Владимир Ленин - ПСС, т.1

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 449

награждение», — то понятно, что единственным представителем трудящейся массы кустарей может быть только производитель, стоящий в «искусственных», «тепличных» условиях фабрично-заводской промышленности .

Остановимся еще на рассуждении г. Струве о земледелии. Паровой транспорт выну­ждает переход к меновому хозяйству, он делает сельскохозяйственное производство товарным. Товарный же характер производства безусловно требует «его экономической и технической рациональности» (ПО). Положение это автор считает особенно важным аргументом против народников, которые с торжеством указывают на недоказанность (будто бы) преимуществ крупного производства в земледелии. «Тем, кто опирается на учение Маркса, — отвечает им автор, — не пристало отрицать значение экономических и технических особенностей сельскохозяйственного производства, благодаря которым в известных случаях мелкие предприятия имеют экономические преимущества над крупными, — хотя бы сам Маркс и отрицал значение этих особенностей» (111). Очень неясное место. О каких это особенностях говорит автор? Почему не указывает их точ­но? Почему не указывает, где и как выражал об этом свое мнение Маркс и на каких ос­нованиях признается нужным исправить это мнение?

«Мелкое земледельческое производство, — продолжает автор, — все больше и больше должно принимать товарный характер, и для того, чтобы быть жизнеспособны­ми предприятиями, мелкие земледельческие хозяйства должны удовлетворять общим требованиям экономической и технической рациональности» (111). «Дело вовсе не в том, будут ли мелкие земледельческие предприятия поглощены крупными — такого исхода экономической эволюции вряд ли можно ждать, — а в той метаморфозе, кото­рой подвергается все народное хозяйство под влиянием обмена. Народники упускают

«Весь процесс выражается в том, что мелкое производство (ремесло) одними своими элементами сближается с «капитализмом», другими — с наемным трудом, свободным от средств производства» (с. 104).

450 В. И. ЛЕНИН

из виду, что вытеснение натурального хозяйства меновым в связи с констатированным выше «рассеянием промышленности» совершенно изменяет всю структуру общества. Прежнее отношение между земледельческим (сельским) и неземледельческим (город­ским) населением нарушается в пользу последнего. Самый экономический тип и пси­хический склад сельскохозяйственных производителей коренным образом изменяется под влиянием новых условий хозяйственной жизни» (114).

Приведенное место поясняет нам, что хотел сказать автор своей тирадой о Марксе, и вместе с тем наглядно иллюстрирует вышесделанное замечание, что догматичный спо­соб изложения, не опирающийся на изображение конкретного процесса, затемняет мысли автора и оставляет их недоговоренными. Положение его о неверности народни­ческих взглядов совершенно правильно, но неполно, потому что не сопровождается указанием на те новые формы классового антагонизма, которые развиваются при этой замене нерационального производства рациональным. Автор, например, ограничивает­ся беглым упоминанием, что «экономическая рациональность» означает «наивысшую ренту» (ПО), но забывает добавить, что рента предполагает буржуазную организацию земледелия, т. е., во-первых, полное подчинение его рынку, и, во-вторых, образование в земледелии таких же классов буржуазии и пролетариата, которые свойственны и капи­талистической индустрии.

Народники, рассуждая о некапиталистической, будто бы, организации нашего зем­леделия, ставят вопрос безобразно узко и неправильно, сводя все к вытеснению мелких хозяйств крупными, и только. Г-н Струве совершенно справедливо говорит им, что при таком рассуждении они упускают из виду общий характер земледельческого производ­ства, который может быть (и действительно является у нас) буржуазным и при мелком производстве, как является буржуазным хозяйство западноевропейских крестьян. Ус­ловия, при которых мелкое самостоятельное хозяйство («народное» — по терминоло­гии российской интеллигенции) становится

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 4M

буржуазным, известны: это, во-первых, господство товарного хозяйства, которое при изолированности производителей порождает среди них конкуренцию и, разоряя массу, обогащает немногих; это, во-вторых, превращение рабочей силы в товар и средств про­изводства в капитал, т. е. освобождение производителя от средств производства и капи­талистическая организация важнейших отраслей промышленности. При этих условиях мелкий самостоятельный производитель становится в исключительное положение по отношению к массе производителей, — как и у нас сейчас действительно самостоя­тельные хозяева представляют исключение среди массы, работающей за чужой счет, не имеющей не только «самостоятельного» хозяйства, но даже и жизненных средств на неделю. Положение и интересы самостоятельного хозяина обособляют его от массы производителей, живущих главным образом заработной платой. Между тем как по­следние выдвигают вопрос о «справедливом вознаграждении», являющийся по необхо­димости преддверием коренного вопроса об ином устройстве общественного хозяйства, — первого интересует гораздо живее совсем другое: кредит, и особенно мелкий «на­родный» кредит, улучшенные удешевленные орудия, «организация сбыта», «расшире­ние землевладения» и т. п.

Самый закон о преимуществе крупных хозяйств над мелкими есть закон только то­варного производства и, следовательно, не может быть прилагаем к хозяйствам, не втя­нутым еще окончательно в товарное производство, не подчиненным рынку. Поэтому такая аргументация (в которой, между прочим, упражнялся и г. В. В.), что упадок дво­рянских хозяйств после реформы и аренда крестьянами частновладельческих земель опровергает мнение о капиталистической эволюции нашего земледелия, — эта аргу­ментация доказывает только полное непонимание дела у прибегавших к ней. Понятно, что

Понятно, что речь идет о хозяйственной изолированности. Общинное землевладение нимало ее не устраняет. При самых «уравнительных» переделах крестьянин в одиночку хозяйничает на своей полосе, следовательно, является изолированным, обособленным производителем.

452 В. И. ЛЕНИН

разрушение крепостных отношений, при которых культура была в руках крестьян, вы­звало кризис помещиков. Но не говоря уже о том, что этот кризис повел только к при­менению все в больших и больших размерах труда батраков и поденщиков, сменявшего отживающие формы полуфеодального труда (за отработки), — не говоря уже об этом, самое крестьянское хозяйство стало существенно изменять свой характер: оно вынуж­дено было работать на рынок, что и не замедлило повести к расколу крестьянства на деревенскую мелкую буржуазию и сельский пролетариат. Этот раскол окончательно решает вопрос о капитализме в России. Г-н Струве поясняет указанный процесс в V главе, где он замечает: «Мелкий земледелец дифференцируется: развивается, с одной стороны, «экономически крепкое» крестьянство [надо было сказать: буржуазное], с другой — крестьянство пролетарского типа. Черты народного производства соединя­ются с капиталистическими в одну картину, над которой явственно значится надпись: чумазый идет» (стр. 177).

Вот на эту сторону дела, на буржуазную организацию нового, «рационального» зем­леделия и следовало обратить внимание. Следовало показать народникам, что, игнори­руя указанный процесс, они превращаются из идеологов крестьянства в идеологов мел­кой буржуазии. «Поднятие народного производства», которого они жаждут, может оз­начать, при такой организации крестьянского хозяйства, только «поднятие» мелкой буржуазии. Напротив, те, кто указывает на производителя, живущего в наиболее разви­тых капиталистических отношениях, выражают правильно интересы не одного только этого производителя, а и всей гигантской массы «пролетарского» крестьянства.

Неудовлетворительность изложения у г. Струве, его неполнота и недоговоренность привела к тому, что, говоря о рациональном земледелии, он не характеризовал его об­щественно-экономической организации, — что, показывая, как паровой транспорт за­меняет нерациональное производство рациональным, натуральное товарным, он не ха­рактеризовал той новой формы

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 453

классового антагонизма, которая складывается при этом.

Этот же недостаток в постановке вопросов сказывается на большей части рассужде­ний в разбираемых главах. Для иллюстрации приведу еще несколько примеров. Товар­ное хозяйство — говорит автор — и широкое общественное разделение труда «разви­ваются, опираясь на институт частной собственности, принципы экономической свобо­ды и чувство индивидуализма» (91). Прогресс национального производства связан с «мерой господства института частной собственности над обществом». «Быть может, это печально, но так происходит дело в действительности, это — эмпирически, истори­чески установленное сосуществование. В настоящее время, когда с таким легкомысли­ем третируются идеи и принципы XVIII века, причем в сущности повторяется его же ошибка, — слишком часто забывается эта культурно-историческая связь экономиче­ского прогресса с институтом частной собственности, принципами экономической сво­боды и чувством индивидуализма. Только игнорируя эту связь, можно рассчитывать на то, что без осуществления названных начал возможен для экономически и культурно неразвитого общества хозяйственный прогресс. Мы не чувствуем никакой особенной симпатии к этим началам и прекрасно понимаем их исторически-преходящий характер, но в то же время мы не можем не видеть в них огромной культурной силы, не только отрицательной, но и положительной. Не видеть ее может только идеализм, мнящий се­бя в своих построениях не связанным никакой исторической преемственностью» (91).