Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса

Вседозволенность паразитов и бесправие рабочего люда на­растают. Верховная власть купается в самолюбовании, чиновни­чество бездельничает, подстегиваемое только взятками, общест­во в тревоге чего-то ждет. А деградация морали, культуры, науки, всего остального идет полным ходом.

Россия шаг за шагом опускается в ад. Уже тошнит людей от серного запаха преисподней.

Не только у меня — у многих от наблюдения за современной жизнью ощущение дежавю. Все это уже было с нашей страной. Было с нашим народом. Когда? А попробуем вспомнить.

В нашей стране с «непредсказуемым прошлым» с каждой сменой властей предшествующие события в угоду новых вождей или политической конъюнктуре искажались и искажаются пропа­гандой до неузнаваемости. Умышленный субъективизм в оценках личностей, подлитый в речи и публикации, всегда ставил своей целью оправдать действующий на данный момент режим. Режи­мы менялись, сдвигались акценты в оценках, но что-то приблизи­тельное в сознании поколений откладывалось. На этом строятся упрощенные выводы обывателей, далеких от политических хит­ростей, о том или ином историческом деятеле.

Вот и о появлении Сталина как вождя, о взятии им под кон­троль страны гуляет искривленным зеркалом миф: Ленин оставил после себя на хозяйстве Иосифа Джугашвили (Кобу), а он, пользу­ясь властью, растолкал локтями интеллигентных соратников, пе­ресажал их и установил личную диктатуру. Это мнение заклады­валось на песке либерально-антидержавной пропаганды, без ка­кого-либо учета реалий тех трагических лет.

Сталин был инородным телом в команде Ленина. Предла­гая на Шестой Пражской конференции РСДРП заочно кооптиро­вать его в состав ЦК, Владимир Ильич даже не помнил фамилии выдвиженца («Надо того грузина»), а приближал будущего вождя в знак благодарности за деньги, добытые тем для большевиков «Тифлисской экспроприацией».

Коба слыл патриотом своего государства, Ленин же презирал русских и все русское. Своему другу Георгию Соломону он гово­рил: «Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, это только этап, через который мы приходим к мировой револю­ции» (Г. Соломон «Ленин и его семья (Ульяновы)», Париж, изд-во «Мишель», 1929-1931). Более радикального мнения о стране и ее населении придерживался Лев Троцкий: это хворост в топку ми­ровой революции.

Он и стал после октябрьского переворота вторым, а может быть, первым в большевистской команде («Вот пришла великая революция,— вещал трудящимся председатель Петроградско­го ЧК Моисей Урицкий, — и чувствуется, что как ни умен Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого»). Ему вторил Анатолий Луначарский: «Троцкий бесспорно превосходит его (Лени­на): он более блестящ, он более ярок, он более подвижен»). При Ленине, отодвинутом в сторону, насаждался культ личности Льва Давидовича: пресса называла его «сверхчеловеком», «главным архитектором революции», в Троцк были переименованы город Гатчина под Петроградом и несколько других населенных пунк­тов. Было издано 17 томов сочинений и речей Льва Давидовича. И еще больше — о нем самом. Как нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета Троцкий при Ленине и по­сле него фактически управлял страной, расставив на ключевые посты своих людей.

А что Сталин? Заштатный нарком по национальным делам, потом, в апреле 1922 года, ему всучили, как им казалось, тоже по­бочную должность — генсек ЦК РКП(6). На заседании Политбюро стать генсеком предложили сначала Троцкому. Он отказался: на­мечалось-то наводить канцелярский порядок в работе Секрета­риата. Отказались и другие. Но Сталин Ленину отказать не мог.

В его подчинении насчитывалось всего-то 325 сотрудников партаппарата, а вся работа была «бумажная»: протоколы собра­ний, пленумов, съездов. Троцкий с командой делали жизнь, во­рошили страну, а Кобе предстояло в бухгалтерских нарукавниках перебирать учетные карточки. Его с издевкой называли «товарищ Картотеков».

Не вырастают крупные протестные фигуры на ровном месте. Для этого общество должно попасть в турбулентную зону социаль­но-политических кризисов, устать от бесчинства и безответствен­ности властей, возненавидеть их. Антироссийская команда Троц­кого все это обеспечила лихо и в короткие сроки. Страна созрела для появления диктатора-защитника национальных интересов.

Это уловил Феликс Дзержинский. В письме председателю ВСНХ Куйбышеву от 3 июля 1926 года он предсказывал: «Дорогой Валериан! Мы из этого паралича не выберемся без хирургии, без смелости, без молнии. Все ждут этой хирургии... Сейчас мы в бо­лоте. Недовольства и ожиданий кругом, всюду. У нас сейчас нет единой линии и твердой власти... Если не найдем этой линии и темпа — оппозиция наша будет расти и страна тогда найдет сво­его диктатора».

Сталин — явление вызревал из ситуации. Она его выносила, как мать вынашивает свой плод, вскормила молоком ненависти к ворюгам, лицемерам, губителям Отечества и дала стране крутого вождя, не знавшего пощады. Как эта ситуация возникла? Вернусь ко времени приготовления большевистского переворота.

Покинув в 1916 году Европу, интернациональный револю­ционер Троцкий с семьей жил в Нью-Йорке. Его дядя банкир Аб­рам Животовский ввел племянника в круг молодого тогда Бнай Брита, который уже пропихнул в президенты США своего челове­ка— Вудро Вильсона. Льва Давидовича окружили заботой. «Его власть была столь большой, — вспоминал полковник Маклин, — что поступали приказы оказывать ему всяческое содействие». (Энтони Саттон «Уолл-стрит и большевистская революция», Арлиггтон Хаус, Т974).

После февральской революции в нашей стране Бнай Брит со­брал большую команду во главе с Троцким, посадил на пароход и, снабдив крупной суммой, отправил в Россию: «Власть там валяет­ся на земле, надо ее подбирать». И сосредоточить в руках амери­канских ставленников.

Льву Давидовичу как сильно3 нашкодившему гражданину России въезд к нам был заказан. Но не срывать же дело из-за такой мелочи. Президент США Вудро Вильсон сам выдал Троцкому американский паспорт, к нему прилагались виза для въезда в Россию и британская транзитная виза. В одночасье Лев Давидович, не меняя фамилии, стал янки с паспортом — вездеходом. С приключениями десант Бнай Бри­та во главе с Троцким добрался до России. Правительство Керенско­го распадалось, власть действительно валялась в пыли.

В сентябре Госдеп США получил от своего посла из Петер­бурга Фрэнсиса, связанного с Троцким, телеграмму о подготовке к большевистскому перевороту и сроках его проведения. И Гос­деп и британское правительство предупредили своих граждан в России о необходимости отъезда из страны « по крайней мере за шесть недель до начала большевистской фазы революции». (Э.Саттон. Там же). И переворот свершился. Им непосредственно руководили, в основном, Троцкий с Урицким, тоже прибывшим на пароходе из США и тоже с американским паспортом.

Американцы спешили с забросом группы Льва Давидовича, потому что имели информацию от своих послов из Европы: Гер­мания готовит большевистский десант в Россию во главе с Лени­ным. Владимир Ильич узнал о февральской революции, проживая в Швейцарии, там его и еще 35 человек погрузили в вагон и через немецкую территорию повезли в нашу страну. Немцы, наверное, тоже сказали: хватит революционерам просиживать в пивнушках штаны, власть валяется в пыли — пусть делом займутся под кон­тролем Берлина.

Тогда западный мир еще не был консолидирован в волчью стаю, тем более шла война, и каждое государство боролось за ов­ладение Россией порознь.

Так недруги Ленин и Троцкий оказались в одно время в одном месте, с одной задачей, но нацеленные на разные результаты.

Лев Давидович не был большевиком (присоединился к ним со своими товарищами только по приезде из США, летом 1917-го, ради объединения сил для переворота). Он вообще не отягощал себя принципами — причаливал к тем берегам, где звенела мо­нета. Ленин еще в 1911 году в заметке «О краске стыда у иудушки Троцкого» писал: «Иудушка Троцкий распинался на пленуме про­тив ликвидаторства и отзовизма. Клялся и божился, что он пар­тиен. Получал субсидию. После пленума ослабел ЦК, укрепились впередовцы — обзавелись деньгами». И Лев Давидович перемет­нулся к ним.

Троцкий мог смело говорить о себе словами Петра Верховенского из достоевских «Бесов»: «Я мошенник, а не социалист». Ле­нин вынужденно вошел с ним в альянс, потому что за спиной «иу­душки» стояли большие деньги Америки.

В отличие от российских большевиков Троцкий в понятие «мировая революция» вкладывал создание Соединенных Шта­тов Мира — в нынешней терминологии Всепланетной Олигар­хии, где нашей стране отводилось место поставщика ресурсов и рабской силы.

Заказчики октябрьского переворота из Америки строго кон­тролировали своего агента. В декабре 1917-го в Госдеп поступил отчет посла в России Фрэнсиса, где говорилось, что генерал Уиль­ям В. Джудсон нанес несогласованный визит Троцкому и обнару­жил в Смольном немцев. Разгильдяйство, выходило, что «надеж­да» денежных мешков Америки не способен выполнить поруче­ние. Уже в 1918-м рассерженный президент США Вудро Вильсон в записке госсекретарю Роберту Ленсингу предложил подумать «о расчленении России по крайней мере на пять частей — Финлян­дию, Балтийские провинции, Европейскую Россию, Сибирь и Ук­раину».