Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов
Надо сказать, что оставшуюся часть жизни он прожил на отцовское состояние, но у него мало осталось средств, когда он умер. Тем не менее все, что у него осталось, он завещал Регине. Правда, ее муж не позволил ей принять это. Но сам этот акт, во-первых, свидетельствовал о его любви, во-вторых, он подтверждал, что Сёрен остается ее женихом до конца жизни. Сама Регина пережила Сёрена на полвека, она была сильно моложе его, прожила до 1905 года и в конце своей жизни где-то написала в дневнике: «Он мною пожертвовал Богу». Такая странная фраза, которую всегда приводят во всех биографиях Кьеркегора. Сам же Кьеркегор не раз пишет в своих произведениях: «У каждого из нас свой Исаак», а тема жертвоприношения Исаака Авраамом – это важнейшая тема для Кьеркегора. Исаак, дословно, в переводе – «Богом данный» и тот, кого Бог может обратно у тебя потребовать. Один раз он пишет: «Если бы у меня было достаточно веры, я бы не расстался с Региной». Тут тактичнее поставить огромный знак вопроса, чем дать какой-то один однозначный ответ. Петер Роде в своей восхитительной книге предлагает замечательные объяснения случившегося, причем, конечно, самое замечательное в них то, что их – несколько.
Что здесь? Ощущение глубочайшего собственного одиночества и трагизма, которые ты ни с кем не можешь разделить? Чувство проклятости и обреченности на муки, связанное с отцом? Невозможность сделать другого счастливым? Необходимость какой-то внутренней жертвы ради искупления и творчества? Отказ от временной семьи ради вечной любви и веры? И вместе с тем безумная надежда на то, что невозможное может стать возможным и Регина будет с ним: если не в этой мимолетной жизни, то в вечности? (Именно это он и сказал однажды ее мужу Фридриху Шлегелю: «В этой жизни Регина с вами; но в вечности она будет со мной»). Здесь очень много всего скрыто.
В частности, повесть Сёрена Кьеркегора «Повторение» является одним из главных ключей к этой истории. Но, конечно, не только она, а большинство из написанного Кьеркегором. Приводят много разных объяснений. Это центральное катастрофическое событие очень важно, когда речь идет о человеческой душе, тем более такой тонкой и сложной. Так что ставлю здесь большой знак вопроса и многоточие…
С этого рокового и переломного момента начинается активнейшая писательская деятельность Кьеркегора.
Начиная с 1841 года он пишет и публикует каждый год по две-три громадные книги! И так продолжается почти все пятнадцать лет, которые ему оставались. Я перечислю некоторые книги: «Или – или», «Философские крохи», «Заключительное ненаучное послесловие к „Философским крохам“», «Страх и трепет», «Повторение», «Понятие страха», «Болезнь к смерти» и целый ряд других работ. Параллельно с этим Сёрен ведет дневники.
Живет он на деньги отца, очень уединенно. Днем спал, по ночам работал над сочинениями. Много прогуливался в одиночестве по Копенгагену, вызывая перешептывания, усмешки и сплетни за спиной.
Еще одно обстоятельство, которое отравило ему жизнь. У него ведь был дар страдальца. Иногда его сравнивают не только с Паскалем, но и с Кафкой. И действительно, много общего в их мироощущении, в их судьбе, короткой мучительной жизни. Оба – словно люди без кожи, тонко и оттого беззащитно чувствующие мир. Одиночество, непонимание.
И параллельно с этим он становится предметом осмеяния газетки с выразительным названием «Корсар», которая открыла кампанию травли Кьеркегора. Он кажется смешным: он нелюдим, оригинал, ведет странный образ жизни, совершенно замкнутый, ночами работает, днем спит, издает газету, в которую сам же и пишет, – такое, как вы знаете, часто бывало в XIX веке (газета или журнал одного автора-редактора). Интересно, что называлась его газета «Мгновение». Очень неслучайное название. Он считал, что мгновение – это то место, где вечность или Бог встречается со временем.
И над ним стали издеваться. Он стал постоянным предметом насмешек, как чудак, своего рода достопримечательность (сейчас бы сказали: «городской сумасшедший»). «Корсар» наполнял свои страницы грубыми карикатурами на него, такими как «Философская драка», «Мироздание вращается вокруг С. К.». Это усилило в нем ненависть к своему времени, ненависть к толпе.
Тема массы, тема толпы – одна из главных и постоянных его тем. Задолго до того же Ортеги-и-Гассета и других философов, описывающих феномен массового общества, и примерно в одно время с Герценом, Михайловским, Миллем, Леонтьевым, Тардом, Лебоном и другими философами, которые первые начали осмыслять тему мещанства, толпы, массы. Кьеркегор много об этом размышлял, и атаки на него со стороны «Корсара» весьма способствовали этому. Толпа всегда не истинна, масса питается слухами, она живет примитивно, суетливо-поверхностно и неподлинно, это понимал Кьеркегор. Личность должна выйти из строя, выйти из толпы. Кьеркегор – совершенно не политический мыслитель. Но в то же время в той небольшой степени, в какой он все же был политическим мыслителем, он – критик демократии как формального и бессмысленного уравнивания, насилия над личностью со стороны безликого агрессивного большинства, критик того, что Ортега-и-Гассет назвал «восстанием масс», а Герман Гессе – «фельетонной эпохой». Острое переживание мещанства, формирующегося массового общества, болезненно обостренная реакция на злобные и глупые газетные карикатуры. Тема глупости, безликости, самодовольства публики, науськиваемой «желтой» прессой. Это тема очень важна для защиты экзистенции, индивидуальности.
Итак, Сёрен Кьеркегор издает газету «Мгновение», пишет и лихорадочно издает книги, которые почти не находят читателя, и становится объектом систематических издевательств. Теперь он не просто одинок и не понят, но и выставлен в общественном мнении в самом нелепом и дурацком образе. Если говорить о внутренних и внешних событиях его жизни, двух я коснулся – отец и Регина. Отношения с отцом и разрыв с невестой, трагический и загадочный.
Третье важнейшее событие второй половины его жизни – это его острейший конфликт с датской церковью. Повторяю, Кьеркегор не хотел быть «основоположником экзистенциализма», вообще не претендовал на лавры какого-то великого философа. Он хотел быть христианином! При этом он вполне ясно понимал, что быть христианином – это всегда ставить под вопрос свое христианство.