Светлана Рябцева - Дети восьмидесятых
Если бы это еще понимала администрация! Но — увы… Во время урока в класс может войти кто угодно и а) проверить, промаркированы ли парты (директриса почему-то убеждена, что промаркировать парты — это значит поставить на них номер кабинета, в котором они стоят);
б) выяснить, сколько учащихся отсутствует;
в) сообщить, что после третьего урока совещание в учительской;
г) велеть всем срочно идти на прививку;
…….
я) выявить тех учащихся, у которых не обёрнуты учебники.
Много раз я закрывала дверь перед уважаемыми комиссиями, заработала печальную славу человека с несносным характером, но отрывать нас от работы — не скажу прекратили — стали намного реже. Самое печальное — они никак не могли взять в толк: из-за чего это я, собственно?..
На уроках не устаю расхваливать тех, кто думает, ищет, задаёт умные вопросы, храбро преодолевает и внешние трудности, и своё неумение, свою лень. Эстетическая оценка тесно переплетена с нравственной, неотделима от неё.
— Какое красивое лицо у думающего человека! Как прекрасны умные глаза! Всякий труженик, мастер своего дела, вызывает у меня глубокое чувство уважения, даже почтения.
Эти слова уже можно отнести к доброй трети класса. «Силачей» я посадила на 3-й ряд, «серединка» занимает середину, а на 1-м ряду самые рыхлые детки, за которыми нужен глаз да глаз. Между 1-м и 3-м рядом громадная дистанция: «силачи» уже самостоятельно изучают новую тему, к которой мы, правда, давно готовимся, решают заковыристые задачки и горы примеров. Они трудятся увлечённо, они цепкие и активные, да ещё и индуцируют друг друга. Эти же шагу без меня ступить не могут: стоит мне переключить внимание на другой ряд, они сразу «разбредаются» кто куда и — под кусток, на бочок. Для них пока умственный труд принудителен.
Такое деление на данном этапе совершенно необходимо: выучить всех, т. е. 37 человек, в наших условиях я не могу. После уроков мы никогда уроками не занимаемся — из принципиальных соображений: считаю это вредным и для ребят, и для учителя. И на второй год не оставляю: мне дали нормального ребенка, — значит, я должна его научить.
Вот ведь положение: научить невозможно, и не научить нельзя! Потому и выращиваю на третьей «грядке» помощников: без них — никак, пропаду, не справлюсь. И они об этом знают.
Много раз слышала мнение: надо вводить раздельное обучение для сильных и слабых детей, так как при совместном учатся только средние, сильные теряют интерес к учебе, слабые отстают, потому что не успевают усваивать.
Но у С.Н. Лысенковой учатся все! Многому и я у неё научилась, а потом решила поискать свои пути.
Когда помощники мои закалились и окрепли в бурных спорах и тихих обсуждениях, я спросила:
— Кто из вас хотел бы помочь товарищам, тем, кому учиться пока трудно?
Нет, они не просто хотели, они дружно бросились помогать! Ребята эти накопили достаточно сил и знаний, и потребность образовалась — помочь, поделиться, сделать добро. Так они и сидели потом до конца года, «вели» товарищей при помощи диалога, системы наводящих вопросов. И со временем одинаково высоко стали цениться обе позиции: «Давай помогу» и «Спасибо, я сам». Почётно и прийти на помощь, и справиться своими силами.
Но это всё потом. А пока третья «грядка» не умеет владеть собой. Решил задачу Серёжа Щ. и сразу полез к соседям в тетрадки: интересно, а они решили? Нет, сидят, пыхтят. Ого-го! Серёжа стремительно вырастает в собственных глазах, становится великим, могучим и недосягаемым —
|досягаемым — ну по крайней мере в математике! А на прочь лишённые какой бы то ни было чуткости соседи не обращают никакого внимания, ковыряются в своих задачах, а там и делать-то нечего — для умного мальчика!
А потом и Егор справился — и те же заботы его одолевают. Всё, никакой работы. Зашебуршили, заговорили всё громче и громче. Ни на кого уже и внимания нe обращают — собой заняты, хвалятся друг перед дружкой. Ишь, элита завелась на «грядке»!
Отругала:
— Ах, какой я молодец, умник и, можно сказать, вундеркинд! Задачу решил — надо же! Быстрее всех! Теперь я желаю поговорить, вот. Правда, этим я помешаю другим ребятам думать, решать — какие пустяки! (Главное — я решил. А до остальных мне, умнице, и дела нет.
Всё утрированно и наглядно. На самом-то деле не совсем так. Они не понимают, что говорят громко, всем мешают. Не умеют адекватно оценивать себя, оптимально вписываться в ситуацию. Всё эго так, но и элемент наплевательства тоже есть. Главное — не дать ему разрастись. А остальному научатся, и тоже при помощи театра.
Научить разговаривать на уроке ох как непросто! Вот запретить — другое дело: раз — и готово. И все молчат. Речь развивают. Мысленно.
А потом вдруг оказывается, что дети ни говорить, ни думать не научились.
В августе я занималась с третьеклассниками, оставленными на осень. Набралось 8 человек, из них двое — с отставанием в умственном развитии, а остальные просто запущенные: вроде нормальные ребята, но с каким-то задавленным воображением, со стойким, неодолимым страхом перед думанием. Оказывается, они ничего на уроках не проговаривали. Их призывали, думать, но не учили этому нелёгкому делу. Скованность, напряжённость, страх мы снимали при помощи юмора. И уже со свободными детьми вслух думали, хором проговаривали алгоритмы. И дело пошло.
Я разделила ребят на две группы: с одними занималась русским языком, с другими— математикой. Но они как-то сразу объединились: одни не хотели уходить, а другие приходили пораньше, и получалось, что все занимались и русским языком, и математикой. Добровольное сидение за уроками летом, когда на дворе столько соблазнов! Значит, и эти, самые слабые дети, «лентяи», тоже хотят учиться, хотят знать, хотят думать?
А мы думать не учим. Но зато преуспели в требовании так называемых полных ответов.
— Дети, сколько будет, если к пяти прибавить три?
— Восемь.
— Нет, Федя, ты неправильно ответил. Надо полным ответом: «Если к пяти прибавить три, получится восемь».
Можно подумать, что если за урок ребёнок скажет семь слов вместо одного, то у него и вправду речь разовьётся! Да на уроках дети должны говорить постоянно, так как мышления без речи нет и быть не может. Да не просто повторять за учительницей, как попугаи, — нет! Речь должна быть прежде всего мотивированной. А то Федя садится на место, повторив семь слов, а сам думает: «И зачем я все это говорил? Ведь проще сказать «восемь» — и всё…» И это ещё хорошо. Гораздо хуже, если он об этом не задумается.
Если мы хотим развить речь, она должна быть нужной ребёнку, ну просто позарез необходимой. Потребность в речи у детей есть, да только мы её не развиваем; не направляем в нужное русло (не умеем?). Мы, умницы такие, с ней боремся. Героически: круглые бревна носим, а квадратные катаем.
— А ну, Иванов, замолчи сейчас же!
— Петров, опять болтаешь? Давай сюда дневник!
Я разрешила детям разговаривать, более того, поощряла разговоры на уроках. Все алгоритмы мы повторяли вслух: сами себе давали команды, сами их выполняли. Читали, обсуждали и книги, и случаи из жизни, и фильмы. Задавали вопросы, а ведь лаконично сформулировать умный вопрос или дать на него достойный ответ очень непросто!
Многие ребята не умеют пока думать вместе, но шум, разговоры слышат и сами начинают попусту молоть языками. Подхожу, подталкиваю мысли, они со скрипом сдвигаются, некоторое время идут — и опять встали. Тяжёлая работа! Но ничего, приходится ждать, терпеть «не те» разговоры, разворачивать их на путь решения проблем. Эта цель достижима, просто скорость движения у всех ребят разная и разный старт.
Наташа Д. и Алёша П. решают, как и все остальные, изобретательскую задачу «Пионерской правды». Как облегчить труд путевых рабочих, которые меняют трамвайные рельсы? Легче всего рельс катить, но тогда он должен быть круглым. А такой рельс уже не нужен, так как он не отвечает своему назначению. Как устранить противоречие, на первый взгляд неразрешимое?
Наташа. Я придумала! Тут надо приделать колесики… или нет, лучше тележки с колёсиками, на них положить и катить.
Алёша (с замечательной иронией). А положить-то ломиком, ломиком…
Наташа смеётся. И правда, не подходит.
Задачу решили три группы почти одновременно. Потом вместе доводили, отвечали на другие вопросы задания, составляли черновик письма в «Пионерскую правду» Г. Альтову.
Через некоторое время в газете были опубликованы ответы. Кричали «ура» и гордились собой: вот что мы можем! (Г. Альтов предлагает пионерам задачи, задачи, за решение которых взрослые люди получили авторские свидетельства.)
Учились думать и параллельно развивали тормоза. В случаях столкновений стороны обычно заявляли хором: «А я ничё, это он…»
В пустяках мы не копались, не выясняли, кто прав, кто виноват, а просто поднимали на смех, утверждая мнение: умные люди скандалить по таким мелочам не станут.
