Владимир Ленин - ПСС, т.1

Этим закончим разбор первой части книги г. Струве, носящей общий характер.

ГЛАВА III

ПОСТАНОВКА ЭКОНОМИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ У НАРОДНИКОВ И У г. СТРУВЕ

Покончив с социологией, автор переходит к более «конкретным экономическим во­просам» (73). Он считает при этом «естественным и законным» начать с «общих поло­жений и исторических справок», с «бесспорных, общечеловеческим опытом установ­ленных, посылок», — как он говорит в предисловии.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 445

Нельзя не заметить, что этот прием грешит той же абстрактностью, которая была отмечена с самого начала как основной недостаток разбираемой книги. В тех главах, к которым мы теперь переходим (третья, четвертая и пятая), этот недостаток привел к двоякого рода нежелательным последствиям. С одной стороны, он ослабил те опреде­ленные теоретические положения, которые автор выставил против народников. Г-н Струве рассуждает вообще, обрисовывает переход от натурального к товарному хозяй­ству, указывает, что бывало на свете дело по большей части вот так-то и так-то, и при этом отдельными, беглыми указаниями переходит и к России, распространяя и на нее общий процесс «исторического развития хозяйственного быта». Бесспорно, что такое распространение совершенно законно и что «исторические справки» автора совершен­но необходимы для критики народничества, неправильно представляющего историю не одной только России. Но следовало бы конкретнее высказать эти положения, опреде­леннее противопоставить их доводам народников, которые отрицают правильность распространения общего процесса на Россию; следовало бы сопоставить такое-то по­нимание русской действительности народниками с другим пониманием той же дейст­вительности марксистами. С другой стороны, абстрактный характер рассуждений авто­ра ведет к недоговоренности его положений, к тому, что он, правильно указывая на на­личность такого-то процесса, не разбирает, какие классы складывались при этом, какие классы являлись носителями процесса, заслоняя собой другие, подчиненные им слои населения; одним словом, объективизм автора не доходит тут до материализма — в вышеупомянутом значении этих терминов .

Такое соотношение объективизма и материализма указано, между прочим, Марксом в предисловии к его сочинению: «Der achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte» («Восемнадцатое брюмера Луи Бонапар­та». Ред.). Маркс говорит, что об этом же историческом событии писал Прудон (Coup d'état (Переворот. Ред.)), и отзывается о его точке зрения в противоположность своей следующим образом:

«Прудон, с своей стороны, стремится представить государственный переворот [2-го дек.] результатом предшествующего исторического развития. Но историческая конструкция государственного переворота превращается у него под рукой в историческую апологию героя этого переворота. Он впадает, таким об­разом, в ошибку наших так называемых объективных историков. Я, напротив, показываю, каким образом классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность дюжинной и смешной личности сыграть роль героя» (Vorwort)123.

446 В. И. ЛЕНИН

Доказательства такой оценки указанных глав сочинения г. Струве мы приведем сей­час, разбирая отдельные, наиболее важные положения.

Чрезвычайно верно замечание автора, что «в русской истории зависимость (юриди­ческая и экономическая) непосредственных производителей от господ встречается нам чуть не с первых страниц, как исторический спутник идиллии «народного производст­ва»» (81). В эпоху натурального хозяйства крестьянин был порабощен землевладельцу, он работал не на себя, а на боярина, на монастырь, на помещика, — иг. Струве с пол­ным правом противопоставляет этот исторический факт россказням наших самобыт­ных социологов о том, как «средства производства принадлежали производителю» (81). Эти россказни представляют из себя одно из тех искажений русской истории в угоду мещанской утопии, на которые так щедры были всегда народники. Боясь прямо взгля­нуть на действительность, боясь назвать это угнетение его настоящим именем, они об­ращались к истории, изображая дело таким образом, что принадлежность средств про­изводства производителю была «исконным» началом, «вековым устоем» крестьянского труда и что современная экспроприация крестьянства объясняется поэтому не сменой феодального прибавочного продукта буржуазною сверхстоимостью, не капиталистиче­скою организацией нашего общественного хозяйства, а случайностью неудачной поли­тики, временным «отклонением от пути, предписываемого всею историческою жизнью нации» (г. Южаков, цитировано у П. Струве, с. 15). И эти вздорные побасенки не сты­дились рассказывать про страну, в которой только очень недавно прекратилась крепо­стническая эксплуа-

Даже еще нельзя сказать, чтобы окончательно прекратилась. С одной стороны, мы имеем выкупные платежи (а известно, что в них вошла не только цена земли, но и выкуп крепостного права); с другой стороны, например, отработки крестьян за «отрезные земли» — прямое переживание феодального спо­соба производства.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 447

тация крестьянства в самых грубых, азиатских формах, когда не только средства произ­водства не принадлежали производителю, но и сами производители очень мало отлича­лись от какого-нибудь «средства производства». Г-н Струве очень метко противопола­гает этому «слащавому оптимизму» резкий отзыв Салтыкова о связи «народного про­изводства» и крепостного права, о том, как «изобилие» эпохи «вековых устоев» «выпа­дало только [это заметьте] на долю потомков лейбкампанцев124 и прочих дружинников» (83).

Далее, отметим следующее замечание г. Струве, определенно касающееся опреде­ленных фактов русской действительности и содержащее чрезвычайно верную мысль. «Когда производители начинают работать не на местный, точно отграниченный, а на отдаленный и неопределенный рынок, и развивается конкуренция, борьба за рынок, то эти условия приводят к техническому прогрессу... Раз возможно разделение труда, оно должно быть проведено как можно шире, но, прежде чем производство реорганизуется в техническом отношении, влияние новых условий обмена (сбыта) скажется в том, что производитель попадет в экономическую зависимость от торговца (скупщика), и в со­циальном отношении этот момент имеет решающее значение. Это упускают из виду наши «истинные марксисты» вроде г. В. В., ослепленные значением чисто техническо­го прогресса» (98). Это указание на решающее значение появления скупщика — глубо­ко верно. Решающим является оно в том отношении, что безусловно доказывает уже наличность капиталистической организации производства, доказывает применимость и к России положения, что «товарное хозяйство — денежное хозяйство — есть хозяйство капиталистическое», создает то подчинение производителя — капиталу, из которого не может быть иного выхода, кроме самодеятельности производителя. «С того момента, что между потребителем и производителем становится капиталист-предприниматель, — а это неизбежно при производстве на широкий и неопределенный рынок, — мы име­ем перед собой одну из форм капиталистического

448 В. И. ЛЕНИН

производства». И автор справедливо добавляет, что, «если под кустарным производст­вом разуметь такое, при котором производитель, работая на неопределенный и отда­ленный рынок, пользуется полной экономической самостоятельностью, то окажется, пожалуй, что этого настоящего кустарного производства в русской действительности почти не имеется». Напрасно только употреблено тут выражение «пожалуй» и будущее время: преобладание домашней системы крупного производства и полнейшего пора­бощения кустарей скупщикам — общераспространенный и преобладающий факт дей­ствительной организации наших кустарных промыслов. Эта организация — не только капиталистическая, но, по верному замечанию автора, это еще организация «чрезвы­чайно выгодная для капиталистов», обеспечивающая им гигантские барыши, безобраз­но низкую заработную плату и в высшей степени затрудняющая организацию и разви­тие рабочих (с. 99—101). Нельзя не отметить, что факт преобладания капиталистиче­ской эксплуатации в наших кустарных промыслах известен давным-давно, но народни­ки игнорируют его самым беззастенчивым образом. В каждом почти номере их журна­лов и газет, где идет речь об этом предмете, встретите вы сетования на то, что прави­тельство поддерживает «искусственно» крупный капитализм [вся «искусственность» которого состоит в том, что он крупный, а не мелкий, фабричный, а не кустарный, ме­ханический, а не ручной] и ничего не делает для «нужд народной промышленности». С полной наглядностью выказывается тут ограниченность мелкого буржуа, борющегося за мелкий капитал против крупного и упорно закрывающего глаза на бесспорно уста­новленный факт, что и в этой «народной» промышленности существует такая же про­тивоположность интересов и что, следовательно, не в жалких кредитах и т. п. заключа­ется выход. Так как для мелкого хозяина, привязанного к своему хозяйству и боящегося постоянно потерять его, все это представляется чем-то ужасным, какой-то «агитацией» «о справедливом вознаграждении за труд, как будто не сам труд в плодах своих создает это воз-