О положении вещей. Малая философия дизайна - Вилем Флюссер
Темой, на которой мы сосредоточиваемся в данном тексте, является третья промышленная революция – переход от машины к аппарату. Он еще в полном ходу, и исход его непредсказуем, а потому мы задаемся вопросом: как будет выглядеть фабрика будущего, фабрика наших внуков? C трудом поддается определению даже само слово «аппарат»; возможным ответом здесь было бы следующее: машина – это инструмент, сконструированный в соответствии с научной теорией, прежде всего физической и химической; аппараты же, помимо этого, могут воплощать собой нейрофизиологические и биологические теории и гипотезы. Иначе говоря, инструменты – это эмпирические симуляторы тела и рук, машины – механические, а аппараты – нейрофизиологические. Речь идет о создании всё более совершенных симуляций генетической, передаваемой по наследству информации, касающейся оборота предметов. Аппараты представляют собой наиболее эффективный из всех разработанных на данный момент методов оборота. Можно не сомневаться в том, что фабрика будущего будет работать еще более гладко, чем нынешняя фабрика, равно как и в том, что соотношение между человеком и инструментом будет переосмыслено совершенно иным образом. Следовательно, надо исходить из того, что можно будет преодолеть безумной степени отчуждение человека от природной и культурной среды, кульминация которого приходится на машинную революцию. Фабрика будущего перестанет быть сумасшедшим домом и станет скорее местом, где может претворяться в жизнь творческий потенциал homo faber.
Под вопросом прежде всего оказывается соотношение человека и инструмента. Это вопрос топологии, можно сказать, даже архитектоники. Пока производство возможно без применения инструмента, то есть пока homo faber взаимодействует с окружающей средой непосредственно с помощью рук, изымая из нее вещи и преображая их, фабрика не может быть локализована в пространстве, у нее нет топоса. Первобытный человек, помещающий в своем пространстве так называемые эолитические орудия, осуществляет производство повсюду и нигде одновременно. Как только на арене появляются инструменты, в мире должны и даже обязаны сформироваться специальные производственные пространства – к примеру, такие, где из горного массива добывается камень, и такие, где этот камень затем обрабатывается, чтобы быть примененным и переработанным. Подобные фабричные пространства – это сферы, в центре которых помещается человек, а от него по направлению вовне концентрическими кругами распределяются инструменты, в свою очередь окруженные природой. Подобную архитектуру фабрики мы можем наблюдать практически на протяжении всей истории человечества. Но с появлением машин она меняется, и в частности следующим образом: поскольку в центре отныне помещается машина, благодаря своей долговечности более ценная и значимая для фабричного производства, чем человек, человеческая архитектура должна быть подчинена машинной. Вначале в Западной Европе, в дальнейшем вдоль восточного побережья Северной Америки, а затем и повсюду появляются гигантские средоточия машин, образующие логистические узлы. Связующие нити этой сети, с одной стороны, амбивалентны, но с другой стороны, их можно подразделить на идущие к центру и идущие от центра. Благодаря центрипетальным каналам машины засасывают людей и предметы окружающей среды, чтобы взять их в оборот и переработать. По центрифугальным каналам расходятся преобразованные люди и предметы. В этой сети машины связаны между собой и образуют комплексы, а те в свою очередь – промышленные парки, а человеческие поселения локализованы так, что из них людей засасывает в машины – чтобы после того, как из них в заданном ритме что-то выкачали, их выбросило бы обратно. В эту механическую воронку согласно круговой динамике вовлечена и вся природа. Так выглядит структура фабричной архитектуры XIX–XX веков.
С появлением аппаратов эта структура должна в корне измениться – не только потому что у аппаратов больше оборот, а потому они по определению меньше и дешевле машин, но и потому что, вступая в отношения с человеком, они перестают быть константой. Становится всё очевиднее, что отношения «человек – аппарат» должны в корне измениться и что оба элемента могут функционировать лишь во взаимодействии друг с другом: как человек будет состоять на службе у аппарата, также и аппарат – на службе у человека. Аппарат будет делать только то, чего хочет человек, но и человек может хотеть лишь того, что в состоянии произвести аппарат. Складывается новый метод фабрикации, т. е. функционирование: человек – это функционер на службе у аппаратов, чья функция, в свою очередь, заключается в том, чтобы выполнять функцию человека. Этот новый человек, функционер, связан с аппаратами тысячами зримых и незримых нитей: куда бы он ни шел, где бы ни сидел и не лежал, он является носителем аппаратов (или становится несомым этими аппаратами) и что бы он ни делал и что бы ни претерпевал – всё можно обозначить как аппаратную функцию.
На первый взгляд кажется, будто мы возвращаемся в доинструментальную фазу производства. Подобно первобытному человеку, который вторгался в природу непосредственно с помощью рук, и потому производство было одновременно всегда и повсюду, функционеры будущего, снабженные мельчайшими, крошечными или даже и вовсе невидимыми аппаратами, будут производить повсюду и всегда. Так что не только огромным промышленным комплексам эпохи машинного производства суждено вымереть, аки динозаврам, и в лучшем случае занять место в исторических музеях – сама мастерская окажется избыточной. Благодаря аппаратам везде и повсюду у каждого с каждым установится обратная связь, и посредством этих связующих кабелей и аппаратов и будет происходить изъятие из окружающей среды, обработка и переработка.
Однако в подобной телематической, постиндустриальной, постисторической точке зрения на будущее homo faber скрыт свой недостаток. На самом деле, чем сложнее становится инструмент, тем более абстрактными становятся его функции. Доисторический человек, простиравший к предметам руки, старался обойтись конкретной унаследованной информацией о том, как обращаться с изъятыми из среды предметами. Производитель рубил, гончар, сапожник вынуждены были, чтобы научиться пользоваться инструментами, обрести необходимую информацию опытным путем. Взаимодействие с машинами требовало уже не только эмпирического опыта, но и владения теоретической информацией, что объясняет введение обязательного
