Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего» - Грэм Харман
Неудачные ответы Менона на вопрос о том, что такое добродетель, следуют той же схеме, что мы находим у других собеседников в диалогах Платона. Он начинает с простого перечисления примеров добродетели, которые представляются ему различными в случаях женщины, ребенка, старика, свободного человека и раба: «Для каждого из наших занятий и возрастов, в каждом деле у каждого из нас своя добродетель. И точно так же, Сократ, по-моему, и с пороками»[145]. Когда Сократ замечает, что примеры — это еще не определения и что у всех этих многочисленных добродетелей должно быть что-то общее, делающее их добродетелями, Менон, наконец, пытается предложить определение этого термина. Он предпринимает две отдельные попытки сделать это, обе они терпят жалкую неудачу. Сначала он рассказывает нам, что добродетель — это искусство повелевать другими людьми, на что Сократ ему отвечает, что способность повелевать другими не является добродетелью для ребенка или раба[146]. Очевидно, Менон должен иметь в виду управление другими по справедливости? В наши дни, к примеру, проведение операций на сердце или пилотирование самолета явно не будет добродетелью для неподготовленного человека, хотя это очевидные формы власти над другими людьми. Менон принимает условие, что правление должно быть справедливым, но вскоре предлагает еще одну нелепость в своей второй попытке дать определение: «Стремиться к прекрасному и быть в силах достигнуть его — это и есть добродетель»[147]. Следуя некоторым указаниям Сократа, Менон приводит отдельные примеры прекрасного: здоровье, богатство, золото, серебро, почести и городские должности[148]. Тем не менее у этого определения есть по крайней мере две возможные проблемы. Во-первых, мы обычно не считаем кражу золота и серебра добродетелью и поэтому опять же можем говорить только о справедливом приобретении прекрасных вещей. Но даже если мы представим себе аморального нарцисса, который, не стесняясь, несправедливо присваивает чужие богатства, нам все равно нужно проводить различие между тем, что кажется прекрасным и благим, и тем, что на самом деле таково. Если кто-то полагает героин благой и прекрасной вещью, обладая достаточными возможностями, чтобы использовать его, не будучи преследуемым по закону, он в любом случае, скорее всего, погубит свое здоровье. По этой причине у нас не может быть добродетели, если у нас не будет мудрости, позволяющей различать вещи, по-настоящему прекрасные, и те, что только кажутся таковыми. Опять же, данные Меноном определения добродетели с точки зрения ее предполагаемых качеств оказались неудачны, попав под власть таких понятий как «справедливость» и «мудрость», определить которые оказалось не легче, чем саму «добродетель». Похоже, мы приходим к выводу, который не является для ООО чем-то совсем уж чуждым по духу: ни одно из понятий, которым ищет определение Сократ, не выглядит поддающимся перефразированию в дискурсивных или буквальных терминах. В одном из своих определений Менон удивительно подходящим образом использовал слово «прекрасный», поскольку прекрасное для Канта никогда не может быть определено или точно изложено в словах. Учитывая, что во всех диалогах Платона Сократу никогда не удается найти хоть какое-либо определение чему-либо, мы должны прекратить приписывать подобные неудачи его ненасытной иронии и задаться вопросом, можно ли вообще что-то определить в буквальном смысле. Другими словами, у нас, кажется, есть еще одно подтверждение существования заявленной ООО тесной связи между философией и эстетикой.
Затем, в одном из самых известных отрывков диалога, Менон оказывается ошеломлен и смущен своими многочисленными неудачами в определении добродетели. Он продвигает аргумент, впоследствии открыто отвергнутый Сократом, а сегодня часто называемый «парадоксом Менона». Аргумент таков: нет смысла искать определение чего-либо, потому что если вы уже его знаете, то вам не нужно его искать, а если вы еще его не знаете, то вы не сможете его распознать при встрече[149]. Но это то же самое определение по типу «все или ничего», за которое я выше критиковал Адриана Джонстона и которое также обнаруживается у многих других философов идеалистического направления. Возражение Сократа сводится к следующему: научение — это не вопрос «все или ничего». Отчасти мы пребываем в истине, а отчасти — нет, так что «ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно — люди называют это познанием, — самому найти и все остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать и познавать — это как раз и значит припоминать»[150]. Здесь «припоминание» относится к известной платоновской теории о том, что душа знала о вещах до своего рождения, а затем утратила это знание из-за отвлекающих удовольствий и страданий, вызванных ее присутствием в теле, однако душу можно заставить вспомнить об этом снова. У нас, однако, нет необходимости принимать детали этой теории для того, чтобы сохранить ее главную ценность: идею, что мы не являемся ни полностью невежественными, ни всецело знающими.
Диалог вступает в свою завершающую фазу, когда Менон начинает настаивать на ответе на свой первоначальный вопрос о том, можно ли научить добродетели. Хотя Сократ предпочел бы продолжать спрашивать о том, что такое добродетель, он уступает нетерпению Менона и предлагает новое направление исследования, чтобы помочь ему в разрешении его вопроса. А именно: «если все-таки добродетель — это некое знание? Ведь тогда ей, очевидно, можно выучиться»[151]. Ведь, как говорит Сократ, «я много раз искал учителей добродетели, но не мог найти, что бы ни предпринимал. Однако я все ищу, и вместе со многими, особенно с теми, кто мне кажется особенно опытным в таком деле»[152]. После серии вопросов он подводит Менона к тому же самому выводу: не бывает никаких учителей добродетели, поскольку это не форма знания[153]. Что же тогда она такое, если не вид знания? Альтернативой знанию оказывается «истинное мнение», еще именуемое «верным» или «правильным». В знаменитом примере Сократа говорится о дороге на Ларису в Северной Греции. Человек, знающий дорогу туда, очевидно может подсказать правильный путь и другим. Есть, однако, еще один, более интересный случай: «А если кто-нибудь правильно предполагает, где эта дорога, но никогда не ходил по ней и не знает ее, то разве не сможет и он правильно повести других?»[154]
Сократ продолжает утверждать, что истинное мнение не хуже знания в смысле предоставляемых им результатов, но Менон не готов принять это широкое обобщение. Он отвечает: «…обладающий знанием всегда попадет в цель, а
