Джон Куиггин - Зомби-экономика. Как мертвые идеи продолжают блуждать среди нас
Для детей патрициев, не блещущих интеллектуальными способностями, есть свои эффективные механизмы преференций – это формальная или неформальная система наследственных преимуществ при поступлении в частные университеты, благодаря которой дети выпускников получают льготу при приеме. В 1998 году Уильям Дж. Боуэн, бывший президент Принстонского университета, и Дерек Бок, также бывший президент Принстонского университета, выяснили, что «доля поступивших среди детей выпускников была вдвое выше, чем среди остальных абитуриентов».[108]
Если неравенство результатов глубоко укоренено, оно неминуемо подтачивает равенство возможностей. Ведь родители всегда хотят лучшего для своих детей. В обществе с крайне высоким неравенством богатые родители всегда будут искать способы обеспечить своим детям существенные стартовые преимущества.
Хотя образование играет решающую роль, есть и другие, менее доступные для невооруженного глаза механизмы поддержания высокого неравенства, например, уровень здоровья человека. Барбара Эренрайх в своей книге «Экономя на всем» размышляет о тяжелой участи американской работающей бедноты, живущей без медицинской страховки. Хотя неравенство в доступе к медицине усиливает разницу в показателях здоровья между богатыми и бедными в США, эта проблема стоит даже в тех странах, где существует всеобщая система государственной медицинской помощи. Детство, проведенное в бедности, чаще всего означает более слабое здоровье, так что о подлинном равенстве возможностей говорить не приходится.
Кроме того, действуют и другие факторы. Крайне неравномерное распределение доходов означает, что человеку требуется гораздо большее повышение дохода для преодоления дистанции в распределении, скажем, между нижними 20 % и серединными 20 %. Подводя итог, подчеркнем, что неравенство результатов является безусловной преградой для социальной мобильности.
Стоит только представить себе многочисленные преимущества, которые человек получает, родившись на свет в богатой семье, а не в бедной, и сразу становится ясно, что увеличение разрыва между богатыми и бедными препятствует, а не способствует переходу малоимущих в ряды богатых, да и движению в обратном направлении. Поэтому тот факт, что в условиях рыночного либерализма социальная мобильность низка и продолжает снижаться, не должен удивлять. Но все же грустно, хотя и вполне понятно, что в миф о равных возможностях, который вот уже многие десятилетия не имеет никакого отношения к действительности, продолжают верить.
Нездоровые иерархии
Самые убедительные свидетельства против гипотезы «обогащения сверху вниз» накопились в ходе изучения таких социальных показателей, как уровень здоровья, преступности и социальной сплоченности. Не приходится удивляться, что у бедных большинство этих показателей хуже, чем у богатых. Что более неожиданно, показатели у лиц с высокими доходами, но живущих в обществах с высоким неравенством, ниже, чем у лиц, материально менее обеспеченных, но живущих в обществах с низким неравенством. Только для небольшой прослойки самых богатых непосредственные выгоды от высокого дохода перевешивают негативные эффекты от жизни в обществе с высоким неравенством.
Распространено представление, что тот, кто находится наверху социальной пирамиды, вынужден отдавать кое-что взамен, в частности собственное здоровье. Хотя бедняки ограничены в доступе к качественной медицине и жизнь их трудна, считается, что богатые страдают от своих недугов, таких как заболевания сердечно-сосудистой системы, сопряженных с большим количеством стрессов. «Стресс руководителя» уже превратился в клише. Можно даже сказать, что человек видится стоящим перед выбором: быть богатым или здоровым.
Намереваясь развеять эту утешительную иллюзию, Майкл Мэрмот в книге «Синдром статуса» привел некоторые неприятные факты. Люди, находящиеся наверху социальной иерархии, имеют большую продолжительность жизни и реже болеют, чем те, кто находятся внизу.
Это касается широкого спектра болезней и иных факторов, обусловливающих преждевременную смерть. Такая зависимость существует не только на концах распределения. Какую бы ступеньку в статусной иерархии мы ни взяли, стоящие на ней люди в среднем здоровее тех, кто дышит им в спину, а те, кто стоит над ними, болеют еще реже.[109]
Работа Мэрмота начинается с рассмотрения британских государственных служащих. Эта генеральная совокупность представляет двоякий интерес. Во-первых, в ней нет крайностей богатства и бедности. Государственная служба – это не золотая тропа, но при этом даже самые рядовые служащие не бедствуют в обычном понимании этого слова. Во-вторых, государственная служба предполагает очень прозрачную статусную иерархию с весьма четкими градациями.
Как вполне ожидаемо следует из работы Мэрмота, высшие чины, находящиеся на верхушке статусной иерархии, имеют более крепкое здоровье, чем те, кто находится внизу. Настоящее открытие состоит в том, что на разных ступенях иерархии очень небольшая разница в жаловании и статусе сопровождается значительными различиями в ожидаемой продолжительности жизни и в других индикаторах здоровья.
Тот же самый результат подтверждается и для иных, самых разнообразных видов иерархии. Если выехать из трущоб на юго-востоке Вашингтона (округ Колумбия) и двигаться по направлению к зеленым пригородам округа Монтгомери, находящегося всего в 20 милях, то ожидаемая продолжительность жизни населения будет расти на один год с каждой милей пути. Среди актеров те, кто удостоился премии американской киноакадемии, живут в среднем на четыре года дольше своих коллег, не получивших Оскара.
По ходу дела Мэрмот разносит в щепки миф о «стрессе руководителя». Несмотря на свою занятость, принадлежность к поведенческому типу А[110] и т. п., высокопоставленные управленцы гораздо меньше рискуют умереть от сердечного приступа, чем рядовые работники, выполняющие их указания. Здесь нет никакого открытия, однако миф настолько прочно сидит в головах, что Мэрмот не пожалел сил и постарался развеять его снова.
Вместе с другими, кто изучал эту проблему, Мэрмот делает вывод: самым главным преимуществом высокого положения в обществе является широкая автономия человека, то есть высокий контроль над собственной жизнью. Помимо автономии Мэрмот рассматривает и другие вопросы. Например, очень интересны его размышления о социальной изоляции и ее связи с социальным статусом. Однако его основной тезис касается автономии, и это, по общему признанию, самая интересная и оригинальная часть книги.
Между здоровьем человека и степенью его автономии существует сложная сеть взаимосвязей, как психологических, так и обусловленных объективными характеристиками его работы. Низкий уровень автономии связан не только с нехваткой медицинской помощи, но и с усилением всех факторов, ухудшающих здоровье, начиная с повышенного уровня насилия и заканчивая обеденным рационом.
Если подумать, само собой ясно, почему автономия так важна. В глазах большинства людей та или иная форма автономии стоит за такими понятиями, как свобода, безопасность и участие в демократическом управлении обществом. К примеру, говоря о свободном обществе, мы чаще всего рисуем в уме общество, где люди могут свободно реализовывать интересные им разнообразные проекты. Разделение между негативной и позитивной свободой, вошедшее в широкий оборот благодаря Исайе Берлину, частично выражает эту идею, но понятие автономии делает это еще точнее.
Лучше всего взять человека на его рабочем месте. В самом начале книги Мэрмот разоблачает принадлежащее Марксу понятие эксплуатации (изъятие капиталистами прибавочной стоимости у рабочих) и говорит, что действительно ценная мысль у Маркса – это отчуждение. Мучительным рабочее место становится не оттого, что капиталисты присваивают себе прибыль, а из-за того, что начальник ведет себя как начальник. И чем больше начальник ведет себя как начальник, тем хуже работается. Вот почему такие явления, как «менеджериализм», который превозносит умение быть руководителем, вызывали столь сильное сопротивление.
Итак, одна составляющая автономии – не плясать под дудку своего босса. Но, как с понятием «негативной свободы» у Берлина, это лишь одна сторона медали. Обычно гораздо лучше работать на начальника, чем продавать результаты своего труда напрямую на рынке, который поднимается и опускается независимо от вашего желания, непостижимо и непредсказуемо для вас. Тут-то и становятся понятно, почему концепция автономии лучше, чем концепция негативной или позитивной свободы, отражает суть ситуации. Автономия означает в большой степени способность предсказывать и контролировать поведение окружающей среды.
А среда – это преимущественно другие люди. И один из способов укрепить свою автономию – снизить автономию других людей, например, поднявшись за их счет наверх в социальной иерархии. Сходным образом, когда работодатели говорят о более высокой гибкости на рабочем месте, они обычно имеют в виду усиление своего контроля над тем, когда, где и как будут трудиться их подчиненные. Для работников это чаще всего означает потерю гибкости по отношению к своей собственной жизни. Короче говоря, при данной социальной структуре, автономия – это по большому счету благо в игре с нулевой суммой.
