Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар
Кажется, заседание еще так и не началось, когда на экране телевизора появился Юрий Лужков. Призвал москвичей к порядку и спокойствию. По-моему, сказал совершенно не то, что требовала ситуация. Кто, собственно говоря, должен соблюдать порядок и спокойствие? Боевики, продолжающие штурм телецентра? Или граждане России, у которых в эту ночь вновь похищают свободу?
К порядку и спокойствию можно было бы призывать, если известно, что верные присяге войска есть, идут, выполнят приказ… Ну а сейчас, когда в Москве решается судьба страны, нельзя уговаривать мужиков, как малых детишек, лечь в постели, чтобы они под одеялами смирненько дождались той власти, под которой им суждено проснуться. Нужно опереться на поддержку своего народа, уже дважды, в августе 1991-го и в апреле 1993-го, ясно показавшего, что он выбрал свободу.
Ситуация на 20 часов. Штурм «Останкина» продолжается, боевики оппозиции захватывают объекты, силы МВД деморализованы, армейские части на помощь не подходят, активности президентской стороны нет. Оппозиции почти удалось создать впечатление массовости своего движения, изоляции президента, отсутствия у него сторонников. Все это начинает морально разоружать тех, кто готов прийти на помощь.
Принимаю решение о необходимости обратиться к москвичам за поддержкой.
В первую очередь звоню Сергею Шойгу, председателю Комитета по чрезвычайным ситуациям. Знакомы с 1992 года, вместе тогда бывали в горячих точках, знаю его как смелого, решительного человека, на которого можно опереться в такую минуту. Прошу доложить, какое оружие в подведомственной ему системе гражданской обороны имеется в районе Москвы, и, на случай крайней необходимости, срочно подготовить к выдаче 1000 автоматов с боезапасом. По голосу чувствую: переживает, прекрасно понимает огромную ответственность. Вместе с тем ясно: поручение правительства выполнит.
Связываюсь с Виктором Ериным. Говорю: если не призовем народ, дело, по-моему, кончится плохо. Он согласен, обещает помочь всем, чем будет в состоянии.
Звоню президенту, советуюсь. Он тоже согласен. Нужна организующая сила, те, кого в первую очередь придется вооружить, если действительно дело дойдет до крайности. Даю команду А. Долгалеву сосредоточить своих дружинников к Моссовету. Прошу крупных предпринимателей, имеющих свои охранные структуры, по мере сил поддержать обученными людьми.
Иду в кабинет премьера, рядом, по коридорам самого начальственного, обычно чинного пятого этажа, бегают растерянные работники аппарата. Один подскакивает ко мне: «Вы же понимаете, что все кончено! В течение часа они захватят здание!»
Виктор Степанович спокоен, держится хорошо. Просит на случай блокады здания правительства получить наличные в Центральном банке. Поручаю это первому заместителю министра финансов А. Вавилову, а сам информирую премьера, что отправляюсь на Российское телевидение, буду просить о поддержке, потом поеду к Моссовету.
До отъезда успеваю в своем кабинете записать на пленку небольшое выступление по радио для «Эха Москвы», беру с собой Аркадия Мурашова, коллегу по «Выбору России», бывшего начальника московской милиции. Пригодится.
Москва — пустая, ни милиции, ни войск, ни прохожих. В машине слушаем по радио победные реляции оппозиции: побеждаем, точнее, уже победили, теперь никаких компромиссов, никаких нулевых вариантов, пришел последний час ельциноидов…
Подъезжаем к Российскому телевидению. Вход забаррикадирован. После долгих и настороженных переговоров моей охраны и охраны телевидения нас наконец пропускают. Попцов очень нервничает. После штурма «Останкина» ждет нападения боевиков. Не может понять, почему не присылают реальных сил для защиты. Ведь здесь больше нескольких минут не продержаться. Пока разговариваем, проходит информация, что оппозиция заняла здание ИТАР-ТАСС.
Еще раз связываюсь с Ериным, прошу хоть кем-нибудь прикрыть Российское телевидение. Теперь и сам вижу, что обороны никакой; обещает что-нибудь подбросить.
Перед выступлением уже перед объективом телекамеры попросил на минутку оставить меня в студии одного. Как-то вдруг схлынула горячка и навалилась на душу тоска и тревога за тех, кого вот сейчас позову из тихих квартир на московские улицы. И все же выхода нет. Ведь кто-то обязан сделать это и принять ответственность на свои плечи.
После телеобращения — к Моссовету. Еще недавно мы проезжали мимо — у подъезда стояла маленькая кучка дружинников. Теперь набухающими людскими ручейками, а вскоре и потоками сверху от Пушкинской, снизу от гостиницы «Москва» площадь заполняется народом. Вот они — здесь! И уже строят баррикады, уже разжигают — ночь холодна — костры. Знают, что происходит в городе, только что видели на экранах телевизоров бой у «Останкина». Костерят власть, демократов, наверное, и меня в том числе, ругают за то, что не сумели, как положено, не подвергая людей опасности, не отрывая их от семьи и тепла, сами справиться с угрозой. Справедливо ругают. Но идут и идут к Моссовету.
Шойгу выполнил поручение. Новенькие автоматы скоро подвезут, и офицерские десятки, готовые в случае нужды взять их в руки, уже строятся возле памятника Долгорукому… Но это — на крайний случай.
Выступаю от памятника Долгорукому, сообщаю, что от «Останкина» боевики отброшены, стоять нужно здесь, большой массой, не рассредоточиваясь пока по Москве, необходимо сразу начать организовываться, формировать дружины, которые при необходимости смогут поддержать верные президенту силы…
Главный вход в Моссовет закрыт. С трудом, в обход, перелезая через баррикады, пробираемся в здание. Прошу Мурашова наладить связь между нашими дружинниками и милицией. Еще недавно дом частично контролировала оппозиция. Группа депутатов Моссовета пыталась организовать здесь один из ее штабов, но теперь оно очищено людьми Ю. Лужкова. Сам он оживлен, возбужден, даже весел. Говорит о необходимости решительных действий, которые позволили бы уже ночью переломить ситуацию. Видно, что Моссовет теперь надежно прикрыт. Отсюда нас так легко, как из мэрии, не выбьешь.
Созваниваюсь с В. Черномырдиным, рассказываю об обстановке в центре столицы, спрашиваю, что известно о подходе войск. В целом картина неопределенно-тягучая, но порыв оппозиции, кажется, начинает выдыхаться.
Еще раз выступаю у Моссовета и на машине — к Спасской башне. Здесь настроение более тревожное: темно, почти нет организованных людей. Ко мне подходит полковник в отставке, представляется, просит указаний, помощи. Там, у Моссовета, — сплочение. Здесь — пожалуй, наше уязвимое место. Выступаю, потом принимаю меры, чтобы прикрыть собравшихся у Спасской башни.
…У меня в кабинете А. Чубайс, Б. Салтыков, Э. Памфилова, С. Васильев, А. Улюкаев[9] и многие другие. Жадно расспрашиваю их, какие новости, что произошло за время моего отсутствия. Но информации до обидного мало. Прошу министров отправиться на митинги, выступить, поддержать настроение москвичей.
Около полуночи ситуация в городе наконец начала меняться. Сторонники президента выходят из состояния оцепенения и растерянности, приступают к действиям.
К этому времени абсолютно уверен, что власть в России в руки анпиловцев и баркашовцев не отдадим. Даже если к утру руководству МВД не удастся привести в
