Сергей Волков - Почему РФ - не Россия
составило главное содержание «ленинской национальной политики». Боязнь утонуть
«в море шовинистической великорусской швали» диктовала и необходимость поставить
все нерусские элементы в привилегированное положение по сравнению с русским. Как
писал Ленин: «Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой
«великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как
велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства
наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации
угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни
фактически».
Введенное большевиками территориальное устройство поэтому призвано было также
решить и вторую задачу: не допустить при любой неблагоприятной для компартии
ситуации возрождения на этой территории подобия того, чем была Российская
империя — мощного единого государства с ведущей ролью русского этноса. Если
национальная политика большевиков и не представляла собой «политику геноцида
русского народа» (как принято считать в русской национальной публицистике
последних десятилетий), то несомненно, что она была направлена на ликвидацию его
политической роли и национального самосознания, всемерное его «утеснение». На
протяжении 20–30-х годов вычленялись все новые и новые «государства», причем с
постоянной тенденцией к повышению их статуса (большинство новых «союзных
республик», появившихся в это время, образовано из «автономий» РСФСР (например,
Киргизия была автономной областью, затем — республикой, и в 1936 г. стала
«союзной республикой»). Если окраины были вовсе отрезаны от того, что стало
именоваться РСФСР, в качестве равных ей «союзных республик», то и сама РСФСР
представляла собой конгломерат этнических «автономий» разного статуса,
учреждавшихся при наличии хотя бы нескольких процентов нерусского населения и
именовавшихся по «титульной» нации. Сами русские из этого процесса, естественно
исключались, поскольку при применении к ним тех же критериев, что и к другим
этносам (менее 8–10% они на любых территориях они не составляли) всю территорию
страны пришлось бы объявить «русской автономией».
Это почему-то именовалось «федерацией». Но если построение СССР хотя бы
формально соответствовало термину «федерализм» — он был представлен в виде
объединения равноправных национальных республик (анекдотичным образом на порядок
отличающихся по размерам, при том, что одна из них, как её ни урезали, все равно
была больше всех остальных вместе взятых), то уж применение этого термина к
РСФСР вовсе несуразно и было вызвано единственно стремлением утеснить
государствообразующую нацию вопреки её объективной роли в стране и как можно
больше морально принизить «народ-держиморду». Федерация, как-никак, есть
объединение равноправных образований, но РСФСР таковым не была. Внутри неё был
нарезан ряд национальных «автономий» — республик и округов, но все остальное
пространство не представляло собой особой, «равной» с ними единицы (каким была
сама РСФСР в СССР) — одной или нескольких русских «автономий». Факт наличия в
составе страны территорий с разным статусом никакого отношения к
«федеративности» не имеет.
Исторически федерализм есть форма объединения возникших независимо друг от друга
независимых государств, имеющих как правило, этнически или культурно родственное
население (так объединялись швейцарские кантоны и североамериканские штаты).
Только в этом случае федеративное устройство государства сколько-нибудь
естественно и оправданно. Федеративное объединение этнически разных образований,
да ещё проводимое специально по этническому принципу с точки зрения
государственного строительства абсолютно противоестественно, поскольку воплощает
прямо противоположную идею — не объединение, а разъединение частей страны.
Такого в нормальных странах никогда и не бывало. Это — специфически
коммунистическое изобретение, обусловленное соответствующей идеологией и носящее
временный («до победы мировой революции») характер: пока весь мир не будет
представлять такую вот федерацию «социалистических республик».
В нормальной жизни, вне господства коммунистической идеологии, такое государство
существовать не может, поскольку объективно представляет собой образование,
идеально подготовленное к распаду на независимые государства — как это и
продемонстрировано участью СССР и СФРЮ. При наличии всех формальных атрибутов
суверенитета, самостоятельного госаппарата и преобладания на данной территории
«титульной» нации достаточно минимальных амбиций местных элит (которые всегда в
наличии), чтобы формальность превратить в реальность. Есть, правда, ещё один
путь возникновения «федерализма» — когда он навязывается этнически достаточно
однородной, но побежденной стране с целью не допустить восстановления её
великодержавных потенций — это случай ФРГ. России, впрочем, тоже (захваченная в
1917 г. сторонниками Интернационала — откровенными врагами русской
государственности, страна и не могла не подвергнуться той же участи).
Между тем всякому, хоть сколько-нибудь знакомому с историей России, очевидно,
что принцип федерализма глубоко чужд всей истории и самой природе российской
государственности. Наше государство всегда строилось из центра, оно и возникло
благодаря установлению единой династии, и собирание русских земель (то есть
воссоздание единой государственности) после временного распада происходило
вокруг единого же центра, а не было объединением равных по статусу государств.
Линия на ущемление русского населения за счет поощрения любых других
национальностей проводилась весьма последовательно на всех без исключения этапах
существования советского режима, в том числе и в то время, когда у Сталина была
в ходу риторика о роли «великого русского народа». Искусственно форсируемый
подъем жизненного уровня, экономики и культуры национальных окраин за счет
центральных русских областей, бесчисленные льготы и преимущества «националам» в
сфере образования, науки и культуры, насаждение управленческих кадров местного
происхождения, во много раз превышающее долю соответствующей национальности в
населении данного региона — все это равной мере характерно и для 30-х, и для
50-х и для 70-х годов. Результатом стало выращивание на окраинах огромного слоя
малограмотной и профессионально недееспособной, но чрезвычайно амбициозной
интеллигенции «коренной национальности», которая неминуемо должна была стать
движителем сепаратизма. Русское же население окраин превратилось в основном в
рабочую силу, поставленную под управление «национальных» чиновников, силу к тому
же полностью безгласную из-за безраздельного господства в сфере идеологии и
культуры окраин национальных же выдвиженцев. Важнейшую роль играло формирование
в головах всех советских поколений, прежде всего русского населения,
представления о своей стране не как о тысячелетней державе, исторически
складывавшейся вокруг русского центра, а как о совокупности неизвестно откуда
взявшихся суверенных государств, которые в 1922 «создали Союз» (из коего имеют
право выйти, когда захотят). Это крепко вбитое представление в сочетании с
униженным и забитым положением русского этноса, которому все это время внушался
комплекс вины перед всеми другими (как бывшего «держиморды» в «тюрьме народов»).
Такая политика в свете идеи «пролетарского интернационализма» была, разумеется,
не только совершенно оправданной, но и единственно возможной. Она оказалась и
чрезвычайно эффективной. Создание ситуации, когда единственной цементирующей
силой и гарантом целостности страны была коммунистическая идеология, и советский
режим (и марксистско-ленинскую идеологию) нельзя было тронуть без того, чтобы не
разрушить и страну, надежно страховала от возможного нажима русских
патриотов-государственников, дорожащих целостностью страны. Собственно, из всех
замыслов создателей советского государства именно этот реализовался полностью,
подорвав возможность возрождения «Великой России»: как только стал очевиден
исторический и экономический тупик, в который страна была заведена тем же самым
режимом, благодаря которому оказались внутренне расчленена, заложенная мина
замедленного действия взорвалась, оставив от большой страны «международно
