Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф
Мы также наблюдаем некое единообразие, о космополитизме которого мы уже говорили, в политических институтах европейских государств, которые тогда были в процессе формирования. Повсюду этот процесс продолжается по тому же общему принципу – феодальная монархия, характерная система правления.
Наконец, как мы уже видели[150], папство было настоящей космополитической силой практического свойства; ведь, по его мнению, всечеловеческое общество должно распространять свое влияние повсеместно.
В заключение следует заявить, что все вышеупомянутое не подразумевает, что ментальность XIII века находилась на неизменном уровне единообразия. Ни в коем случае. Человеческая натура всегда сложна; и не важно, сколь обще может быть явление в условиях общества, рядом с ним всегда возникает некое вторичное явление противоречивого характера. Это мнение должно конечно же быть принято во внимание, но без преувеличения их важности или значения. Всегда будет верно, что матери в большинстве своем любят своих детей, несмотря на тот факт, что существуют некоторые бессердечные матери. Точно так же уважение к власти было превалирующим в XIII веке, вопреки возникновению некоторых явных микробов бунта против дисциплины Церкви и власти государства. Единству католической веры не наносили ущерб разнообразные ереси и предрассудки, а неумеренности некоторых баронов не ослабляли добродетели феодальных обычаев. Протесты небольшой группы завистливых мистиков против богатого убранства не уничтожили восхищения целого века красотой его самобытного искусства, а слабые моральные устои некоторых представителей духовенства не наносили общего ущерба чистоте жизни в этом слое общества.
Дух Средневековья нельзя точно понять только из списка анекдотов, исключительно из прочтения произведений сатириков, трудов проповедников и из мифотворчества, а также из определенных исторических хроник и записей, темперамент или обязанности авторов которых могут подтолкнуть их к преувеличениям. Наоборот, реальная задача и смысл в том, чтобы выяснить, описывают ли эти факты, анекдоты и карикатуры (чье имя легион) обычные или исключительные случаи, являются ли они по большей части характерными для того отрезка времени и выражают ли они и достигают ли настоящих глубин средневековой души.
Также и в философии несколько отдельных случаев скептицизма не умаляют общей доктринальной убежденности, которая характерна для средневековых философов. И точно так же большое число систем мысли и атмосфера соперничества, в которой они были рождены, вполне могут быть согласованы с господством философии, которое было поистине космополитическим, как и сама схоластическая философия.
Глава шестая
Оптимизм и безличность
I. Оптимизм в философии, искусстве, религии
Оптимизм средневековой мысли – еще одна черта, которая выступает как характерная для всей цивилизации. XIII век – это конструктивный период в любой сфере. Но такое проявление конструктивной энергии и такая реализация на практике влечет за собой уверенность в человеческих ресурсах и способностях. И XIII век обладал этой уверенностью в изобилии. Он не только питал страсть к идеалам, но знал, как реализовать их в конкретной форме и практической жизни.
Когда имеешь дело с научной классификацией и философскими системами, оптимизм означает уверенность в силах разума, ясность в интеллектуальном труде. Без такой веры разве можно собраться с храбростью упорядочить все человеческие науки и, главным образом, разве можно тратить энергию на тщательное упорядочение многочисленных частей системы, столь обширной, как схоластическая философия?
Несомненно, можно в отношении власти рассудка понимать внешние реальности, познать все до определенной степени[151]. Субъективизм, который заключает разум в замкнутый круг его же впечатлений, был чужд духу того времени. Так, когда Николай из Отрекура, называемый иногда Юмом XIII века, учил в Париже тому, что существование внешнего мира нельзя доказать, что принцип причинной связи не без объективной обоснованности, он был явным исключением, и поэтому его считали любителем парадоксов. Культурные умы того времени единодушно полагались на человеческий разум. Откровенно догматичная, схоластическая философия считает, что человеческий интеллект был создан для того, чтобы познать истину, точно так же как огонь был сотворен, чтобы гореть. Определенно, философы XIII века полагали, что человеческий интеллект имеет свои пределы, – они обладают очень посредственными знаниями обо всем, – но в этих рамках они им полностью доверяли; они для них были искрой, зажженной от факела вечной истины. Эта концепция уверенности не включает и не исключает нашей современной эпистемологии; подобно всему, что принадлежит средневековому гению, она есть sui generis (единственная в своем роде).
Схоластика не менее оптимистична в своих моральных учениях. Она считает, что счастье состоит в наиполнейшем по возможности развитии личности. Она учит, что ничто не может вычеркнуть из сознания фундаментальные принципы морали.
Соответственно, она утверждает, что даже самый безнравственный человек все же сохраняет коренное стремление к добру – стремление, которое говорит о том, что его исправление всегда возможно[152].
В сфере искусства оптимизм и ясность еще более очевидны; ведь искусство возникает из сердца, которое понимает радость даже лучше, чем дух. В Chansons de geste (песнях о деяниях) появляется радость жизни и свежесть образов, которые обогащают любовь между рыцарями и дамами, дыхание природы, которое говорит об абсолютном счастье, ощущаемом в жизни среди ее щедрых подарков и чудес. Всем нам известно, какое чистое и трепетное стихотворение «Цветочки» святого Франциска и что оно выражает, как и «Божественная комедия» Данте, не только восхваление Божественного творения и искупления, но и воспевание удовольствий на фоне природы.
Нужно ли говорить о готических соборах, поскольку они тоже воспевают гимн радости, триумф природы и Бога? Их высокие своды, залитые светом, их витражи, сверкающие на солнце, словно восточные гобелены, и благородные и выразительные своды с их изобилием фресок, фигур и символов, не могут быть работой людей, которые относятся к жизни