мышления не только в том, что Большая Война абсолютно невозможна, но и в том, что она абсолютно не нужна. Не только нет целей, за которые стоило бы уплатить такую цену (цену жизни собственного народа!), но и вообще нет разумных целей у войны с точки зрения демократического политика и государства.
Война означает:
а) конвульсивное сжатие политической демократии,
б) конвульсивное расширение государственного регулирования экономики.
И то и другое разрушает саму ткань гражданского общества. Если цель — «назло надменному соседу» расширять территории и укреплять личную (или олигархическую) диктатуру внутри страны, то война в принципе вполне осмысленна, надо лишь считать, по силам ли она режиму. Если же цель политики — сохранять демократические свободы и повышать уровень жизни населения, то любая война (в том числе и победоносная) есть война против этой политики. Словом, в классическое определение надо внести дополнение. Война есть продолжение, логическое развитие имперской политики иными средствами, и война есть гарантированное разрушение, уничтожение демократической политики неадекватными для нее
