Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов
Далее Холенштайн отмечает, что большинство современных феноменологов придерживаются вслед за Хайдеггером и Мерло-Понти идеи о том, что объяснение человеческого сознания и разумного поведения, удовлетворяющее стандартам, принятым в современной науке, априорно невозможно. И вот почему: сознание всегда детерминировано опытом «жизненного мира», «мира повседневности». Он же культурно-вариативен, не поддается описанию в единых, универсальных для всего человечества понятиях и категориях.
Сам же Холенштайн придерживается мнения, что и деятельность сознания, и поведение человека связаны правилами. Причем правила эти культурно-инвариантны, хотя и не жестки[201].
Как будет показано ниже, такая широкая трактовка феноменологии, а именно как некоторого нежесткого набора принципов философского и специально-научного исследования, достаточно далеко отошла от исходных принципов и методов, выдвинутых и развитых в свое время Гуссерлем.
Учитывая, что
1) феноменологические идеи оказали большое влияние на развитие философии в XX веке, что
2) к настоящему времени феноменология превратилась в очень обширное и влиятельное направление, множеством смысловых и биографических нитей переплетенное с рядом других философских течений, и
3) отдавая себе отчет в определенной разнородности феноменологических течений,
мы структурируем материал этой и ряда последующих глав следующим образом. В третьей главе рассматривается феноменология в собственном смысле слова. При этом мы стремимся эксплицировать ряд моментов, необходимых для раскрытия нашей темы. Речь прежде всего идет о структуре и механизмах сознания, а также о природе знака, роли языка в функционировании сознания. В четвертой главе, посвященной экзистенциально ориентированной философии, данная проблематика рассматривается в контексте творчества Хайдеггера, Сартра, Ортеги-и-Гассета, Э. Левинаса – мыслителей, испытавших значительное влияние феноменологии. К этой главе органично примыкают две последующие, в которых рассматривается идея диалогизма в исследовании сознания и философская герменевтика. Как герменевтика XX века, так и «диалогическое» направление испытали влияние феноменологических идей. Затем, в разделе о русской философской традиции, там, где речь идет о взглядах Г. Шпета и А.Ф. Лосева, вновь возникает тема феноменологии.
§ 1. Э. Гуссерль: сознание, выражение, интерсубъективность
Создатель современной феноменологии Э. Гуссерль (1859 – 1938) в начале своего пути стремился создать философию, организованную как строгая наука. Философу, полагал он, недостаточно знать, что мы ориентируемся в мире, имея законы, формулы и т.п., по которым возможно предвидеть будущее и восстанавливать прошлое. Философ хочет и должен прояснить, что такое по существу «вещи», «события», «законы природы». Наука строит теорию для решения своих проблем, а философ пытается выяснить, что такое теория, что вообще делает ее возможной[202]. Эти положения следует видеть в свете тенденции сциентизма, характерной для философии конца прошлого – начала нынешнего века. Ей свойственны вера в науку и прогресс научного знания и соответственно стремление придать философским текстам научную или наукообразную форму за счет «простоты», «строгости», рефлексии над содержанием и объемом понятий, уточнения условий истинности высказываний и т.д.
Сциентистские установки оказали значительное влияние как на самого Гуссерля, так и на его последователей, но чем дальше, тем больше становилась ясной несовместимость «строгой научности» и феноменологических методов. Два основных принципа феноменологии в интерпретации Гуссерля – это требование опытного обоснования всего нашего знания и принцип беспредпосылочности.
Согласно первому из них, всякое знание должно получить оправдание в непосредственном созерцании, в интуиции. Истина должна быть «самоочевидной», обладать абсолютной, всеобщей обязательностью, свойством «самораскрытия», «самопроявления». В таком случае неизбежен вопрос о том, что и как соответствует нашим мыслям, восприятиям, чувствам в окружающем мире. Здесь вступает в дело принцип беспредпосылочности, согласно которому невозможно принять какую-либо философскую доктрину в качестве готовой предпосылки, т.к., по мнению Гуссерля, в сфере философии мы обязательно опираемся на так называемую естественную установку сознания. Она заключается в следующем: я, как субъект познания и сознания, нахожу пространственно-временную действительность, которая мне противостоит и к которой я принадлежу сам, и считаю ее налично существующей, приписывая ей наличное бытие, именно такое, каким оно мне представляется. Естественная установка, пишет Гуссерль в другой работе, является формой осуществления совокупности жизни человечества, протекающей естественно-практически.
«Она была – от тысячелетия к тысячелетию – единственной формой до тех пор, пока не возникла, на основе науки и философии, своеобразная склонность к ее преобразованию»[203].
Не только «повседневная», «естественно-практическая» жизнь основывается на «естественной установке», но и научное познание опирается на непосредственную уверенность в существовании окружающего мира. Однако эта установка не гарантирует нам истинного понимания мира, следовательно, она должна быть изменена, и именно таким образом, чтобы дать нам уверенность в истинности содержания нашего сознания. Изменение естественной установки связано у Гуссерля с разработкой так называемого трансцендентального метода понимания сознания. Понимание, по этому методу, связано с уяснением того обстоятельства, что феноменология основывается, как совершенно справедливо отмечает Н.В. Мотрошилова, на парадоксальном для традиционной гносеологии принципе, смысл которого в том, что через предметности сознания нам очевидным и полным образом «даются» вещи и вещественные содержания, связи, как они существуют сами по себе; иного способа «данности» вещей, нежели через предметности сознания, не существует; однако и сами предметности сознания, и объединяющие их внутренние связи, необходимые отношения коренным образом отличаются от необходимых связей и отношений самих вещей. И хотя о бытии вещей мы можем судить не иначе, как через соответствующие высказывания о бытии,
«мы впали бы в грубую ошибку, если бы о „бытийствовании“ предметов сознания, о бытии истин судили на основе того, что мы – как раз через эти истины – узнали о бытии вещей»[204].
Естественно, что такая установка на исследование сознания не может быть «беспредпосылочной»; напротив, она предполагает субъективно-идеалистическую трактовку сознания.
Для нас здесь важно другое. Исходя из очерченного выше понимания сознания, Гуссерль предложил ряд интересных идей, важных для любого исследования сознания. Во-первых, сознание всегда рассматривается как «поток», причем само сознание способно придавать этому потоку целостную форму, синтезировать его отдельные элементы в
