Евгений Гильбо - ПОСТИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД и МИРОВАЯ ВОЙНА Лекции по введению в социологию и геополитику современности
Такова организация авиационных частей. Авиация — это сложная техника, а труд еще ручной, механизированный, но еще не автоматизированный. Поэтому части нужен завод, гигантская численность рабочей силы, чтобы обеспечить ударную мощь одного полка. Хотя авиаполк был не таким многочисленным, как пехотный полк, но если посчитать состав всей обслуживающей его бригады, то приближался он по составу к пехотному. Авиаполк сам по себе не мог функционировать без нескольких батальонов обслуживания, всё это составляло авиабригаду.
Такова специфика организации высокотехнологической военной части индустриальной эпохи. Были и не высокотехнологические части. Во Вторую Мировую важную роль играли танки, хотя все–таки господство в воздухе превалировало. После Второй Мировой Войны интерес у всех к танкам пропал, кроме тех, кто остался мозгами в той мировой войне. Советский Союз считал необходимым иметь 60 тысяч танков, из них сорок тысяч танков держать в Европе. Вся НАТО имела 11 тысяч танков. Они не этими танками собирались воевать, и число этих танков сокращалось. Сейчас уже танков как таковых нет, на их место пришли разные автоматизированные системы.
Авиационные, ракетные части в Советском Союзе, то есть всё, что через воздух работало — это были действительно боевые силы, которые можно было в войне применять, скажем, в 80–ые годы. Остальные части (танковые, пехота и прочее), были неприменимы ни в каких боевых действиях, потому что не существовало уже вызовов и не существовало театров, в которых можно было воевать этими частями. Разве что пытаться воевать с Китаем на равных, но тогда получалось, что у Китая этих допотопных ресурсов имеется вчетверо или впятеро больше, так что воевать бы всё равно пришлось не ими.
Что, кроме этих самых авиационных сил у Советского Союза было эффективного? Очень любят рекламировать воздушно–десантные войска. Как показал опыт применения десантных войск в условиях реальных боевых действий Второй Мировой, везде их применение кончалось как минимум очень плохо. Во второй половине ХХ века, десантные операции были успешны только в тех случаях, когда десантирование шло на пустое побережье, то есть заранее предполагалось отсутствие противодействия противника.
Единственная десантная операция последней трети 20–го века, которая столкнулась с минимальным противодействием, закончилась катастрофой. Я имею в виду десантную операцию Соединенных Штатов на островок Гренада. Это малюсенький островок с 70 тыс. населения, где между собой поругались власти. Премьер ставил на кубу, а вице–премьер ставил на ЦРУ. Премьера по тихому грохнули. Это и стало предлогом для десантной операции США.
Подогнали самолеты, скинули пару батальонов парашютистов. Численность парашютистов была сопоставима с численностью населения этого островка, и никто не собирался сопротивляться. Но на этом острове по контракту работала бригада кубинских строителей. Кубинцы, естественно, в армии служат. У них была нормальная, хорошая призывная армия, где обучали боевому применению того оружия, которое было, а не гоняли на картошку. На американцев у них сработал рефлекс: строители мгновенно добежали до каких–то зенитных установок гренадской армии, расчехлили их и хорошо постреляли по десантирующимся американцам. Потери от этой операции были таковы, что основную ударную часть, которая первой десантировалась, американцам пришлось ликвидировать, личный состав там уже некем было комплектовать.
Это был крах десанта как самой идеологии, даже если не считать провалы евпаторийских десантов, малые земли и прочее, что было во второй мировой. Десантные войска — это вообще не то, что может быть дееспособно. У СССР были гигантские десантные дивизии. До сих пор у России числится 5 десантных дивизий. Воюют десантники только один день в году, 2–го августа. Но воюют исключительно против местного населения по месту жительства.
Когда ВДВ попытались применить в Афганистане, пришлось полностью перестраивать структуру частей и соединений. В конечном счете возникли совершенно другие вооруженные силы, под названием силы специального назначения. Эти диверсионные подразделения стали единственными дееспособными сухопутными подразделениями. Американцы пошли по тому же пути – у них есть диверсионные подразделения, которые дееспособны, а остальные просто что–то изображают.
Это уже реальность вчерашнего и позавчерашнего дня. Каковы будут дееспособные подразделения, которые сложатся к устойчивой фазе войны, когда будут отстреляны все старые боевые средства, и начнется война тем, что может реально воевать? Это будет тоже 2 вида частей.
Во–первых, высокотехнологические части. Если высокотехнологической военной силой в 20–м веке была только авиация, то сейчас это будет автоматическая авиация и наземные силы, но уже организованные именно как высокотехнологические. Во–вторых — это небольшие диверсионные и антитеррористические подразделения. У них основной ударной силой будет живая сила, укомплектованная весьма и весьма специфическими комплектами оружия, включая портативное ядерное оружие. Эти крайне небольшие по численности и обладающие гигантской ударной мощью диверсионные подразделения будут составлять вторую часть реальной боевой силы. Всё остальное — полицейские части, как в России внутренние войска (но это для терроризирования населения на уровне феодальных образований).
Единство производственного и боевого процесса
Рассмотрим организацию боевой силы, которая опирается на высокотехнологическое оружие. Я уже говорил, что война ведётся прежде всего кибер–системами. Войну ведут кибер–центры без участия человека, потому что человек не может вмешиваться в оперативное управление. Он может вмешиваться в процесс управления только на стратегическом уровне. Человек нужен будет только как стратег.
Как будут организованы обслуживание, снабжение и прочая поддержка боевого процесса? Боевой процесс неизбежно оказывается совмещен с производственным процессом. Если в ХХ веке мы видели подразделения для боевого процесса и процесса технического обслуживания (ремонта, регламентных работ и так называемого вторичного производственного процесса), то теперь и первичный производственный процесс оказывается интегрированным в систему боевого применения.
Производство оружия теперь уже неотделимо от его боевого применения. Раньше это были разные процессы, то сейчас — это один и тот же процесс. Люди, которые осуществляет производство и максимально быструю модернизацию вооружений, опираются на тот боевой опыт, который идет здесь и сейчас. Они должны принимать и реализовывать решения по модернизации вооружение мгновенно. Кто может интегрировать инновационный процесс с процессом боевого применения, тот и имеет перспективу, шансы на победу. Модернизация и производство новых вооружений становится частью боевого цикла. Кто быстрее произвел и пустил в действие новое модернизированное оружие, тот и на коне.
Технологические основы производственно–боевого процесса
На чем эта технология будет основана? Сейчас происходит переход от автоматизации программирования к автоматизации проектирования микросхем. Процесс проектирования микросхем давно автоматизирован, но вопрос заключается в том, чтобы сам синтез этих микросхем стал автоматическим.
Микросхема сегодня становится аналогом программы. Чем дальше, тем больше непосредственно на уровень железа интегрируются алгоритмы и другие управляющие конструкты, которые в эпоху компьютеров реализовывались программным кодом. Теперь эти алгоритмы должны реализовываться непосредственно микросхемой.
Раньше те, кто разработал новый процесс, описывали этот процесс алгоритмом, затем отправляли в Бангалуру, где кодинг–манки переводили его в форму программы. Эту программу загружали в процессор, и компьютер её отрабатывал. Это — технология вчерашнего дня. Кодинг–манки работают долго и с ошибками, их присутствие гарантирует сбой цикла. Это поставило на повестку дня автоматизацию синтеза программ. Сегодня тот, кто создал описание нового процесса, запускает его в систему автоматического кодирования, и она его перекодирует в программу. Эти системы написаны на средствах искусственного интеллекта, в терминах описания сред и целей и т.п. Они и генерируют какой–то объектный код, который выражает управляющий алгоритм.
Это тоже уже — день проходящий. Следующий этап — это когда будет генерироваться не объектный код, а непосредственно аппаратная реализация данного разработанного процесса. Технологический мэйнстрим сегодня — это переход от ориентации на производство универсальных компьютеров и программ к производству микросхем–программ. Каждая программа, каждый управленческий процесс будет реализован на аппаратном уровне. Процесс проектирования микросхем заменяет в сфере производства сложной техники процесс программирования. Мы создаём программу–микросхему под каждый процесс, которым мы должны управлять. Чем дальше, тем быстрее мы должны это делать. Поэтому задача состоит в том, чтобы автоматизировать процесс проектирования таких микросхем.
