Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Сергей Мохов
Глава 1. Смерть в Средние века и раннее Новое время: от церковной монополии к первым гробовщикам
Media vita in morte sumus quern quaerimus adjutorem nisi te, Domine, qui pro peccatis nostris juste irasceris?
Sancte Deus, sancte fortis, sancte et misericcrs Salvator: amarae morti ne tradas nos[3].
Первый этап становления похоронной индустрии — это почти тысячелетний период, начиная с темных веков раннего Средневековья и до Реформации в XVI веке, когда Мартин Лютер написал свои «95 тезисов». На протяжении почти 10 веков вся социальная жизнь Европы находилась под прямым влиянием Римско-католической церкви. Она управляла третью пахотных земель Европы, участвовала в политической жизни и в разрушительных войнах наравне с феодалами, регулировала торговлю, а ее представители были самым образованным сословием (Колесницкий 1986). Неудивительно, что на протяжении всего этого времени католическая церковь не только формировала картину мира средневекового человека, рассказывая ему о жизни и смерти, но занималась и административной стороной этого вопроса: проводила похороны и обладала монопольным правом на содержание погостов.
Проститутки, ярмарки и драки: церковные погосты в Средние века
Кладбища в Средние века всегда были связаны с местным церковным приходом. Эта практика сложилась еще в VII веке, когда святой Куберт Линдисфарнский (королевство Нортумбрия, современная Англия) получил разрешение от Папы отдавать во владение церкви специальные места для погребения умерших христиан[4]. В этом он, вероятно, подражал уже ранее существовавшей практике монашеских орденов и первых христиан, которые всегда хоронили умерших братьев в стенах своей обители и при храмах. Размещая могилы за высокими стенами монастырей и храмов, они не только символически связывали в единую общность живых и мертвых, но и охраняли могилы своих собратьев от разорения. Христиане, отвергавшие кремацию[5] и не имевшие кладбищ за стенами собственных общин, моментально окружили себя большим количеством захоронений. Возможно, поэтому римский император Юлиан Отступник уже в IV веке сетовал, что «христиане весь мир заполонили мертвецами и могилами» (Сорочан 2013: 97). Практика объединения кладбища и пространства общины (храма) довольно быстро распространилась, и уже в VIII веке погребение в границах прихода стало повсеместным.
Несмотря на естественный страх, которые внушали разлагающиеся останки, церковные погосты были не только привычной частью физического и культурного ландшафта церкви, но и естественным и даже логичным продолжением самого храма: смерть и мертвое тело занимали в христианском мировоззрении центральное место. Так, структурно продолжая мифологический архетип умирающего и воскресающего бога[6], в центре христианской космогонии находится распятый бог — Иисус Христос на деревянном кресте. Изображение физически умерщвленного бога является основным символическим элементом церковного пространства, подчиняя себе все остальные элементы.
Средневековый человек жил в постоянном ожидании близкого конца света, скорой смерти и посмертных физических мук — ад был неразрывно связан с физическими страданиями. Каждый средневековый храм украшала красочная роспись, известная как «Пляска смерти» или «Трое мертвых и трое живых». Эти иконографические сюжеты служили напоминанием о неизбежности смерти и равенстве всех перед конечностью бытия[7]. Храмы украшали мозаики, изображающие Страшный суд и адские муки, с растерзанными человеческими телами, подвергающимися ужасным пыткам. Подобные картины обычно помещались на выходе из храма и служили напоминанием о губительных страстях, подстерегающих малодушного грешника повсюду, и о последующем вечном наказании.
Позднесредневековое изображение ада и посмертных мучений человека. Около 1470–1480 гг. Франция
Каждый монастырь или приход стремился завладеть мощами святых и поместить их на видное место. Святые останки являлись объектом поклонения, из них даже делались амулеты. Аарон Гуревич отмечает, что масштабы поклонения мощам в средневековом обществе были настолько широки, что иногда от обладания теми или иными останками зависела судьба целой деревни или города[8]. Желание обладать мощами становилось причиной не только открытых конфликтов между рядовыми христианами, но иногда даже служило мотивом убийства почитаемого святого — все ради получения реликвий (Гуревич 1990).
Пляска смерти (danse macabre). 1495 г. Библиотека Ламберт Палас
Поэтому вполне логично, что и могилы простых христиан не были скрыты от глаз или спрятаны за высокие стены и гробницы, а располагались рядом со зданием храма и даже внутри него. Можно сказать, что храм и прилегающее к нему пространство являлись большой могилой, где покойники присутствовали буквально везде: в качестве захоронений, мощей святых, героев настенных мозаик. Поэтому и кладбища не представлялись принципиально другим пространством, каким-либо образом отличным от общецерковного. Филипп Арьес отмечает: «Кладбища, которые для древних были местом скверны, чем-то нечистым, рассматривались теперь христианами как средоточие сакрального, публичного, неотделимого от людского сообщества. Античная оппозиция мертвого и сакрального была, следовательно, не столько снята, сколько перевернута: само присутствие мертвого тела христианина создавало вокруг него пространство если не всецело сакральное, то по крайней мере — по тонкой дефиниции епископа Дюрана Мендского (XIII в.) — религиозное» (Арьес 1992: 64)[9].
Кладбища были не только частью церковного пространства, но и частью города. Например, городские ярмарки устраивались прямо в церковном дворе, где и располагался погост. Это стало возможным, потому что торговцы искали покровительства церкви, которая за небольшую плату допускала их на свою территорию и тем самым оказывала протекцию. Торговые ряды с овощами и свежей выпечкой располагались между одинокими крестами и братскими могилами. В Средние века на погостах пили вино и играли в азартные игры. Там же устраивали театрализованные представления по мотивам Священного Писания — мистерии. Как правило, подобные представления показывали после воскресной мессы во дворе храма. Здесь же проходило и отправление правосудия: судебные заседания и поединки, испытания, ордалии. Жанну Д'Арк, например, судили в Руане на кладбище Сент-Уан (Скакальская 2007: 230–236).
Кладбища являлись информационными центрами: именно здесь население оповещалось о решениях городских властей, новых законах и указах; тут же совершали всевозможные сделки: обмены, дарения, продажи и т. п. (Козьякова 2002). Даже в наше время можно увидеть пристроенную к стене собора во французской Вьенне каменную кафедру, с которой ранее оглашались важные сообщения. Она была обращена к местному кладбищу, ныне, правда, несуществующему. На кладбищах находилось место и для плотских утех: в 1186 году,
