Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов
Однако здесь важно избежать упрощений. Речь идет не о границах знания в смысле исторической его обусловленности и тем самым неизбежной ограниченности, но о существовании такой реальности, которая принципиально недоступна ни рассудку, ни разуму. Поясняя то, что можно назвать семиотическими отношениями между видами реальности и их проявлениями, Ясперс пишет:
«Я различаю феномены реальности, знаки (Signa)[396] экзистенции и шифры трансценденции»[397].
Феномены поддаются рациональному, рассудочному истолкованию. Например, по отношению к жизни человека это может быть рациональное обсуждение истоков свободы, зла и добра и т.п. Это даже может быть рациональное обсуждение границ и форм экзистенции, как, например, у Киркегора. Но когда речь идет о самой экзистенции, о погружении в нее, то соответствующие обозначения (коммуникация, выбор, решение и т.п.) перестают быть понятиями, категориями, обозначающими некоторые предметности, а выступают как Signa экзистенциальных возможностей. В этом качестве, подчеркивает философ, они
а) недоступны пониманию с помощью обычных в науке методов, поэтому их содержание может быть передано только в процессе непосредственного эмоционального контакта сознаний, и
б) имеют первостепенное значение для «просветления экзистенции» (тогда как в обычном психологическом наблюдении и самонаблюдении они отсутствуют).
Когда же мы обращаемся к трансценденции, то образы, представления, порой целые литературные сюжеты выступают в качестве «шифров трансценденции». Поскольку трансценденция как таковая независима от меня, пишет Ясперс, постольку ее «шифры» и не поддаются обычному истолкованию. Более того:
«Шифры не есть познание чего-либо. Они не знаки, которые доступны такому толкованию, когда можно выразить, что они обозначают. Напротив, в них представлено нам то, что не может быть явлено никаким другим способом»[398].
Так как трансценденция в буквальном смысле не доступна (unzugänglich), то к ней можно прикоснуться только путем самосовершенствования, восхождения к высшим ступеням сознания. Поэтому-то экзистенция рассматривается философом как «место чтения» шифров трансценденции (der Ort des Lesens der Chiffreschrift)[399]. Если мы опускаемся на уровень «сознания вообще», то они неизбежно «гаснут»: обыденному сознанию не нужно, а порой и вредно соприкосновение со знаками высших ценностей, – так можно «расшифровать» пространные рассуждения Ясперса по этому вопросу.
Таким образом, мы видим, что, порывая с протестантской концепцией личного Бога, Ясперс ограничивает коммуникацию только сферой профанного, оставляя, правда, маленькую возможность: восходя по ступеням просветления экзистенции, человек неизбежно вступает в трансцендентное общение с высшими ценностями. В чем он безусловно прав, так это в том, что никаких гарантий и никаких патентованных методов соприкосновения с высшими ценностями человеческого бытия, тем более их адекватного понимания, нет и быть не может.
Ну а как обстоит дело с обычным (если можно так выразиться) мышлением и сознанием? Проблемы мышления, его типологии, соотношения с сознанием и языком рассматриваются Ясперсом в «Философской логике». Хотя эта работа планировалась Ясперсом как первый том фундаментального труда, посвященного мышлению, она и по объему (более 1000 страниц), и по содержанию представляет собой законченное произведение.
Мышление, пишет Ясперс, является
«внутренним действием, в котором я прихожу к самому себе и себя сам определяю. Как мыслящий я не отделен от того, что я определяю, но идентичен с ним»[400].
Из этого положения органично вытекает следующее:
«Предмет не есть нечто, познанное в мышлении, напротив, мысля предметы, я тем самым возвращаюсь к себе самому, познаю себя не как объект, но через осуществление меня самого»[401].
Вместе с тем или, может быть, как раз в силу такого экзистенциального понимания мышления оно, по Ясперсу, тесно связано с предметной деятельностью. Раздел о типологии мышления цитированной работы он начинает с характеристики мышления в качестве «практики», «мыслящей деятельности» (das denkende Tun), «деятельностного творчества в мире»[402]. В его классификации видов мышления на первом месте стоит «трудовое мышление» (arbeitendes Denken), за которым следуют «организующее мышление» (einrichtendes Denken) и «действующее мышление» (handelndes Denken). В действии (Handeln), представляющем собой одну из разновидностей деятельности (Tun), Ясперс видит в качестве обязательного компонента момент спонтанности. Действие, которое только следует предписаниям рассудка, – это не мышление, а «техническое применение знания»[403]. В научном мышлении, занимающем следующую ступень в его классификации, Ясперс видит прежде всего познание, ставшее смыслом деятельности, отделившееся от сиюминутных экзистенциальных целей и непосредственной практики. Все эти виды мыслительной деятельности, считает Ясперс, представляют собой в целом нечто достаточно внешнее по отношению к сознанию.
Подлинное – в экзистенциальном смысле – мышление, отмечает философ, должно быть независимо от решения практических задач. Таковы, по его мнению, игровое мышление, «образовательное» мышление, экзистенциальное и созерцательное мышление. Их общая характеристика состоит в том, что цель и предназначение этих видов мышления заключены в них самих. Так, игра освобождает человека от давления «серьезности» бытия и сиюминутных целей. «Образовательное» мышление, по Ясперсу, направлено на «формирование человека как целого», причем смысл этой деятельности лежит в ней самой[404]. В экзистенциальном мышлении, пишет Ясперс, продолжая данную линию рассуждения, не осуществляется познание нового предмета. Здесь «мыслится предметно то, что само никогда не становится предметом», мысль не ищет предмета, но освещает, «осмысляя самое себя, свое действование и сознание собственного бытия». В этом мышлении, указывает Ясперс, ничего не доказывается, но «осознается в процессе осуществления мышления или воспоминания об этом» (im Vollzug oder in der Erinnerung an den Vollzug)[405]. Экзистенциальное мышление, считает философ, это – активная саморефлексия, которая не только «отражает», но и «действует» (sondern es wirkt). Для созерцательного (kontemplativ) мышления характерен высший синтез мышления и бытия, конечного и трансцендентального.
«Это созерцание, – пишет Ясперс, – не находится в противоречии с активностью. Оно образует вершину моего действия и бытия, осознание и понимание в целом и в глубинных основаниях»[406].
Таким образом, мы видим, что в трактовке мышления у Ясперса момент диалогизма совершенно отсутствует. Общее развитие, восхождение мышления от его предметно-деятельностно укорененных форм ко все более «внутренним», независимым от внешнего действия проявлениям мыслительной способности, не включает в себя момента соотнесения себя с «Другим», взаимопонимания, поиска своей позиции в соотнесении с мнением «Другого» и т.п. Здесь Ясперс фактически вступает в противоречие с собственными методологическими установками, выражающимися, например, в таких высказываниях:
«Мы суть то, что мы суть, только благодаря наличию общности взаимного осознанного понимания»[407].
Или же в его максиме
«Познание есть сообщение»
