Сергей Кара-Мурза - Путин и оппозиция. Когда они сразятся на равных
Вначале кратко приведем известные представления, которые, однако, часто игнорируют, а здесь они необходимы.
* * *Можно сказать, что в современном парламентском государстве оппозиция служит для оказания давление на власть, чтобы заставить ее совершить определенные изменения в жизнеустройстве страны или не дать власти совершить изменения, противоречащие интересам или идеалам социальной базы оппозиции. Для политической системы важен баланс изменений и стабильности (устойчивости), поэтому инновации неизбежно вызывают дебаты и конфликты.
В политических системах традиционного общества функцию оценки выгод и ущерба от инноваций выполняет не политическая структура (оппозиция), а институт диалога и компромисса, в идеале — консенсуса. Этот институт скорее похож на НИИ или КБ, чем партия. В «гибридной» политической системе (соединение модерна с традиционализмом) требуются «стыковочные блоки» разных практик. В Верховном Совете СССР дебаты о реформах в конце 1980-х гг. наглядно показали, как сталкивались «модернизированная» часть с традиционной культурой.
На Первом съезде народных депутатов СССР 27 мая 1989 года Ю. Афанасьев (видный идеолог антисоветской оппозиции) заклеймил большинство депутатов как «агрессивно-послушное большинство». Были крики и даже рыдания депутатов, но большинство депутатов (группа «Союз»), не организованное как оппозиция, не могло использовать свое явное количественное преимущество, поскольку депутаты считали себя обязанными уговорить власть, а не идти на конфронтацию с ней. Ведь «ведь все мы, депутаты, хотим, как лучше». Инерция советской политической культуры обезоружила Верховный совет СССР.
Примем как факт, не углубляясь в историю, что в 1990-е гг. на пространстве СССР произошли глубокие изменения всех систем общественного бытия. Далее будем говорить о России (РФ). Были ликвидированы или преобразованы советские общественные, экономические и государственные институты, структура общества, идеология и культура. Была реализована огромная программа инноваций, которые в массе сохранились и даже в условиях глубокого кризиса получили достаточную легитимность в критической массе дееспособного населения.
Новый общественный строй, пусть в переходном состоянии (состоянии становления), существует и развивается тридцать лет. Однако радикальные инновации в этом проекте породили глубокие и даже антагонистические противоречия между «выжившими» и возникшими социокультурных общностей, причем противоречия с большой составляющей иррациональности. Отчуждение, некоммуникабельность и враждебность между общностями и между ними и государством имеют тенденцию укорениться. Дезинтеграция общества приобрела характер «холодной гражданской войны», а в условиях постоянного стресса и культурного кризиса аномия и недовольства (по разным основаниям) сдвигают общество к хаосу «холодной войны всех против всех». Это состояние удерживается в рамках неустойчивого равновесия благодаря установке на стабильность малообеспеченного большинства, но каждый очередной кризис создает новые угрозы.
Термин «инновация» не несет ценностной нагрузки. Как и знание, инновация — «это сила», т. е. инструмент, дающий возможность изменить реальность в ту или иную сторону. Изменение это кому-то может быть во благо, кому-то на беду. Инновация, т. е. новшество, может сделать возможным откат в прошлое, произвести архаизацию и загнать народ в модернизированный каменный век, разрушить достижения цивилизации (это мы видим и на Украине, и на Ближнем Востоке). Поскольку любая инновация ослабляет существующие структуры и создает неопределенность, даже обещающая благо инновация может «выйти из-под контроля» и наделать бед. Можно сказать, что эта проблема была ядром философии Достоевского.
История полна драм преобразования инновации из утопии в катастрофу и очень часто — в колоссальный грабеж и геноцид. Только по земле исторической России прошли волны проекта Чингисхана, крестовые походы рыцарей, Наполеон и Гитлер, а теперь ее втягивают в разрушительный мировой проект под названием глобализация. Спасением всегда бывали форсированные встречные инновации.
М. Вебер, изучая и сравнивания процессы развития в обществах модерна и в традиционных обществах, определил инновации как зародыши появления новых общественных форм и институтов. Он ввел в социологию важное понятие: общество в состоянии становления. Это аналогия понятия натурфилософии, обозначающего состояния вещества в момент его рождения — in statu nascendi. Он вошел и в современную естественную науку. Например, при расщеплении молекулы перекиси водорода или озона ненадолго возникает атомарный кислород, обладающий аномально высокой реакционной способностью. В начале XX в., во время кризиса классической физики, стали различать два взгляда на природу: науку бытия — видение мира как стабильных процессов, и науку становления, когда преобладают нестабильность, переходы порядок-хаос, перестройка систем, кризис старого и зарождение нового.
[Сразу заметим: марксизм, в общем, исходил из принципов «науки бытия» (исторический процесс как этапы состояния равновесия), а Ленин ввел в партийную мысль принципы «науки становления» (исторические изменения как неравновесные кризисные состояния)]
В большой работе «Социальная теория и социальная структура» Р. Мертон разработал концепцию важного класса инноваций — тех, которые создаются в сфере отклоняющего или преступного поведения. В этой работе есть глава «Социальная структура и аномия». В ней Мертон представляет инновацию как один из главных результатов аномии. Он пишет о США 30-х гг.: «преступлением является не неудача, а заниженная цель». Вот как он представлял это общество: «На верхних этажах экономики инновация довольно часто вызывает несоответствие „нравственных“ деловых стремлений и их „безнравственной“ практической реализации… Изучение 1700 представителей среднего класса показало, что в число совершивших зарегистрированные преступления вошли и „вполне уважаемые“ члены общества. 99 процентов опрошенных подтвердили, что совершили, как минимум, одно из сорока девяти нарушений уголовного законодательства штата Нью-Йорк, каждое из которых было достаточно серьезным для того, чтобы получить срок заключения не менее года» [Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // СОЦИС. 1992, № 2].
Особый тип инноваций, присущий меньшинству (мятеж), Мертон противопоставляет аномии среднего класса. Он пишет: «Этот тип приспособления выводит людей за пределы окружающей социальной структуры и побуждает их создавать новую, то есть сильно видоизмененную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов… Мятеж стремится изменить существующие культурную и социальную структуры, а не приспособиться к ним… Для участия в организованной политической деятельности необходимо не только отказаться от приверженности господствующей социальной структуре, но и перевести ее в новые социальные слои, обладающие новым мифом».
Оба эти вида реакции на аномию (преступную и мятежную) важны для нашей темы. Также важно учесть, что инновация-мятеж может быть антисоциальной и антикультурной, даже изуверской.
Удивительно, что этот взгляд на процессы трансформаций общества (современного и традиционного) до сих пор не привлек внимание российской социологии, хотя идеи этого подхода актуальны для исследования великих и катастрофических инноваций в российских и советских государствах и обществах.
Здесь мы используем рассуждения Вебера [высказывания Вебера взяты из его книги Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий // Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994; из книги Московичи С. Машина, творящая богов. / Пер. с фр. М.: «Центр психологии и психотерапии», 1998; из трудов исследователя «русских штудий» Вебера А.С. Донде (Кустарева)].
* * *Вебер выдвинул сильный тезис: изобретение инновации, порождающей новую структуру in statu nascendi, требует взаимодействия (синергизма) рационального усилия и внерационального импульса. Другими словами, он напомнил, что нельзя описать «население» и общество (человеческие общности) только посредством социальными и экономическими индикаторами — социальное и психическое неразрывно связаны.
Маркс сказал: «Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами». Но что значит, что «идея овладевает массами»? Это значит, что идея воздействует не только на разум с его логикой и расчетом, но и всю духовную сферу людей — чувства, воображение, память и подсознание. Это и есть взаимодействие рационального мышления с психикой. Если речь идет об идее, которая овладевает массы, значит, эта идея потрясла множество людей, глубоко затронуло их разум, совесть и чаяния.
Даже самые умные люди иногда подчиняются иррациональным чувствам, это часть реальности, которую аналитик должен учитывать как важный фактор общественных процессов. Вот пример: великий философ Запада Гегель вспоминает, как 13 октября 1806 г. ему посчастливилось из толпы увидеть Наполеона. Он пишет: «Я увидел императора, эту душу мира, пересекавшего на лошади городские улицы. Поистине это колоссальной силы ощущение — увидеть такого человека, сидящего на коне, сосредоточенного, который заполняет собой весь мир и господствует над ним».
