Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
11 июня в Вашингтоне было подписано американо-советское соглашение «о принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии», регулировавшее расчеты по ленд-лизу. Соглашение это было аналогичным всем другим соглашениям, заключавшимся США со странами – получателями ленд-лиза. 12 июня из коммюнике, опубликованном в Москве и Вашингтоне, мир узнал: между США и СССР «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году».
А на южном крыле советско-германского фронта шли тяжелые бои, враг рвался к Волге и Кавказу. Рузвельт, внимательно следивший за ходом вооруженной борьбы, пришел к выводу, что «спасать» СССР, по всей вероятности, не придется. Тут высказался Черчилль, заявивший, что, пока вермахт не будет деморализован в войне с СССР, западные союзники не должны открывать крупных военных операций в Европе. Последовали сложные американо-английские переговоры. 24 июля ФДР согласился с Черчиллем. Они договорились осенью 1942 года провести высадку в Северной Африке.
Операцию задумали в недрах УСС. Донован еще до вступления США в войну в октябре 1941 года, докладывая ФДР первые наметки ее плана, подчеркивал: «То будет конкретная иллюстрация наших возможностей»22. УСС до отказа использовало сохранение дипломатических отношений США с режимом Виши. Французские владения в Северной Африке были наводнены агентурой УСС. Возглавлявший ее личный представитель Р. Мэрфи указывал: «Политика правительства США в отношении французской Северной Африки была личной политикой президента»23.
Американское командование негодовало, не выходя за рамки военной дисциплины. Штаб армии докладывал президенту: «Если немцы схватят за горло русскую армию, то никакие булавочные уколы не отвлекут их от поставленной цели. И чем дальше от нацистской цитадели будут проводиться такого рода операции, тем меньшие результаты они дадут». Штаб подчеркивал, что успех вторжения будет зависеть от «готовности пойти на риск и жертвы, связанные с захватом плацдарма». Если эта аргументация была способна убедить ФДР, то только в том, что со вторым фронтом торопиться не нужно. Он делал ставку на то, чтобы США сохранили свои силы, а генералы, по его мнению, рвались расточать их. Едва ли они осмелились бы досаждать главнокомандующему своими меморандумами, если бы знали не только об усилиях УСС, но хотя бы о популярной лекции по стратегии, которую президент прочитал своему сыну Эллиоту в начале 1942 года. «Ты представь себе, – говорил ФДР сыну, – что это футбольный матч. А мы, скажем, резервные игроки, сидящие на скамье. В данный момент основные игроки – это русские, китайцы и в меньшей степени англичане. Нам предназначена роль игроков, которые вступят в игру в решающий момент. Еще до того, как наши форварды выдохнутся, мы вступим в игру, чтобы забить решающий гол. Мы придем со свежими силами. Если мы правильно выберем момент… Я думаю, что момент будет выбран правильно»24.
То была не семейная беседа отца с сыном. Строя американскую систему разведки, ФДР полагался только на абсолютно надежных людей. США наладили авиафоторазведку с больших высот вражеской или оккупированной территории. «Эллиот Рузвельт был назначен начальником ее в Европе. Сомнительно, чтобы остался хоть угол в Западной Европе и Северной Африке, который не был бы снят с воздуха. Со временем эти операции были распространены на Тихий океан и Юго-Восточную Азию»25.
Что касается тогдашних военных действий, то ФДР с добродушной улыбкой объяснил своим командующим: обещания открыть второй фронт «имели целью лишь обнадежить Советское правительство». Стимсон и Маршалл не могли поверить своим ушам. Терзаемые мрачными предчувствиями по поводу исхода немецкого наступления в СССР, они уже видели победоносную Германию, перебрасывающую силы на запад. Они нашли подход ФДР ко второму фронту в Европе в 1942 году «безответственным», а его объяснения – «фривольными, он вел себя как ребенок». Генералы терялись в догадках, ибо с военной точки зрения переключение усилий США в Северную Африку представлялось абсурдом.
По всей вероятности, после некоторого замешательства они сообразили, что в дело замешана высокая политика. Они попытались получить подтверждение у ФДР, хотя бы уяснить положение для себя. Начальники штабов обратились к Рузвельту с докладной, высказав предположение: «Итак, советские победы, а не неминуемое поражение Советов, становятся решающей предпосылкой вторжения в 1943 году». ФДР никак не реагировал.
12 августа в Москву приехал Черчилль. Он сообщил, что второй, фронт не будет открыт в 1942 году. Прибывший с ним представитель Рузвельта А. Гарриман подтвердил – так и будет. Это поставило Советский Союз, сражавшийся один на один с Германией и ее европейскими сателлитами, в тяжелое положение – советское командование, планируя осеннюю и зимнюю кампании в 1942 году, рассчитывало, что на западе развернутся активные операции.
В Вашингтоне понимали, в какое неловкое положение поставили себя США и Англия, вероломно нарушив торжественные обязательства. 19 августа Ф. Рузвельт пишет И.В. Сталину: «Я весьма сожалею, что не смог принять участия с Вами и г-ном Черчиллем в совещаниях, которые недавно происходили в Москве… Соединенные Штаты хорошо понимают тот факт, что Советский Союз несет основную тяжесть борьбы и самые большие потери на протяжении 1942 года, и я могу сообщить, что мы весьма восхищены великолепным сопротивлением, которое продемонстрировала Ваша страна. Мы придем Вам на помощь по возможности скорее и по возможности большими силами, как только сможем это сделать, и я надеюсь, что Вы верите мне, когда я сообщаю Вам об этом». Советское правительство приняло это послание к сведению.
Осенью 1942 года, когда на советско-германском фронте шли особенно тяжелые и кровопролитные сражения, ФДР поддержал советский народ теплыми посланиями на имя И.В. Сталина.
5 октября: «Я посылаю Вам мои самые сердечные поздравления с великолепными победами советских армий и мои наилучшие пожелания Вам дальнейшего благополучия. Верьте мне, искренне Ваш Франклин Д. Рузвельт».
9 октября: «Доблестная оборона Сталинграда глубоко взволновала в Америке всех, и мы уверены в ее успехе».
19 ноября: «Мне не приходится говорить Вам о том, чтобы Вы продолжали хорошую работу. Вы делаете это, и я искренне считаю, что дела везде выглядят в более благоприятном свете. С горячим приветом Рузвельт».
Советские люди нуждались прежде всего в военной помощи. ФДР заверял, что делается все, чтобы ускорить отправку вооружения и снаряжения. На деле, замечают американские военные историки Р. Лейтон и Р. Коакли, «когда решалась судьба великого сражения под Сталинградом, поставки из Соединенных Штатов далеко не достигли обещанного по второму протоколу. К концу ноября 1942 года было отправлено 840 тыс. т грузов против 1 608 тыс. т, намеченных по плану». Осенью 1942 года, ссылаясь на трудности, Англия и США прекратили проводку конвоев и северные порты Советского Союза. Все это, естественно, наложило отпечаток на американо-советские отношения.
ФДР тем не менее стал в позу. 28 октября он пишет Черчиллю: «Меня не особенно тревожат полученные нами ответы или отсутствие ответов из Москвы. Я решил, что они не пользуются даром речи для тех же целей, как мы… (он не заметил убийственной иронии в собственный адрес в этих словах. – Н. Я.). Я вполне убежден, что русские продержатся эту зиму и что нам следует решительно осуществлять наши планы как в смысле снабжения их, так и отправки военно-воздушных сил для участия в боевых действиях на их фронтах. Я хочу, чтобы мы имели возможность сказать г-ну Сталину, что мы выполнили наши обязательства на 100 процентов».
Логика президента имела мало общего с действительностью. Как можно совместить это заявление с тем, что действительно делали США летом и осенью 1942 года! Впрочем, стоит ли морализировать, послушаем компетентных людей. Д. Эйзенхауэр назвал день, когда было принято решение об отказе от вторжения в Европу, «самым мрачным в истории». Гопкинс никак не разделял предостережения Черчилля о том, что Ла-Манш станет «рекой крови».
Когда кончилась война, генерал Маршалл высказался прямо: «Нынешнее поколение американцев надолго запомнит мрачные дни 1942 года, когда японцы захватили Малайю, оккупировали Бирму, создали угрозу Индии, в то время как германские войска подошли к Волге и Суэцу. В то время Германия и Япония оказались настолько близки к завоеванию господства над миром, что мы до сих пор по-настоящему не осознали, насколько тонкой была нить, на которой держалась судьба Объединенных Наций. Ради справедливости следует сказать, что наша роль в предотвращении катастрофы в те дни не делает нам чести»26.
Катастрофу отвратили русские солдаты, выдержавшие натиск врага в Сталинграде и предгорьях Кавказа с безграничным мужеством и тяжкими потерями.
