Эрик Вейнер - География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи
Калифорния не случайно оказалась местом всех этих событий. Этот штат был (и отчасти остается) прибежищем – прибежищем брошенных возлюбленных, обанкротившихся бизнесменов, неприкаянных душ. Как выразился Уильям Фостер из Stratus Computer, «если вы потерпите неудачу в Кремниевой долине, об этом не узнает ваша семья, а вашим соседям будет все равно».
Было у Калифорнии и еще одно преимущество: отсутствие груза истории. Как любят говорить историки, этот штат «родился современным». Его заселили поздно, в отличие от Восточного побережья с его глубокими корнями. Серьезной местной культуры здесь не было, так что пришельцы все создавали сами. В общем, «сделай сам» и с чистого листа.
Кремниевая долина – высшее проявление американского типа гения: «Не просто выдумывать и создавать новое, но находить ему применение, причем такое, которое позволит делать деньги», – пишет историк Даррин Макман.
Уж чего в Америке в избытке, так это оптимизма. А гению без оптимизма (или хотя бы толики его) не обойтись. Вопреки имиджу мрачного гения, творческие ученые обычно бывают бóльшими оптимистами, чем их менее творческие коллеги. Согласно одному исследованию, оптимистичные работники креативнее пессимистичных. А Кремниевая долина – просто цитадель оптимизма.
Как сказал один местный житель, это «жесткий оптимизм». По его словам, в других местах страны новую идею встречают градом причин, по которым она не сработает, – в Кремниевой долине же ей бросают вызов. Почему вы этого не делаете? Чего вы ждете? Жесткий напор.
Подобно мультфильмам Pixar и симфониям Моцарта, успешные люди и места многоплановы. Есть миф об успехе, и есть подлинные причины успеха. Да, они отчасти пересекаются – но лишь отчасти. Кремниевая долина не исключение из этого правила; ее мифология – такая же гладкая и отполированная, как очередные продукты Apple.
В мифе о Кремниевой долине все течет как по нотам: идея возникает в уме мрачноватого молодого человека лет двадцати трех, одетого в синие джинсы и развалившегося в кресле-мешке, – полностью сформированная, идеальная и безупречная. Кресло стоит в «инкубаторе» – доме, где обитают другие мрачноватые и талантливые молодые люди. Они обязательно пьют кофе.
Коллектив молодых гениев с ходу осознает ценность идеи и приступает к мозговому штурму. За считаные минуты рождается название: Einstyn – и все радуются удачной находке. Пьют индийский светлый эль.
Молодой гений встречается с венчурным инвестором. Инвестор (в синих джинсах и выглаженной рубашке) сразу понимает гениальность проекта и выписывает чек на крупную сумму. Будучи лет на тридцать постарше гения, он предлагает поделиться житейским опытом, но гений отказывается. Мол, сделает все по-своему, следуя своему внутреннему GPS. Инвестор одобрительно кивает. В честь открытия устраивают вечеринку, на которую собираются молодые люди в синих джинсах и с выражением самодовольного превосходства на лице.
Молодой гений арендует офис в Пало-Альто рядом с представительством «Теслы» и неподалеку от святая святых – старого дома Стива Джобса. За считаные месяцы начинается проект Einstyn. Но… его встречают молчанием и полным непониманием. Молодой гений приходит к выводу, что вокруг идиоты. Между тем по «скорости сгорания» Einstyn не уступает взлетающему F-16. Вскоре инвестор прекращает инвестирование. Молодой гений расстроен и сидит без работы, но зато о нем думают: вот молодец! Ведь Кремниевая долина «открыта неудачам»…
Месяцем позже, все в том же кресле-мешке, наш техногений рождает еще одну блестящую и полностью сформированную идею: прибор слежения с помощью GPS, который помогает искать пропавшие носки. Он называет его Scks. Венчурный инвестор приходит в восторг и выписывает чек на сумму еще большую, чем прежде.
Согласитесь: красивая история. Такая же красивая, как последний iPhone. Однако давайте отвинтим заднюю крышку и посмотрим, что внутри. Прежде всего: в кресле-мешке ничего путного не надумаешь. Ничего! Говорю это по личному опыту. Однако у меня возникает ощущение, что миф ошибочен и в других отношениях. Но в каких? В отличие от нашего техногения, когда мне нужна помощь, я готов это признать. И вот парадокс, напоминающий о янусовой шотландской улыбке: за помощью я обращаюсь к Человеку без Мобильника.
Чак Дарра, антрополог и уроженец Кремниевой долины, приходит в кофейню в Маунтин-Вью в шортах, сандалиях и, верный своему слову, без мобильника. «Не хочу, чтобы до меня было легко добраться», – поясняет он с такой интонацией, словно говорит нечто естественное и очевидное. Хотя, если задуматься, так оно и есть.
Впрочем, в остальных отношениях Чак типичен для Кремниевой долины. Он родился в Стэнфордском госпитале в те времена, когда здешние края еще слыли «черносливовой столицей» Соединенных Штатов. Помимо садов и сухофруктов, здесь ничего особенного не было. Жизнь в Долине сердечного упоения (так ее называли) казалась молодому Чаку идиллией. Лучшее место на Земле! Здесь и фрукты сочнее, и воздух свежее. Грецкие орехи были размером с грейпфруты.
– Я рос в местах тихих и спокойных, – говорит он, и я вижу по его глазам, что он покинул меня и перенесся в иные (и лучшие) времена. В Эдем до микрочипа.
Чак признает, что развитие Долины стало для него неожиданностью.
– Однажды подходит человек и говорит: «Есть новая штука, называется кремний». Я ему: «Какой кремний? Что за глупости?» Он мне: «Делаем чипы для калькуляторов». А я ему: «Звучит как полная ерунда». В общем, я был скептиком.
Ныне Чак – Маргарет Мид Кремниевой долины, и магистраль 101 для него как дом родной: он изучает местных жителей с их странными повадками и считает это бесконечно интересным занятием.
Мы заказываем кофе и находим столик снаружи: погода изумительна – как, впрочем, и всегда (ведь это же Калифорния). Свет по яркости почти не уступает афинскому, и у меня опять возникает соблазн объяснить расцвет (на сей раз Кремниевой долины) климатом. Но я останавливаю себя. Дело не в погоде (во всяком случае, не только в погоде).
По его словам, секрет успеха Кремниевой долины состоит не в том, что она стала лучшей, а в том, что она была первой. Чтобы понять Долину с ее инновациями, важно усвоить, что у первого всегда есть преимущество. Взгляните на клавиатуру ноутбука. Сверху и слева расположены клавиши QWERTY. Почему? Неужели так удобнее печатать? Вовсе нет. Более того, эта последовательность была введена именно потому, что она неудобна. Клавиши первых пишущих машинок часто заедали, и конструкторы расположили их таким образом, чтобы притормозить машинистку и снизить риск заедания. На последующих машинках клавиши работали нормально, но последовательность букв (QWERTY) осталась. Машинистки привыкли и приспособились к ней. Ей учили на машинописных курсах. Второсортный вариант закрепился – подобно тому, как видеоформат VHS одолел более качественную технологию Betamax. Подобно тому, как отцы-паломники обосновались в заливе Массачусетс вместо Виргинии просто потому, что заблудились.
Одним словом, победу не всегда одерживает «лучшая» технология или лучшая идея. Иногда свой вклад вносит случай или закон непреднамеренных последствий. Но важнее то, что происходит после влияния этих факторов. Мы приспосабливаемся к неудобной клавиатуре: пальцы так и порхают по клавишам. VHS отлично работает, пока его не вытесняет DVD, а сейчас и потоковое видео. Колонисты выдерживают суровые зимы Новой Англии и в итоге процветают. Так и с местами гения: они не идеальны и не слишком красивы, но ставят перед нами определенные задачи. И когда мы смело и творчески реагируем на эти задачи, закладывается фундамент золотого века. Однако сначала нужно попасть туда первым. Это объясняет философию Кремниевой долины: лучше выйти на рынок с сырым продуктом сегодня, чем с совершенным – завтра. Как однажды заметил Стив Джобс, когда изобрели лампочку, никто не жаловался, что она тускло светит.
Первопроходцы вроде Кремниевой долины становятся магнитами. А став магнитами, набирают неудержимую движущую силу. Опять-таки, творчество заразительно. Исследования показали, что мы более креативны, когда нас окружают креативные коллеги. И не будем забывать: творческий стимул мы получаем даже тогда, когда лишь наблюдаем «нарушение схем» (скажем, как кто-то ест оладьи на ужин). Став очевидцами чего-то неординарного, мы и сами начинаем мыслить неординарно.
Эту своеобразную «инфекцию» я ощущаю на себе. Проведя в Долине всего несколько дней, я уже начинаю глядеть на мир иначе – вижу возможности, которые не видел на Востоке. С языка легко слетают такие слова, как «бета-версия» и «хакатон». Я не самый предприимчивый человек, но здесь, купаясь в калифорнийском солнце и шипучем оптимизме, могу представить, как изменяю мир – да еще по ходу дела зарабатываю состояние.
По дороге на встречу с Чаком я заметил мебельный фургон, припаркованный у непритязательного офиса в Маунтин-Вью. Грузчики деловито тащили эргономичные кресла и датские столы: судя по всему, прежняя фирма потерпела крах и ее место заняла более перспективная. Наиболее яркий символ Кремниевой долины – не iPhone и не микрочип, а мебельный фургон.
