Война с Западом - Дуглас Мюррей
Для Сартра Фанон, напротив, предлагал другой путь - "революционный социализм повсюду".
И поэтому Сартр верно заметил, что Фанон заставляет своих читателей "быть начеку" против "западной культуры". И все это было достойно восхищения в глазах Сартра. Ведь Сартр был человеком, который утверждал, что "единственная истинная культура - это культура революции".
Сартр говорит о людях, "которые слишком вестернизированы" и впитали в себя "колдовство" западной культуры. И он, кажется, почти задыхается от перспективы грядущего конфликта. "В прошлом мы творили историю, - пишет он, - а теперь она творится из нас. Соотношение сил перевернулось; деколонизация началась; все, что могут сделать наши наемные солдаты, - это отсрочить ее завершение".
Человек, для которого Сартр поднял занавес, был столь же мстителен. Фанон, который был огромной фигурой в свое время и до сих пор часто цитируется антиколониальными авторами, говорил, что когда "туземец" слышит о западной культуре, "он вытаскивает свой нож" и "издевательски смеется при упоминании западных ценностей". Он писал, что "в период деколонизации колонизированные массы насмехаются над этими самыми ценностями, оскорбляют их и извергают из себя". Читая Фанона сейчас, поражаешься тому, как много утверждений, сделанных им в 1960-е годы, было развито в последующие десятилетия. Например, Фанон писал, что "богатство имперских стран - это и наше богатство... Европа в буквальном смысле является порождением Третьего мира". По мнению Фанона, доки Бордо и Ливерпуля обязаны своей славой только торговле рабами, и поэтому, "когда мы слышим, как глава европейского государства заявляет, положа руку на сердце, что он должен прийти на помощь бедным слаборазвитым народам, мы не трепещем от благодарности. Напротив, мы говорим себе: "Это справедливое возмещение, которое будет нам выплачено"". Для жителей слаборазвитых стран все подобные выплаты - это "их долг". А "капиталистические державы... должны платить".
Подобным образом, в аргументах, которые вскоре станут привычными, Фанон осуждал всю западную буржуазию как "фундаментально расистскую". Однако он также опасался силы идей, которые экспортирует Запад. Из-за импорта западных фильмов, литературы и многого другого он опасался, что "молодые африканцы находятся во власти различных нападок, совершаемых на них самой природой западной культуры". Фанон не знал, как с этим справиться, кроме как сказать людям, чтобы они не подражали Европе, а создавали "целостного человека", которого Европа "не смогла привести к триумфальному рождению". В своем захватывающем заключении он утверждает: "Два века назад одна из бывших европейских колоний решила догнать Европу. Это удалось настолько хорошо, что Соединенные Штаты Америки превратились в монстра, в котором пороки, болезни и бесчеловечность Европы достигли ужасающих размеров".
В этом есть несколько интересных моментов. Не в последнюю очередь то, что Фанон, как и многие другие постколониальные писатели, ставшие известными на Западе, на самом деле не заинтересован в восстановлении культур незападных стран, о которых он заявляет, что заботится. Он не заинтересован в возвращении африканских стран к эпохе племенных обычаев или любой другой традиции коренных народов доколониального периода. Его интересует анализ этих культур через призму марксизма, а затем их "спасение" путем применения к ним марксистской идеологии. Естественно, в этом есть что-то извращенное. Ведь Маркс был западным мыслителем, не имевшим практически никаких знаний - не говоря уже об опыте - о незападных культурах или обществах. Одна из ироний постколониалистских мыслителей заключается в том, что многие из них идут тем же путем, что и Фанон. Стремясь избавиться от наследия западного колониализма, они находят ответ для каждого незападного общества в западном марксизме.
Другие аргументы Фанона также стали привычными для Запада в последующие десятилетия. Например, аргумент о том, что Запад особенно хищный - и в этом отношении он совершенно не похож на все остальные культуры. Есть аргумент, что Запад полностью лишен добродетели, даже если он странно и даже опасно манит. И еще - настойчивое требование мести и того, что Запад должен заплатить за содеянное. Наконец, любопытен тот факт, что ярость против имперских держав XIX века не ограничивается ими, а распространяется на страну, у которой никогда не было империи: Америку. В этом можно усмотреть интересную истину. Можно найти много причин критиковать европейские державы за их империи. Но если это рассматривается как грех основания, а западные страны, у которых не было империй, объединяются с теми, у кого они были, тогда кажется, что в глазах таких критиков проблема не в империи, а в самом Западе.
Сила и стиль произведений Фанона заставляют его читать. Хотя его привлекательность, похоже, в основном заключается в жажде насилия, в частности мести Западу. Но после Фанона есть еще один мыслитель, чья центральная идея достигла еще больших масштабов, и чей интерес к Ближнему Востоку привел к тому, что он написал крайне враждебное переосмысление Запада. Этот писатель - Эдвард Саид, палестинец-христианин, родившийся в 1935 году, оказавший беспрецедентное влияние на то, как значительная часть Запада думает о себе.
Как и у других постколониальных писателей, центральное утверждение Саида - исключительно антизападное. Его не интересуют преступления, совершенные незападными державами. И эта незаинтересованность приводит его к убеждению, что любой аспект Запада - даже или особенно его интеллектуальное и культурное любопытство - должен быть не просто осужден, а осмеян. Его центральная работа, объясняющая эту тенденцию, - "Ориентализм", опубликованная в 1978 году, - стала одной из самых цитируемых книг в академических кругах по всем дисциплинам. Главная критика Саида - это попытка доказать, что когда западные люди сталкивались с другими обществами, они делали это через призму тех обществ, из которых они пришли. Несмотря на интеллект и стиль, которые Саид мог привнести в свои работы и публичные дискуссии, этот центральный тезис совершенно непримечателен. В конце концов, через какую еще призму западные путешественники и ученые должны были смотреть на Восток? Разве можно было ожидать, что они посмотрят на Ближний Восток глазами китайцев? Или ближневосточными глазами? И почему западные исследователи, лингвисты и другие должны соответствовать столь странным стандартам? Было бы любопытно ожидать, что арабы посмотрят на Европу европейскими глазами. Или чтобы китайцы смотрели на Ближний Восток глазами аборигенов. Каждый подходит к другой культуре через ориентиры, которые он почерпнул в той культуре, откуда он родом. В этом нет ничего зловещего. Это неизбежно.
Однако для Саида, пока люди, которые смотрят, являются западными, а культуры, на которые смотрят, - нет, это очень зловеще. Все, что связано с Западом, даже образованность его ученых, направляется против него. Например, Саид хочет обвинить западных людей в их якобы узком мировоззрении. Он игнорирует тот
