Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме - Джуди Вайсман
Наконец, тому, что женщины чувствуют вечную спешку, может способствовать и исполнение ими ролей, связанных с ведением всего домашнего хозяйства. Ощущаемая женщинами даже вне домашних стен ответственность за такое сложное дело, как организация жизни детей и семейного существования, «может быть одной из причин серьезного гендерного несоответствия между отцами и матерями в том, что касается потребности в дополнительном времени для самого себя, чувства жизни на бегу и ощущения того, что им приходится делать много дел сразу»[132]. Причиной, по которой матери сильнее ощущают субъективную нехватку времени, возможно, служит то, что именно они по-прежнему руководят семейной жизнью, но этот факт сложно выявить при изучении данных из линейных дневников использования времени.
Подобные аргументы предполагают выход за рамки подсчета объемов (оплачиваемого и неоплачиваемого) рабочего времени, чтобы учесть более тонкие, качественные аспекты смысла времени и его восприятия. Они указывают на необходимость исследовать, каким образом люди распоряжаются временем и используют его на практике, а также плотность или интенсивность опыта проживаемого времени. Понятно, что нехватка времени — вопрос сложный и многогранный. Ниже будут обрисованы три различных механизма, вызывающие нехватку времени. Но сначала следует дать более широкий обзор культурных коннотаций, связанных с ощущением загруженности (busyness).
Культурное ускорение: насыщенная жизнь
Выше мы рассмотрели целый ряд экономических и демографических факторов, способствующих возникновению ощущения нехватки времени, включая перемены на рынке труда, изменение продолжительности рабочего дня и сдвиги в составе домохозяйств. Кроме того, мы затронули вопрос, каким образом современные дискурсы родительской сверхответственности усиливают ощущение нехватки времени. Но существует еще один набор объяснений, в первую очередь делающих упор на потреблении. Эти объяснения связаны с предыдущими в том отношении, что резкие изменения в женской занятости совпали с возникновением «культуры переработок», превращающей работников в «добровольных рабов», готовых работать все больше и больше, поскольку общество отождествляет загруженность с успехом и высоким статусом[133].
Подобные аргументы выставляют потребление в чисто негативном свете, возлагая на него ответственность за удлинение рабочего дня, диктуемое нашей конкурентной потребительской культурой. По словам Шор, мы заперты в «беличьем колесе» — порочном круге работы и расходов: мы стремимся превзойти соседей в том, что касается уровня благосостояния, и расплачиваемся за то, что проводим мало времени с детьми, покупая им подарки. Почему, задается она вопросом, состоятельные американцы не хотят заняться дауншифтингом, меньше работать и снизить уровень потребления, чтобы вырваться из этого порочного круга?
Если бы все было так просто. По видимости, чрезмерное потребление в капиталистическом обществе, где чувство своего «я» и чувство свободы во все большей мере определяются деньгами и собственностью, имеет в своей основе глубокие психологические причины. Социологи уже давно говорят о сложных взаимоотношениях между совершением покупок и формированием личной идентичности, а также о той степени, в которой покупка товаров является социальной практикой, ориентированной на других[134]. Предъявляемое индивидуумам требование выражать свою идентичность через стиль потребления влечет вместе с собой требование испытывать новые и разные ощущения, а это втягивает индивидуумов в бесконечную погоню за новыми культурными практиками. Короче говоря, загруженность стала необходимым условием образа жизни, вызывающего удовлетворение.
Возможно, именно на культурные дискурсы, высоко ценящие насыщенную жизнь, в сочетании с высоким уровнем потребления следует возлагать вину за все более острое ощущение нехватки времени. Кроме того, загруженность может повлечь за собой не только стресс — у некоторых людей она может вызвать чувство усиливающегося счастья или удовлетворения жизнью, проистекающее из позитивной энергии, связанной с состоянием возбуждения[135]. Такой подход приводит к переформулированию дискуссии о социально-экономических коррелятах нехватки времени в дебаты вокруг проявлений и последствий загруженности. «В то время как концепция „нехватки времени“ имеет негативные коннотации, понятие „загруженность“ в худшем случае нейтрально — более того, оно может нести в себе позитивные коннотации „загруженности“ как антонима „праздности“»[136].
Значит, понятие загруженности приобрело в нашей культуре новый позитивный смысл? Является ли загруженность символом статуса у обладателей большого социального капитала? Джонатан Гершуни приводит любопытный аргумент, утверждая, что если столетие назад о принадлежности людей к верхнему слою получателей дохода можно было судить исходя из того, как они проводят досуг, то сегодня в противоположность классической «Теории праздного класса» Торстейна Веблена престижем окружены те, кто много работает и больше всего загружен на работе[137].
Выше было описано, каким образом рост числа домохозяйств с двумя кормильцами в сочетании с изменением требований, предъявляемых к родителям, способствует усилению ощущения нехватки времени. Однако этому объяснению ничуть не противоречат еще два аргумента. Первый из них связан с насыщенностью самого досуга, проистекающей из стремления ко все более интенсивному потреблению товаров и услуг[138]. Второй имеет отношение не столько к смене поведения, сколько к тому, как это отражается на вытекающем из него чувстве «загруженности»: «Усиление деловитости может отчасти отражать все более позитивное отношение к „загруженности“, порождаемое его связью со все более насыщенным образом жизни самых привилегированных групп в развитых обществах»[139]. Сегодня показателем высокого социального статуса является не столько показная праздность, сколько показная погруженность в работу, отнимающую много времени.
«Загруженность» является субъективным состоянием, проистекающим из оценки индивидуумом своих недавних или ожидаемых моделей работы с точки зрения текущих норм и ожиданий. Однако для того чтобы загруженность становилась поведением, наблюдаемым извне, она должна находить отражение в большой продолжительности оплачиваемого труда и в насыщенности работы и досуга, то есть в частой смене и большом разнообразии занятий. (Кроме того, очевидным показателем загруженности служит многочисленность одновременных дел: здесь эта тема не затрагивается, но, как будет указано в следующих главах, она представляет собой ключ к цифровой эпохе).
Гершуни не находит
