О положении вещей. Малая философия дизайна - Вилем Флюссер
С добром, к сожалению, дело обстоит следующим образом: всё, что добротно и может послужить какой-либо цели, представляет собой чистое зло. Правы те святые, что уходят в отшельничество, чтобы питаться кореньями и прикрывать наготу листвой. Если придать этому высказыванию более догматическое оформление, его можно сформулировать так: добро в чистом виде суть бесцельно и абсурдно, а где бы ни встречалось целеполагание, там кроется дьявол. С позиций чистого добра разница между изящным, удобным в пользовании стулом и изящной, удобной в пользовании ракетой – лишь в степени сложности: и в том и в другом кроется дьявол, поскольку и тот и другой предмет несет функциональную нагрузку.
Мы не просто отдалились от эпохи Просвещения, но и в определенном смысле – окольным путем – приблизились к теологическим спекуляциям мрачного Средневековья. После того как инженеры должны были оправдываться перед нацистскими властями за то, что их газовые камеры были сделаны недостаточно добротно, чтобы быстро убивать пользователей, нам стало снова ясно, что это за дьявол, кроющийся в деталях. Стало ясно, что скрывается за понятием доброкачественного дизайна. Но увы, это нисколько не препятствует нашему желанию иметь в своем распоряжении изящные и удобные в пользовании предметы. Несмотря на то, сколь хорошо мы осведомлены о присутствии дьявола, мы продолжаем требовать, чтобы дизайнер был прав, милостив и добр.
О формах и формулах
1992
Предвечный (благословен Он, и благословенно имя Его!) создал мир из хаоса, из тьмы над бездною. За ним уже поспели нейрофизиологи (чьи имена мы вполне можем опустить), и теперь каждый уважающий себя дизайнер в состоянии последовать Его примеру и даже кое-что при этом улучшить.
Выглядит это следующим образом: на протяжении долгого времени полагали, будто формы, которые Бог-творец наполнил содержанием, скрыты за ним, и их можно за содержанием обнаружить. К примеру, Господь изобрел форму неба и в первый день творения воздвиг ее над хаосом. Так возникли небеса. Некоторые люди – такие как Пифагор и Птолемей – обнаружили божественные формы, скрывающиеся за явлениями, и зафиксировали их. Формы эти назывались круг и эпицикл, а методика обнаружения божественной дизайнерской мысли, стоящей за явлениями, – исследованием.
С наступлением эпохи Возрождения человечество пришло к весьма неожиданному и до сих пор так до конца и не усвоенному выводу: устройство небес в принципе можно формализовать и сформулировать в виде птолемеевых кругов и эпициклов, однако еще удачнее оно поддается формализации и формулированию посредством коперниковых окружностей и кеплеровых эллипсов.
Что же получается? Бог в первый день творения пользовался кругами, эпициклами или, может быть, эллипсами? Или вовсе не Господь Бог, а господа астрономы установили существование этих форм? И формы всё же являются плодом не божественного разума, а человеческого? Может быть, они вовсе не вечны, не обретаются в мире потустороннем, а принадлежат этому миру, обладают изменчивостью, могут оказаться смоделированными? Возможно, они не представляют собой ни идей, ни идеалов, а суть лишь формулы и модели? Что нам действительно трудно переварить – это вовсе не низвержение Бога и не возвеличение дизайнеров до статуса творцов Вселенной. В реальности мы не можем переварить того, что небеса – а вместе с ними и все прочие явления природы – нельзя свести к произвольной формуле: а ведь именно так и должно было быть, если бы мы собрались претендовать на Божественный Престол. Почему планеты вращаются по круговым, эпициклическим или эллиптическим орбитам, но не вращаются по квадратным или треугольным? Почему мы можем формулировать законы природы различными, но не какими угодно способами? Или где-то есть то, что поглощает одни наши формулировки, но другими плюет нам в лицо? Может быть, где-то там существует некая «действительность», которую мы можем насыщать информацией и представлять в виде формул, но которая при этом требует, чтобы мы под нее адаптировались?
Смириться с такой постановкой вопроса невозможно, так как нельзя одновременно быть дизайнером и творцом всего сущего – и быть подчиненным законам мироздания. По счастью (ибо «слава богу» здесь было бы неуместно), недавно нами был найден способ разрешить противоречие, заключенное в данной апории. Структура нашего решения напоминает ленту Мёбиуса. Звучит оно так: центральная нервная система (ЦНС) человека воспринимает цифровой код, транслируемый раздражителями, которые присутствуют в окружающей среде (к последней, разумеется, относится и собственно тело человека). Данные раздражители система посредством еще не до конца изученных электромагнитных и химических процессов переводит в ощущения, чувства, желания и мысли. Мы воспринимаем мир, чувствуем и желаем согласно тому, как декодирует сигналы ЦНС, и этот процесс декодирования изначально заложен в самой системе, прописан в генетической информации. В мире для нас существуют именно те формы, которые заложены в генетической информации с самого момента зарождения жизни на Земле. Это объясняет, почему мы не можем навязать мирозданию любые формы, какие пожелаем. Мир принимает только те формы, которые соответствуют нашей программе выживания.
Со своей стороны, мы нашли способ обойти эту программу – и даже не один. Мы изобрели аппараты и методы осуществления тех же функций, что свойственны ЦНС, только иным образом. Мы можем преобразовывать поступающие отовсюду раздражители (частицы) не так, как это делает наша нервная система. Провоцировать таким образом другое, альтернативное восприятие, другие чувства, желания и мысли. Мы можем пребывать в иных мирах, отличных от того, который создается благодаря функционированию ЦНС. Обрести множественное вот-бытие. И слово «вот» может иметь множество значений. Сказанное выше может показаться ужасным, даже чудовищным, но этому есть и весьма щадящее обозначение: уместным эвфемизмом будет здесь термин киберпространство, или иначе – виртуальное пространство. Рецепт его приготовления таков: возьмите какую-нибудь форму, а именно – некий имеющий числовое выражение алгоритм; посредством компьютера передайте эту форму на графопостроитель. Проявившуюся таким образом форму необходимо наполнить частицами настолько плотно, насколько возможно. И вот – глядите! Возникают миры, каждый из которых столь же реален, сколь и мир, создаваемый ЦНС (то есть тот, в котором мы до сих пор пребывали) – при условии, что удается наполнить формы столь же плотно, сколь это может сделать центральная нервная система.
Вот уж воистину ведьмин котел: в нем пекутся миры произвольных форм, и удаются они нам по меньшей мере так же славно, как удался наш мир Творцу за известные шесть дней. Именно мы – те самые чародеи, мы – те самые дизайнеры, и это
