Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Победа на Волге положила начало коренному перелому в ходе войны. Это поставило Ф. Рузвельта и У. Черчилля перед необходимостью как-то объясниться с великим союзником. ФДР задумал провести встречу с И.В. Сталиным. Вероятно, он рассчитывал вместе с Черчиллем утопить в потоке риторики очевидное – СССР по-прежнему один нес тяжкое бремя войны, а иного для нас в будущем Вашингтон и Лондон не планировали. Рузвельт наверняка понимал, что позиция западных союзников шаткая, он несколько загадочно писал Черчиллю: «Предпочитаю для встречи спокойный оазис, а не плот в Тильзите»37.
Занятость Сталина военными делами «избавила, – замечает Гарриман, – от затруднительных объяснений лицом к лицу»38. Итак, состоялась очередная встреча Рузвельта и Черчилля, теперь в Касабланке, в Северной Африке. ФДР отправлялся туда, по-видимому, просто потому, что ему захотелось посмотреть на театр военных действий.
Обычные меры предосторожности. Поезд президента 9 января с закрашенными надписями покинул Вашингтон в северном направлении, как будто направлялся в Гайд-парк. Но в Балтиморе он повернул на юг и прибыл на крошечную станцию в штате Флорида, где был расформирован и спрятан. ФДР вылетел на самолете в Африку из Майами. В охрану президента включили исключительно сильного пловца на случай вынужденной посадки в океане. На время перелета ФДР через Атлантику были запрещены все другие полеты. Рузвельт необычайно радовался перелету – он не летал с 1932 года, от Олбани до Чикаго. В Касабланке ФДР вызвал к себе подполковника Эллиота Рузвельта и лейтенанта флота Франклина Рузвельта. Американская печать, разумеется, злорадно отметила это. ФДР не обратил внимания и в дальнейшем при выезде из США на театры военных действий виделся со своими сыновьями.
Восьмидневная конференция была посвящена почти исключительно военным делам. Рузвельт согласился с доводами Черчилля о расширении операций в бассейне Средиземного моря. Было решено по завершении боев в Северной Африке овладеть островом Сицилия. Дальше президент заглядывать пока не захотел. Американские начальники штабов очень неохотно шли за президентом, следовавшим «черчиллиализму». Они указали, что сосредоточие усилий на Средиземном море сорвет вторжение в Европу в 1943 году. ФДР понимал, что второй фронт в Европе в этом году опять открыт не будет, Советскому Союзу снова придется вынести всю тяжесть борьбы с европейскими державами «оси».
Красная Армия возложила на алтарь победы Объединенных Наций десятки разбитых вражеских дивизий, президент США на пресс-конференции в предместье африканского городка Касабланки 24 января 1943 г. заявил: «Некоторые из вас, англичан, знают старую историю: у нас был генерал США Грант, его звали Юлиус Стимпсон (по-английски Ю. С. – США. – Н.Я.) Грант. В дни моей и премьер-министра молодости его прозвали «Безоговорочная капитуляция». Уничтожение военной мощи Германии, Италии и Японии означает их безоговорочную капитуляцию».
Рузвельт впоследствии говорил, что формула была найдена чисто случайно: «Вдруг эта пресс-конференция, – рассказывал он. – Уинстон и я не имели времени подготовиться к ней, и я вспомнил, что Гранта прозвали «Безоговорочной капитуляцией», и в следующий момент я сам произнес эту фразу». Президент был очень далек от искренности, в действительности формула была согласована в госдепартаменте еще в мае 1942 года и предложена вниманию президента. ФДР держал ее про запас, победы Красной Армии в зимней кампании побудили его сделать эффектный жест. Президент поддержал наступление Красной Армии декларацией о решимости США вести войну до победного конца39.
Что до истинной стратегии США, то заявление адмиралу Э. Кинга на штабном совещании в Касабланке отражало взгляды Рузвельта на том этапе: «На европейском театре Россия, учитывая ее географическое положение и людские ресурсы, наиболее благоприятно расположена для борьбы с Германией, на Тихом океане Китай занимает аналогичное положение в отношении Японии. Наша основная политика должна заключаться в том, чтобы обеспечить людские ресурсы России и Китая соответствующим снаряжением, чтобы дать им возможность сражаться». Тем, кто за столом конференции возражал против помощи СССР, Кинг бросил: речь идет не о том, чтобы «ублаготворять Сталина», а о том, чтобы «использовать русских в наших собственных интересах».
Военные решения в Касабланке отражали политику США и Англии истощать СССР и Германию, а самим постепенно занимать исходные позиции для удара, когда гитлеровская военная машина будет разбита Красной Армией. Черчилль считал, что операции в Средиземном море должны иметь конечной целью выход в Восточную и Юго-Восточную Европу, с тем чтобы воспретить продвижение Красной Армии на запад и не допустить освобождения ею европейских народов. ФДР не вынес окончательного решения относительно того, как войска западных союзников придут в Европу – с юга или через Францию. Будущее покажет.
Политика США и Англии вела к кризису в отношениях с СССР. ФДР и Черчилль взялись перебросить мост через возникшую брешь перепиской с И.В. Сталиным. После Касабланки переписка приобрела характер, неслыханный в отношениях между союзниками. Ф. Рузвельт и У. Черчилль очень внимательно готовили свои послания, пытаясь в потоке слов утопить основное – новое вероломное нарушение своих обязательств. По завершении совещания в Касабланке Рузвельт и Черчилль направили в Москву совместное послание, в котором яркими красками описали размах военных усилий их стран и выразили уверенность, что Объединенные Нации «могут наверное заставить Германию встать на колени в 1943 году».
30 января 1943 г. И.В. Сталин отвечает обоим: «Понимая принятые вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в 1943 году, я был бы вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях». 5 февраля Ф. Рузвельт поздравил СССР с «блестящей победой» у Сталинграда, отметив, что эта победа, которую «празднуют все американцы», явится «одной из самых прекрасных глав в этой войне народов, объединившихся против фашизма и его подражателей». Черчилль 9 февраля ответил, что форсирование Ла-Манша намечено на август или сентябрь 1943 года. 14 февраля в послании в Москву он признается: «Цепь необыкновенных побед (Красной Армии. – Н. Я.) лишает меня возможности слова, чтобы выразить Вам восхищение и признательность, которую мы чувствуем по отношению к русскому оружию. Моим наиболее искренним желанием является сделать как можно больше, чтобы помочь вам».
В ответ Советское правительство 16 февраля указало, что ввиду приостановки операций США и Англии в Тунисе на советско-германский фронт переброшено 27 вражеских дивизий. 22 февраля Ф. Рузвельт объяснил, что сильные дожди в Тунисе сделали «поля и горы непроходимыми», и пожелал «героической Красной Армии дальнейших успехов, которые вдохновляют всех нас». На следующий день, 23 февраля, ФДР в очень красноречивом послании от имени американского народа выразил «глубокое восхищение ее (Красной Армии. – Н.Я.) великолепными, непревзойденными в истории победами… Красная Армия и русский народ наверняка заставили вооруженные силы Гитлера идти по пути окончательного поражения и завоевали на долгие времена восхищение народа Соединенных Штатов». А 25 февраля У. Черчилль присовокупил: «То, что вы делаете, просто не поддается описанию».
Фарисейски восторженные послания в Москву, а в Вашингтоне непрерывные заседания. В марте 1943 года ФДР две недели совещался с министром иностранных дел Англии А. Иденом, приехавшим в Вашингтон. Он по-прежнему не соглашался с советскими границами 1940 года, однако, заметил президент, «к моменту падения Германии в прибалтийских государствах будут находиться русские армии, и никто из нас не сможет заставить их уйти оттуда… Нам придется согласиться на это, но если мы и согласимся, то мы должны использовать наше согласие как козырь, чтобы вынудить Россию на другие уступки».
В центре внимания во время этих переговоров оказался вопрос, как предотвратить революционный подъем в Европе. Гопкинс записывал о заседании 17 марта: «Я сказал, что, если только мы не будем действовать быстро и наверняка, может произойти одно из двух: либо Германия станет коммунистической, либо там наступит полная анархия, что фактически то же самое может произойти в любом европейском государстве, а также в Италии. Я сказал, что, по моему мнению, требуется какое-то официальное соглашение, что государственный департамент должен разработать с англичанами план и что этот план, согласованный между нами, должен затем быть обсужден с русскими. Президент согласился, что надо действовать таким образом. Дело, конечно, будет обстоять гораздо проще, если в момент краха Германии серьезные силы английских и американских войск будут находиться во Франции или в Германии, но мы должны разработать план на тот случай, если Германия падет до того, как мы окажемся во Франции»40.
