Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е - Петр Демьянович Успенский
Но, к сожалению, создать такие условия невозможно. Что-нибудь должно быть положено в основу, что-нибудь должно быть признано известным. Иначе нам всегда придётся определять одно неизвестное посредством другого.
С другой стороны, мы должны опасаться принять как известные, как данные, вещи в сущности совершенно неизвестные, только предполагаемые, искомые. Мы должны опасаться попасть в такое положение, в каком находится позитивная философия, в основу которой долгое время клалось признание существования материи (материализм), а теперь кладётся признание существования энергии, т. е. силы или движения (энергетизм), хотя в действительности материя и движение всегда были неизвестными, иксом и игреком, и определялись одно посредством другого.
Всякому совершенно ясно, что нельзя искомое принимать за данное, и нельзя одно неизвестное определять посредством другого неизвестного. В результате не получается ничего кроме тождества неизвестных x = y, y = x.
Именно это тождество неизвестных и есть конечный вывод, к которому приходит позитивная философия.
Материя — это то, в чём происходят изменения, называемые движением; а движение — это те изменения, которые происходят в материи.
* * *
Что же мы знаем?
Мы знаем, что на первой же ступени самосознания человеку бросаются в глаза два очевидных факта:
· существование мира, в котором он живёт
· и существование сознания в нём самом.
Ни того, ни другого человек ни доказать, ни опровергнуть не может, но и то, и другое для него факт, действительность.
Можно задумываться о взаимоотношении этих двух фактов. Можно стараться свести их к одному — то есть рассматривать сознание, как часть или функцию мира — и мир, как часть или функцию сознания. Но это уже будет отвлечение от фактов, и все такие соображения для обыкновенного, не мудрствующего, взгляда на мир и на себя не будут иметь характера очевидности. Наоборот, единственным очевидным фактом остаётся противоположение Я и не-Я — сознания и мира.
В дальнейшем мы будем возвращаться к этому основному положению. Но пока у нас нет никаких оснований возражать против очевидного факта существования нас самих, то есть нашего сознания, и мира, в котором мы живём. Это мы и должны принять как данное.
Но зато это единственное, что мы имеем право принять как данное. Всё остальное требует доказательства своего существования и определения на основании имеющихся у нас двух данных.
Пространство с его протяжённостью; время с идеей прежде, теперь и после; количество, масса, вещественность; число, равенство, неравенство; тождество и противоречие; причина и следствие; эфир, атомы, электроны, энергия, жизнь, смерть… — всё, что кладётся в основу обычного знания, это всё — неизвестные.
Из двух основных данных — существование сознания в нас и мира вне нас — непосредственно вытекает совершенно ясное для нашего обычного сознания разделение всего, что мы знаем, на субъективное и объективное.
Именно — всё то, что мы принимаем как свойства мира, мы называем объективным; а всё то, что мы принимаем как свойства нашего сознания, мы называем субъективным.
«Мир субъективного», или субъективный мир, мы познаём непосредственно; он в нас; он и мы — это одно.
«Мир объективного», или объективный мир, мы представляем себе существующим как бы вне нас, помимо нас. Он и мы — это разное. Нам кажется, что, если мы закрываем глаза, то мир объективного продолжает существовать таким же, каким мы его сейчас видели, и что, если погаснет наше сознание, исчезнет наше Я, исчезнет субъективный мир, то объективный мир будет существовать по-прежнему, как существовал тогда, когда нас не было, не было нашего субъективного мира.
Точнее всего определяет наше отношение к объективному миру то, что мы познаём его во времени и в пространстве — и иначе, вне этих условий, ни познать, ни представить себе не можем. Обыкновенно мы говорим, что объективный мир состоит из вещей и явлений, то есть вещей и перемен в состоянии вещей. Явление существует для нас во времени, вещь в пространстве.
Но такое разделение субъективного и объективного мира нас не удовлетворяет.
Путём рассуждения мы можем установить, что в действительности мы знаем только свои собственные ощущения, представления и понятия — и мир объективного познаём, проектируя вне себя причины своих ощущений, которые мы у них предполагаем.
Затем мы находим, что наше познание как субъективного, так и объективного мира может быть истинным и ложным, правильным и неправильным.
Критерием для определения правильности или неправильности нашего познания субъективного мира служит форма отношений одного ощущения к другим и сила и характер самого ощущения. Иначе говоря, правильность одного ощущения проверяется сравнением его с другим, в котором мы более уверены, или интенсивностью и вкусом данного ощущения.
Критерием для определения правильности или неправильности нашего познания объективного мира служит то же самое. Нам кажется, что мы определяем вещи и явления объективного мира путём сравнения их между собою; и мы думаем, что находим законы их существования помимо нас и нашего познания их. Но это иллюзия. О вещах отдельно от нас мы ничего не знаем. И никаких других средств для проверки правильности нашего познания объективного мира кроме ощущений у нас нет.
* * *
Вопрос о нашем отношении к истинным причинам наших ощущений с глубокой древности составлял главный предмет философских исканий. Люди всегда должны были иметь какое-нибудь решение этого вопроса, какой-нибудь ответ на него. И эти ответы колебались между двумя полюсами: от полного отрицания самих причин и утверждения, что причины ощущений лежат в нас самих, а не в чём-либо внешнем — до признания того, что мы эти причины знаем, что они заключаются в явлениях внешнего мира, что эти явления и составляют причину ощущений; а причина наблюдаемых явлений заключается в движении «атомов» и в колебаниях «эфира». И что мы не можем наблюдать этих движений и колебаний только потому, что у нас нет достаточно сильных аппаратов, и когда такие аппараты будут, то мы увидим движение атомов так же, как теперь видим в сильные телескопы звёзды, самоё существование которых раньше не предполагалось.
* * *
Для нашего современного познания центральное положение в этой проблеме о причинах ощущений заняла система Канта, не разделяющего ни того, ни другого из крайних взглядов, и занимающего между ними среднее место. Именно, Кант установил, что наши ощущения должны иметь причины во внешнем мире, но что этих причин мы чувственным путём, то есть таким образом, каким познаём явления, познать не можем и никогда не познаем.
Кант установил, что всё, что мы познаём чувственным путём, мы познаём во времени и в пространстве, что
